8 июня 1938-го года
из дневников
Александр Гладков, драматург, 26 лет, Москва (В.Э. - Всеволод Мейерхольд; К.С. - Константин Станиславский):
8 июня.
Побыв часок на службе и просмотрев кучу старых программ, чтобы как-то ориентироваться, я удрал и отправился к В.Э. Он был один, и я просидел у него три с лишним часа. Говорили на тысячу тем.
В.Э. считает свой новый «союз» (он так и говорит «союз») со Станиславским имеющим не только лично-биографическое, но и принципиально-программное, историческое значение. О самом К.С. он отзывается тепло и восторженно. Впрочем, экзамены в Студии, на которых он бывал, видимо не произвели на него большого впечатления - во всяком случае, он согласился с моим отзывом о том, что видел я. Неодобрительно отзывается о помощниках К.С. По его словам, качество актерского матерьяла в ГЭКТЕМАСе в его лучшие годы было выше, чем в Студии, потому что был вернее критерий отбора. Из студентов драматического отделения он не отметил никого. Из вокалистов очень хвалил Соловьеву, певшую арию из «Чио-Чио-сан» (когда у нее печалятся глаза, то никнут и руки - замечательная естественная координация телесного аппарата).
В.Э. рассказывает, что Щукин прислал ему письмо, где пишет, что в редакции исказили его интервью зимой, и обрадовался, когда В.Э. в ответ позвонил ему.
Как-то ночью он встретил на улице Яхонтова и тот бросился к нему, но В.Э. не подал ему руки (Яхонтов двусмысленно выступил в разгар кампании в связи с закрытием театра).
Недавно он был вдруг приглашен на прием в НКИД по случаю отъезда американского посла. Там его окружили иностранные журналисты и не отходили от него. «Не знал, как отделаться».
Очень хвалил Ильинского как чтеца, противопоставляя его Яхонтову. «Яхонтов манерен».
В его режиссерских планах постановка «Дон Жуана» Моцарта в Оперном театре им. Станиславского и новые оперы Шостаковича и Прокофьева. «Хорошо бы на базе Студии Станиславского возродить наш НИЛ. Подумайте об этом...»
Я предложил ему что-нибудь поставить на эстраде, рассказав о своей службе. Какую-нибудь композицию с участием З.Н. Он поблагодарил меня, однако решительно отказался от встречи с Радомысленским, о которой тот меня просил. «Не люблю его. Это проходимец, вроде Кудлая. Я согласен только в том случае, если все дела буду иметь только с вами...»
Говорили еще о многом: о его теперешнем быте, о сюжетах Лермонтова в музыке, об эстраде и цирке, о его привычке и доверии ко мне.
Михаил Пришвин, 65 лет, Загорск:
8 июня.
Чтобы сделать что-нибудь, нужно время подумать. И люди, расчленяя операции дела, разделяли их по способностям, разделили и это: одни стали думать, другие по их указанию делать.
...
Смотришь на цветущий луг, - это одно, и смотришь дома на единственный цветочек, взятый с того же луга, - это совсем другое. То же самое лес и маленькое деревце из того же леса, пересаженное в свой огород. Миры одинаково прекрасные, но разные, и есть люди, которые любят плавать по морям, и есть любители комнатного аквариума, своего рода большевики и меньшевики: одни смотрят на массы, другие на личность.
И так на лугу, как у людей, жизнь всего луга движется по какой-то большой правде и жизнь цветка отдельного - по своей маленькой. Личные счеты тоже и у них там, на лугу, в огромной силе, и, может быть, победа отдельных цветов является согласием своей маленькой правды отдельного цветка с жизнью всего великого луга, и там у них тоже заморыши оттого и хиреют, что способны думать лишь о себе.
Внутренняя жизнь природы - это я, или душа человека, и если надо что-нибудь в природе понять, то надо просто углубиться в себя, в то же время не выпуская из вида внешнего облика того, что захотелось <приписка: в природе> понять.
Как скоро все растет, в какие большие шишки [превратились] те красные пальчики.
Заслонив вечернее солнце густой кроной какого-то дерева, смотрел на танцующий в золотых лучах мир насекомых.
