17 марта 1943-го года
из дневников
Дмитрий Жигунов, 37 лет, майор, Ленинград:
17-18 марта день как обычно прошёл без каких-либо изменений, в Ленинграде всё по-старому.
18 марта получил приказание явиться в 21 часу к Заместителю Командующими Войсками Внутренней Обороны города Ленинграда Полковнику Желнину и вот сейчас, только что пришёл из штаба ВВОГ - время 24.00 пригласили к Командующему Генерал-майору Попову - приняли очень хорошо, оказывается, собрали весь материал, где я служил с первых дней войны и все боевые характеристики на меня и всё говорят на «отлично», было предложено три должности и все хорошее если делать себе послевоенную карьеру - то лучше не нужно, а было бы, но я согласился на другое и получил предписание с 19 марта я приступаю к исполнению обязанностей в качестве командирав в 131 отдельного пулеметно - артиллерийского Батальона ВВОГ, завтра еду его принимать, он расположен на Северной окраине Ленинграда.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
17 марта.
Наш Западный фронт широко наступает. Взяты вновь десятки селений, железнодорожных станций. Северо-Западный фронт вышел на шоссе Шимск - Старая Русса (!). Ожесточенные бои на Донце.
В Ленинград едет Дзиган, прислал уже три телеграммы, просит дать сценарий... Опять, как десять лет тому назад...
Всеволод Иванов, писатель, 49 лет, Москва:
17 марта. Среда.
На улице солнце, тишина, тепло.
Встретил В. Кирпотина, бледного, в черной одежде.
- Как живешь, Валерий?
- По сводке, - ответил он.
Пришел Николай Владимирович, написали письмо в арт. училище, где его сын учится. Обещали достать бумагу, но для этого, мол, надо командировать сына. Отбивали кошки от ботинок, кошки на свалку, ботинки ребятам на ноги.
На юге наше отступление продолжается. В «Правде» напечатано неопределенное мычание, из которого все же можно понять, что дела на Северном Донце - дрянь.
Распахнули, было, мы ворота на Украину, а въехали, выходит, в подворотню к калитке. Гадко на душе. «Сеяй слезами, радостью пожнет...?» Да, пришлось немцу нам зуба дать!
Таня получила 376 рублей, за «Партизанки», не напечатанную статью в «Известиях». Вот на это и живу. Тьфу!
Писал пьесу. Звонила Нина Владимировна Бажан - как здоровье? Нет ли новостей от Николая Платоновича? - Получила письмо. А вы что делаете, Всеволод Вячеславович? - Пишу пьесу. - Молчание. - Что такое? - Да очень удивительно, как в такое время можно писать пьесу. О чем? - О любви. - Опять молчание, еще более удивленное. - К Николаю Платоновичу не собираетесь? - Куда? Он скоро ко мне приедет.
У нас в Сибири, а затем читал в сборнике самарских сказок, есть побывальщина. Жил-был великий разбойник. Много он награбил золота, серебра, драгоценных камней. Чует, смерть близка... Отдавать сокровища близким - жалко, все дураки. Он их решил закопать, клад устроить. «Ну, чего тебе закапывать? - говорят ему. - Разве от русского человека можно что-нибудь скрыть. Он все найдет». - «Я положу зарок». - «Какой же ты положишь зарок?» - «Я такой зарок положу, что пока существует русская земля, того клада не выроют». Закопал он клад в твердую, каменистую почву и заклял зароком - тому получить клад, кто выроет его без единой матерщины!.. И прошло 100 лет и 100 людей рыли тот клад и не нашлось ни одного, кто бы не выматерился. Так он и лежит по сие время.
Что такое искусство? Мыльный пузырь. Кто были Гомер, Еврипид, Шекспир или безымянный автор «Слова о полку Игореве»? Тогда как биографии великих истребителей человечества, преступников в сущности, великолепно известны - Александр Македонский, Цезарь, Наполеон и сегодняшний дьявол - Гитлер. Я говорю не к тому, что искусство важнее войны (хотя эта мысль тоже не так уж плоха), а к тому, что если встать на точку зрения людей, говорящих, будто бы человечество эволюционирует (Спенсер и другие), то почему же оно тогда помнит только о солдатах и войне? Стало быть, война - явление тоже прогрессивное? Война приносит пользу человечеству? Чингис-хан, Батый, Наполеон?!..
В Сибири зверовщики ходят на сидьбу (сторожку) до росы, надев сапоги с деревянными подошвами, чтобы своим следом не «надушить». Так вот войны так в нашей жизни надушили, что и дохнуть нельзя.
Георгий Князев, историк-архивист, 56 лет, ответственный работник Архива АН СССР, ленинградец в эвакуации в Казахстане (Боровое):
17 марта. Очень жуткое настроение. Выдержим ли мы такое напряжение сил? Опять все приуныли. «Началась та же история, что и в прошлом году», - сказала мне с безнадежностью сегодня одна из обитательниц нашего «корабля». «Да, в 1943 году нам в Ленинград не попасть», - сказал другой.
Взаимоуничтожение борющихся принимает сверхчудовищные размеры. Обе стороны дерутся с невероятным упорством. Все разорено, где прошла война; нищета кругом. Экономика Европы трещит по всем швам и лопается даже на крепких местах.
«Правда» перестала выходить один раз в неделю (по вторникам). Газетный материал сух и официален, как иначе и быть не может во время войны. Мы получаем «Известия», и часто в них нечего читать. Поэтому и делать какие-либо заключения очень трудно о нашей экономике. Пишут давно, что экономика Финляндии и Румынии развалилась, а они все действуют и активно помогают Германии! Италия потерпела столько поражений и все-таки цела и не развалилась! О «втором фронте» совсем замолчали. Англичане и американцы по-прежнему заняты больше всего декларациями. Им что! Взаимоуничтожение дерущихся насмерть противников им только выгодно. Пусть дерутся фрицы и Иваны до полного изнеможения. Ведь так повелось, что последнее сражение всегда выигрывает Англия.
Сегодня целый день работал по истории Академии наук, а вечер посвятил своим лекциям по исторической географии мира.
Все пытаюсь отдать себе отчет в прошлом и настоящем нашей цивилизации и о грядущих судьбах человечества.
Диалог с одним ученым:
- Какая роскошная природа здесь. Звезды какие ясные! Лес, скалы, внизу налитое до краев озеро. Тишина и безмятежность. У природы нужно учиться...
- Чему?
- Простоте и ясности. Природа - великий учитель.
И собеседник вдруг неожиданно рассердился.
- Природа - чертова перечница, - сказал он со злобой. - Природа все перемалывает. Крутится, вертится, создает и разрушает, невзирая на объекты - будь то муха цеце или штурмовик из отряда СС, ихтиозавр или Александр Македонский, чумная бацилла или светлая мысль о любви к людям такого чистого мечтателя. как Иисус или Лев Толстой... И ничего природе не близко и не далеко. Только бы двигалось, вертелось. И всего меньше дела до ее величайшего «достижения» - человека с его чудесным мозгом... Все движется, все вертится, все кружится, создается и разрушается. Это и есть природа. Это и есть Природа, если хотите, с большой буквы. Мозг Ньютона или Аристотеля не ценнее павлиньих перьев или клыков мамонта... И Мадонна в высшем обоготворении своей женственности и самка клопа с точки зрения природы только разновидности... И так положено, чтобы жить. т. е. двигаться, нужно питаться, преодолевать препятствия, а все. что мешает этому. - убивать, уничтожать, съедать. Океан 6росает[ся] на землю, земля ежится в складках, клокочет прорывающейся лавой, трясясь, разрушает все. что было на поверхности... Будь то младенцы и матери, седые, умудренные опытом старцы иди пылкие, жаждущие жизни юноши или девушки! Волна океана или страшное землетрясение - все смывает или испепеляет. Один народ бросается на другой. И умные, образованные, культурные, нравственные, стыдливые люди убивают, насилуют, грабят, мучают, пытают, издеваются, разрушают... Такова природа И вот это бесконечное небо, полное таинственных мерцающих лампад-звезд - не храм, а арена-«цирк» огромных размеров, где не жалкие особи на какой-то ничтожной Земле, а целые необъятные миры сталкиваются, горят, разлетаются вдребезги, рождают новые миры... И так без конца... И так без конца.
Собеседник вдруг сразу умолк, точно сник. И грустно улыбнулся:
- Простите за вспышку. - сказал он как бы в оправдание. - Наболело. Н он глубоко вздохнул.