Зашел посмотреть то местечко на Крючикове, где было так много ландышей и где у меня рождались поэтические замыслы и по мере сил моих осуществлялись Ничего особенно не произошло тут, те же две сосны сплели свои корни, как руки, так, что на сплетение удобно было сесть. Только людей заметно прибавилось, всюду лежали клочья газетной бумаги и скорлупа яиц. Та же самая звучала приятная мне флейта иволги, и кусты орешника по-прежнему были густые, и я сам как будто мало изменился. Но ландышей в тех ореховых зарослях вовсе не было, ни одного. Их ведь тысячи были, а теперь ни одного! За десять лет сколько прибавилось [всего]. И я книг много написал и получил много похвал, все хорошо! и только ландышей нет.
Кира Головко, актриса, 19 лет, студентка, Москва:
8 июня.
Только что отправила второе письмо Агранову. Да, да, - переписка началась. Я написала письмо, он ответил. Во всяком случае, он мне интересен, а кончиться просто так это всё равно не могло.
Возможно, что я буду сниматься в фильме «Александр Невский». Вызвали меня неожиданно на кинофабрику. Мне кажется, что я всё-таки не подойду, а хотелось бы развлечься.
Какие-то тяжкие предчувствия у меня относительно театра. Скорее бы осень. Скорее бы работать, учиться, скорее бы стать актрисой. У меня должен быть талант, должен. Иногда меня пугает мысль, что может быть это ошибка, что нет у меня таланта, что я тогда буду делать в театре? Но талант должен быть, и он есть.
Хочется любви. Я не люблю этого ощущения. Но ясно его чувствую. Давно не было увлечения. Последний Юрий, но это было ненастоящее. Может быть Агранов? Не знаю. Он мне нравится. Чем? Бог весть, стараюсь не думать. Наверное, тоже будет ненастоящее. Но сейчас хочется, чтобы меня любили. Вспоминаю почему-то часто Костю.
Лемешеву, говорят, 31 год. Познакомлюсь ли я с ним когда-нибудь? Голос его мне страшно нравится, не с чьим его не сравню.
Увижу ли я Таню до её отъезда на юг? Хочется.
...
Александр Гладков, драматург, 26 лет, Москва (В.Э. - Всеволод Мейерхольд; К.С. - Константин Станиславский):
8 июня.
Побыв часок на службе и просмотрев кучу старых программ, чтобы как-то ориентироваться, я удрал и отправился к В.Э. Он был один, и я просидел у него три с лишним часа. Говорили на тысячу тем.
В.Э. считает свой новый «союз» (он так и говорит «союз») со Станиславским имеющим не только лично-биографическое, но и принципиально-программное, историческое значение. О самом К.С. он отзывается тепло и восторженно. Впрочем, экзамены в Студии, на которых он бывал, видимо не произвели на него большого впечатления - во всяком случае, он согласился с моим отзывом о том, что видел я. Неодобрительно отзывается о помощниках К.С. По его словам, качество актерского матерьяла в ГЭКТЕМАСе в его лучшие годы было выше, чем в Студии, потому что был вернее критерий отбора. Из студентов драматического отделения он не отметил никого. Из вокалистов очень хвалил Соловьеву, певшую арию из «Чио-Чио-сан» (когда у нее печалятся глаза, то никнут и руки - замечательная естественная координация телесного аппарата).
В.Э. рассказывает, что Щукин прислал ему письмо, где пишет, что в редакции исказили его интервью зимой, и обрадовался, когда В.Э. в ответ позвонил ему.
Как-то ночью он встретил на улице Яхонтова и тот бросился к нему, но В.Э. не подал ему руки (Яхонтов двусмысленно выступил в разгар кампании в связи с закрытием театра).
Недавно он был вдруг приглашен на прием в НКИД по случаю отъезда американского посла. Там его окружили иностранные журналисты и не отходили от него. «Не знал, как отделаться».
Очень хвалил Ильинского как чтеца, противопоставляя его Яхонтову. «Яхонтов манерен».
В его режиссерских планах постановка «Дон Жуана» Моцарта в Оперном театре им. Станиславского и новые оперы Шостаковича и Прокофьева. «Хорошо бы на базе Студии Станиславского возродить наш НИЛ. Подумайте об этом...»