- Так как же вы живете?
- Живу, потому что не могу сам умереть. Ничто не может самоуничтожаться. Уничтожает тот, кто создает - Природа. Но человек вышел из ее повиновения и осознал самого себя. Это непредвиденное исключение. Поправка природы человеком. Вот я и живу мечтой об этой поправке. Не для себя, не для своего времени, а для других, для будущего. Вот почему я не пессимист - черный и мрачный, не отрицатель, не циник... Я - неисправимый тихий и наивный мечтатель...
Евгения Руднева, студентка МГУ, 22 года, штурман женского авиационного полка ночных бомбардировщиков, Краснодарский край:
17 марта. Вот хочется иногда рассказать все сразу - много-много, а можно сказать - язык пристанет к горлу и ничего не скажешь... Ветер, летать нельзя.
11 марта 1943 года я прошла парткомиссию; спросили главное: сколько потерь ориентировок в эскадрилье? Иду вчера ночью домой и мечтаю: «Нашлась бы добрая душа, чтобы пришла я сейчас домой, а письма мне лежат на кровати». Прихожу, а пять писем лежат на тумбочке. Вечером мы с Лидой набили матрацы тростником и топили целый вечер. Вот и все на сегодня.
Георгий Славгородский, школьный учитель, станет Гером Советского Союза (посмертно в 1945-ом), 28 лет, политрук, Сталинградская область (восточный берег Волги):
17 марта.
Средне-Погромное. Я к себе испытываю ненависть. За то, что вшей никак не выведу, за мягкосердечие, за самомнительность и чрезмерное старание.
Я удивляюсь, что у меня сейчас меньше волевых качеств, чем когда я был младшим командиром.
Одолевают чиновничьи страсти, чего я ненавидел: стараюсь, волнуюсь, теряю человеческое достоинство и свои качества.
Стараюсь перед всеми быть добрым, и чтоб все было хорошо. Больше требовательности, больше хладнокровия!!!
Вот чувствую, что все это мне по плечу, что нужно решительней браться, а я все еще присматриваюсь, ознакамливаюсь - все еще в засаде, а нужно все выходить и нападать.
Вот натура ожидает, чтоб по голове ударили. Тогда уже наверняка дело пойдет. Вот поменял бы чин на независимость, а если уж взялся, то хочется вытянуть, справиться, суметь.
Чиновничьи страсти.
Вот в чем заключается руководство: прийти и придраться, а не помочь. И все это для того, чтоб опорочить другого, а самому выдвинуться...
Мне теперь понятно, почему люди желают на фронт, нежели заниматься муштрой, находясь в тылу. Иногда это голословно говорится для блеску, но зачастую это верно. Мелкому чину всегда угрожают, всегда трясут кулак у него перед носом, и он этого больше боится, чем фронта, где ему представляется самостоятельность, нет придирок к каждой мелочи (хотя это справедливо только к рядовым). Их, как собак, воспитывают злыми, а для этого их дразнят.
Меня сегодня обидел комиссар полка. Ни с сего, ни с того: «распиздяй», «если у вас обнаружат беспорядки, то вам не быть даже красноармейцем». Чем же я обязан выслушивать такие оскорбления и такие незаслуженные угрозы. И в этом заключается руководство, воспитание подчиненных. Какая-то глупая придирчивость: сам же ходатайствовал о переводе на командирскую работу, и сам же теперь вымещает злобу за уход с политической работы.
Меня зло берет за мою покорность и безответственность. И я с своим характером вдруг превратился в такую подлую душонку. Но я не дам себя в обиду: сейчас я буду справедливо деликатным, а когда заслужу в боях авторитет, почувствую себя тверже, я не побоюсь никого.
А быть таким, каким я сейчас, то на бедного Макара будут все шишки валиться.
Самому же стараться не быть таким грубым и несправедливым с подчиненными.
Организую учебу, а учить некого, сам учусь, борюсь с вшами, стреляю, запутываюсь в мелочи - живу бесцветной жизнью. Показные занятия, инструктаж наряда, бумажные дела - вот моя работа.
Вчера Пирогов расстрелял мои часы. И попал же, черт. Какое-то настроение безразличное. Я стрелял, не попал в часы, а бутылку с одной пули - горлышко, с другой донышко, а часы каждый раз на землю шлепались.
Софья Аверичева, актриса Ярославского драмтеатра, 28 лет, фронтовая разведчица, Смоленская область:
17 марта. Наконец-то лед тронулся и у нас. Мы наступаем! Какое это великое чувство: Советская Армия наступает!
В ночь на 13-е марта разведчики на левом фланге полка у д. Берлезова обнаружили, что противник из-под города Белого начинает уходить в направлении Духовщины-Ярцево, сжигая населенные пункты.
В штабе полка никто не спит. Все ожило, задвигалось, зашумело. Гудят телефоны. «Волга! Волга!» - слышатся позывные. Штабные офицеры неузнаваемы: подтянутые, помолодевшие. Даже Митин, самый спокойный и самый «неофицеристый» из офицеров, преобразился. Сейчас он настоящий военный. Офицеры штаба уходят в подразделения. ПНШ-1 Борисов уходит с группой автоматчиков. Уговорила и меня взять с собой.
Полк начал преследование противника. Передний гитлеровский край взорван. Здесь тонны проволочного заграждения и мин различных систем. Около проволоки и на бруствере лежат бойцы в белых маскхалатах. Они уже никогда не встанут. Это полковые разведчики. Они и мертвые указывают пехоте путь на запад. Мы идем со стрелковой ротой капитана Гарбузова, которая быстро продвигается вперед. Ночью вышибли гитлеровцев из круговой обороны и остановились. Вокруг нас взлетают в небо ракеты. Мы давно уже оторвались от полка.
На рассвете, в сером тумане, метрах в пятидесяти от нас увидели немецкие траншеи, битком набитые гитлеровцами. Они поливают нас из пулеметов, нельзя поднять головы. Только теперь мы поняли, что вклинились далеко в немецкую оборону, окружены со всех сторон. У нас плохо с боеприпасами. Приказано беречь каждый патрон. Огонь открывать только в исключительных случаях. Приказано во что бы то ни стало удержать эту линию обороны.
Позади небольшая лощинка с кустами вытянулась к лесу. Это единственная возможность прорваться к своим, чтобы установить связь с полком. Капитан Борисов посылает автоматчиков, но ребята, не добежав до середины лощины, остаются в ней навсегда. Гитлеровцы простреливают лощину вдоль. Двое бойцов стрелковой роты пытаются вынести автоматчиков, но, раненные, ползут назад в траншеи.
По очереди стоим на посту. Остальные отдыхают в бывших фрицевских землянках. Я не могу там сидеть: страшно пахнет дустом. Все стены увешаны картинками: голые женщины. Какая мерзость! Неловко перед бойцами.
Уже за полдень. Отбиты две контратаки. Вдруг из оружейной кладовой, где лежат убитые, послышался жуткий вопль, раздирающий душу. Боец кричал и бил ногами о стену кладовой. Живой! Солдаты подхватили бойца сильными руками и осторожно внесли в землянку. Перевязали ему страшную рану, положили на перину, завернули в одеяло, обложили подушками (благо их здесь полно). Он громко стонет. Говорим: «Потерпи до ночи. А ночью должны установить связь, наверняка наши прорвутся сюда и тогда наш санитар Питеряков доставит тебя, папаша, в медсанбат. Там уж поставят тебя на ноги». Боец стонет все тише и тише. Он не может говорить, но как будто все понимает. Согрелся, постепенно умолк.
На полу в землянке бойцы раскуривают «козью ножку». Смакуют одну на всех. Никто не знает фамилии бойца. В дверях появились капитаны Гарбузов и Борисов.
- Товарищ капитан, что-то «рыжие» странно себя ведут, то поливают нас огнем, то совсем затихают, - говорят бойцы.
- Немцев крепко жмут наши с флангов. Вот они и нервничают. Вероятно, готовятся к отходу... - отвечает Борисов. - Главная задача, товарищи, удержать оборону до прихода наших, а там пойдем! Как, удержим?
- Костьми ляжем, а немец не пройдет!
Капитан Гарбузов раскуривает с бойцами последний табак, вытряхнутый из кисета. Лицо его спокойно, только крепко сжатые челюсти да вздрагивающая жилка на виске выдают его тревогу и волнение. Наших все нет и нет.