Я предложил ему что-нибудь поставить на эстраде, рассказав о своей службе. Какую-нибудь композицию с участием З.Н. Он поблагодарил меня, однако решительно отказался от встречи с Радомысленским, о которой тот меня просил. «Не люблю его. Это проходимец, вроде Кудлая. Я согласен только в том случае, если все дела буду иметь только с вами...»
Говорили еще о многом: о его теперешнем быте, о сюжетах Лермонтова в музыке, об эстраде и цирке, о его привычке и доверии ко мне.
Михаил Пришвин, 65 лет, Загорск:
8 июня.
Чтобы сделать что-нибудь, нужно время подумать. И люди, расчленяя операции дела, разделяли их по способностям, разделили и это: одни стали думать, другие по их указанию делать.
...
Смотришь на цветущий луг, - это одно, и смотришь дома на единственный цветочек, взятый с того же луга, - это совсем другое. То же самое лес и маленькое деревце из того же леса, пересаженное в свой огород. Миры одинаково прекрасные, но разные, и есть люди, которые любят плавать по морям, и есть любители комнатного аквариума, своего рода большевики и меньшевики: одни смотрят на массы, другие на личность.
И так на лугу, как у людей, жизнь всего луга движется по какой-то большой правде и жизнь цветка отдельного - по своей маленькой. Личные счеты тоже и у них там, на лугу, в огромной силе, и, может быть, победа отдельных цветов является согласием своей маленькой правды отдельного цветка с жизнью всего великого луга, и там у них тоже заморыши оттого и хиреют, что способны думать лишь о себе.
Внутренняя жизнь природы - это я, или душа человека, и если надо что-нибудь в природе понять, то надо просто углубиться в себя, в то же время не выпуская из вида внешнего облика того, что захотелось <приписка: в природе> понять.
Как скоро все растет, в какие большие шишки [превратились] те красные пальчики.
Заслонив вечернее солнце густой кроной какого-то дерева, смотрел на танцующий в золотых лучах мир насекомых.
Зашел посмотреть то местечко на Крючикове, где было так много ландышей и где у меня рождались поэтические замыслы и по мере сил моих осуществлялись Ничего особенно не произошло тут, те же две сосны сплели свои корни, как руки, так, что на сплетение удобно было сесть. Только людей заметно прибавилось, всюду лежали клочья газетной бумаги и скорлупа яиц. Та же самая звучала приятная мне флейта иволги, и кусты орешника по-прежнему были густые, и я сам как будто мало изменился. Но ландышей в тех ореховых зарослях вовсе не было, ни одного. Их ведь тысячи были, а теперь ни одного! За десять лет сколько прибавилось [всего]. И я книг много написал и получил много похвал, все хорошо! и только ландышей нет.
Кира Головко, актриса, 19 лет, студентка, Москва:
8 июня.
Только что отправила второе письмо Агранову. Да, да, - переписка началась. Я написала письмо, он ответил. Во всяком случае, он мне интересен, а кончиться просто так это всё равно не могло.
Возможно, что я буду сниматься в фильме «Александр Невский». Вызвали меня неожиданно на кинофабрику. Мне кажется, что я всё-таки не подойду, а хотелось бы развлечься.
Какие-то тяжкие предчувствия у меня относительно театра. Скорее бы осень. Скорее бы работать, учиться, скорее бы стать актрисой. У меня должен быть талант, должен. Иногда меня пугает мысль, что может быть это ошибка, что нет у меня таланта, что я тогда буду делать в театре? Но талант должен быть, и он есть.
Хочется любви. Я не люблю этого ощущения. Но ясно его чувствую. Давно не было увлечения. Последний Юрий, но это было ненастоящее. Может быть Агранов? Не знаю. Он мне нравится. Чем? Бог весть, стараюсь не думать. Наверное, тоже будет ненастоящее. Но сейчас хочется, чтобы меня любили. Вспоминаю почему-то часто Костю.
Лемешеву, говорят, 31 год. Познакомлюсь ли я с ним когда-нибудь? Голос его мне страшно нравится, не с чьим его не сравню.
Увижу ли я Таню до её отъезда на юг? Хочется.
...