Помощь пришла гораздо раньше, чем мы думали.
К вечеру в лесу заметили движение. Думали, немцы... Присмотрелись: свои! Командиры прислали к нам связных, а через некоторое время к нашей круговой обороне двинулась пехота со станковыми пулеметами, минометами. Бойцы шли гуськом. Огромные тени вырастали перед нашими глазами, будто к нам приближались гиганты и растворялись среди нас. В траншеях становилось тесно и жарко.
Вдали, в глубине немецкой обороны, пылает зарево пожаров, ухают взрывы. Гитлеровцы, отступая, сжигают деревни, взрывают мосты и дороги. Из леса ударили наши артиллеристы. Пехота двинулась вперед.
Сегодня мы с капитаном Борисовым вернулись в штаб. Я узнала, что наш боец жив. Пуля прошла в затылочной части, где-то между полушариями мозга. Боец лишился речи, но он будет жить. Каких только чудес не бывает на фронте!
Дмитрий Жигунов, 37 лет, майор, Ленинград:
17-18 марта день как обычно прошёл без каких-либо изменений, в Ленинграде всё по-старому.
18 марта получил приказание явиться в 21 часу к Заместителю Командующими Войсками Внутренней Обороны города Ленинграда Полковнику Желнину и вот сейчас, только что пришёл из штаба ВВОГ - время 24.00 пригласили к Командующему Генерал-майору Попову - приняли очень хорошо, оказывается, собрали весь материал, где я служил с первых дней войны и все боевые характеристики на меня и всё говорят на «отлично», было предложено три должности и все хорошее если делать себе послевоенную карьеру - то лучше не нужно, а было бы, но я согласился на другое и получил предписание с 19 марта я приступаю к исполнению обязанностей в качестве командирав в 131 отдельного пулеметно - артиллерийского Батальона ВВОГ, завтра еду его принимать, он расположен на Северной окраине Ленинграда.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
17 марта.
Наш Западный фронт широко наступает. Взяты вновь десятки селений, железнодорожных станций. Северо-Западный фронт вышел на шоссе Шимск - Старая Русса (!). Ожесточенные бои на Донце.
В Ленинград едет Дзиган, прислал уже три телеграммы, просит дать сценарий... Опять, как десять лет тому назад...
Всеволод Иванов, писатель, 49 лет, Москва:
17 марта. Среда.
На улице солнце, тишина, тепло.
Встретил В. Кирпотина, бледного, в черной одежде.
- Как живешь, Валерий?
- По сводке, - ответил он.
Пришел Николай Владимирович, написали письмо в арт. училище, где его сын учится. Обещали достать бумагу, но для этого, мол, надо командировать сына. Отбивали кошки от ботинок, кошки на свалку, ботинки ребятам на ноги.
На юге наше отступление продолжается. В «Правде» напечатано неопределенное мычание, из которого все же можно понять, что дела на Северном Донце - дрянь.
Распахнули, было, мы ворота на Украину, а въехали, выходит, в подворотню к калитке. Гадко на душе. «Сеяй слезами, радостью пожнет...?» Да, пришлось немцу нам зуба дать!
Таня получила 376 рублей, за «Партизанки», не напечатанную статью в «Известиях». Вот на это и живу. Тьфу!
Писал пьесу. Звонила Нина Владимировна Бажан - как здоровье? Нет ли новостей от Николая Платоновича? - Получила письмо. А вы что делаете, Всеволод Вячеславович? - Пишу пьесу. - Молчание. - Что такое? - Да очень удивительно, как в такое время можно писать пьесу. О чем? - О любви. - Опять молчание, еще более удивленное. - К Николаю Платоновичу не собираетесь? - Куда? Он скоро ко мне приедет.
У нас в Сибири, а затем читал в сборнике самарских сказок, есть побывальщина. Жил-был великий разбойник. Много он награбил золота, серебра, драгоценных камней. Чует, смерть близка... Отдавать сокровища близким - жалко, все дураки. Он их решил закопать, клад устроить. «Ну, чего тебе закапывать? - говорят ему. - Разве от русского человека можно что-нибудь скрыть. Он все найдет». - «Я положу зарок». - «Какой же ты положишь зарок?» - «Я такой зарок положу, что пока существует русская земля, того клада не выроют». Закопал он клад в твердую, каменистую почву и заклял зароком - тому получить клад, кто выроет его без единой матерщины!.. И прошло 100 лет и 100 людей рыли тот клад и не нашлось ни одного, кто бы не выматерился. Так он и лежит по сие время.
Что такое искусство? Мыльный пузырь. Кто были Гомер, Еврипид, Шекспир или безымянный автор «Слова о полку Игореве»? Тогда как биографии великих истребителей человечества, преступников в сущности, великолепно известны - Александр Македонский, Цезарь, Наполеон и сегодняшний дьявол - Гитлер. Я говорю не к тому, что искусство важнее войны (хотя эта мысль тоже не так уж плоха), а к тому, что если встать на точку зрения людей, говорящих, будто бы человечество эволюционирует (Спенсер и другие), то почему же оно тогда помнит только о солдатах и войне? Стало быть, война - явление тоже прогрессивное? Война приносит пользу человечеству? Чингис-хан, Батый, Наполеон?!..
В Сибири зверовщики ходят на сидьбу (сторожку) до росы, надев сапоги с деревянными подошвами, чтобы своим следом не «надушить». Так вот войны так в нашей жизни надушили, что и дохнуть нельзя.
Георгий Князев, историк-архивист, 56 лет, ответственный работник Архива АН СССР, ленинградец в эвакуации в Казахстане (Боровое):
17 марта. Очень жуткое настроение. Выдержим ли мы такое напряжение сил? Опять все приуныли. «Началась та же история, что и в прошлом году», - сказала мне с безнадежностью сегодня одна из обитательниц нашего «корабля». «Да, в 1943 году нам в Ленинград не попасть», - сказал другой.
Взаимоуничтожение борющихся принимает сверхчудовищные размеры. Обе стороны дерутся с невероятным упорством. Все разорено, где прошла война; нищета кругом. Экономика Европы трещит по всем швам и лопается даже на крепких местах.
«Правда» перестала выходить один раз в неделю (по вторникам). Газетный материал сух и официален, как иначе и быть не может во время войны. Мы получаем «Известия», и часто в них нечего читать. Поэтому и делать какие-либо заключения очень трудно о нашей экономике. Пишут давно, что экономика Финляндии и Румынии развалилась, а они все действуют и активно помогают Германии! Италия потерпела столько поражений и все-таки цела и не развалилась! О «втором фронте» совсем замолчали. Англичане и американцы по-прежнему заняты больше всего декларациями. Им что! Взаимоуничтожение дерущихся насмерть противников им только выгодно. Пусть дерутся фрицы и Иваны до полного изнеможения. Ведь так повелось, что последнее сражение всегда выигрывает Англия.
Сегодня целый день работал по истории Академии наук, а вечер посвятил своим лекциям по исторической географии мира.
Все пытаюсь отдать себе отчет в прошлом и настоящем нашей цивилизации и о грядущих судьбах человечества.
Диалог с одним ученым:
- Какая роскошная природа здесь. Звезды какие ясные! Лес, скалы, внизу налитое до краев озеро. Тишина и безмятежность. У природы нужно учиться...
- Чему?
- Простоте и ясности. Природа - великий учитель.
И собеседник вдруг неожиданно рассердился.
- Природа - чертова перечница, - сказал он со злобой. - Природа все перемалывает. Крутится, вертится, создает и разрушает, невзирая на объекты - будь то муха цеце или штурмовик из отряда СС, ихтиозавр или Александр Македонский, чумная бацилла или светлая мысль о любви к людям такого чистого мечтателя. как Иисус или Лев Толстой... И ничего природе не близко и не далеко. Только бы двигалось, вертелось. И всего меньше дела до ее величайшего «достижения» - человека с его чудесным мозгом... Все движется, все вертится, все кружится, создается и разрушается. Это и есть природа. Это и есть Природа, если хотите, с большой буквы. Мозг Ньютона или Аристотеля не ценнее павлиньих перьев или клыков мамонта... И Мадонна в высшем обоготворении своей женственности и самка клопа с точки зрения природы только разновидности... И так положено, чтобы жить. т. е. двигаться, нужно питаться, преодолевать препятствия, а все. что мешает этому. - убивать, уничтожать, съедать. Океан 6росает[ся] на землю, земля ежится в складках, клокочет прорывающейся лавой, трясясь, разрушает все. что было на поверхности... Будь то младенцы и матери, седые, умудренные опытом старцы иди пылкие, жаждущие жизни юноши или девушки! Волна океана или страшное землетрясение - все смывает или испепеляет. Один народ бросается на другой. И умные, образованные, культурные, нравственные, стыдливые люди убивают, насилуют, грабят, мучают, пытают, издеваются, разрушают... Такова природа И вот это бесконечное небо, полное таинственных мерцающих лампад-звезд - не храм, а арена-«цирк» огромных размеров, где не жалкие особи на какой-то ничтожной Земле, а целые необъятные миры сталкиваются, горят, разлетаются вдребезги, рождают новые миры... И так без конца... И так без конца.
Собеседник вдруг сразу умолк, точно сник. И грустно улыбнулся:
- Простите за вспышку. - сказал он как бы в оправдание. - Наболело. Н он глубоко вздохнул.
- Так как же вы живете?
- Живу, потому что не могу сам умереть. Ничто не может самоуничтожаться. Уничтожает тот, кто создает - Природа. Но человек вышел из ее повиновения и осознал самого себя. Это непредвиденное исключение. Поправка природы человеком. Вот я и живу мечтой об этой поправке. Не для себя, не для своего времени, а для других, для будущего. Вот почему я не пессимист - черный и мрачный, не отрицатель, не циник... Я - неисправимый тихий и наивный мечтатель...
Евгения Руднева, студентка МГУ, 22 года, штурман женского авиационного полка ночных бомбардировщиков, Краснодарский край:
17 марта. Вот хочется иногда рассказать все сразу - много-много, а можно сказать - язык пристанет к горлу и ничего не скажешь... Ветер, летать нельзя.
11 марта 1943 года я прошла парткомиссию; спросили главное: сколько потерь ориентировок в эскадрилье? Иду вчера ночью домой и мечтаю: «Нашлась бы добрая душа, чтобы пришла я сейчас домой, а письма мне лежат на кровати». Прихожу, а пять писем лежат на тумбочке. Вечером мы с Лидой набили матрацы тростником и топили целый вечер. Вот и все на сегодня.
Георгий Славгородский, школьный учитель, станет Гером Советского Союза (посмертно в 1945-ом), 28 лет, политрук, Сталинградская область (восточный берег Волги):
17 марта.
Средне-Погромное. Я к себе испытываю ненависть. За то, что вшей никак не выведу, за мягкосердечие, за самомнительность и чрезмерное старание.
Я удивляюсь, что у меня сейчас меньше волевых качеств, чем когда я был младшим командиром.
Одолевают чиновничьи страсти, чего я ненавидел: стараюсь, волнуюсь, теряю человеческое достоинство и свои качества.
Стараюсь перед всеми быть добрым, и чтоб все было хорошо. Больше требовательности, больше хладнокровия!!!
Вот чувствую, что все это мне по плечу, что нужно решительней браться, а я все еще присматриваюсь, ознакамливаюсь - все еще в засаде, а нужно все выходить и нападать.
Вот натура ожидает, чтоб по голове ударили. Тогда уже наверняка дело пойдет. Вот поменял бы чин на независимость, а если уж взялся, то хочется вытянуть, справиться, суметь.
Чиновничьи страсти.
Вот в чем заключается руководство: прийти и придраться, а не помочь. И все это для того, чтоб опорочить другого, а самому выдвинуться...
Мне теперь понятно, почему люди желают на фронт, нежели заниматься муштрой, находясь в тылу. Иногда это голословно говорится для блеску, но зачастую это верно. Мелкому чину всегда угрожают, всегда трясут кулак у него перед носом, и он этого больше боится, чем фронта, где ему представляется самостоятельность, нет придирок к каждой мелочи (хотя это справедливо только к рядовым). Их, как собак, воспитывают злыми, а для этого их дразнят.
Меня сегодня обидел комиссар полка. Ни с сего, ни с того: «распиздяй», «если у вас обнаружат беспорядки, то вам не быть даже красноармейцем». Чем же я обязан выслушивать такие оскорбления и такие незаслуженные угрозы. И в этом заключается руководство, воспитание подчиненных. Какая-то глупая придирчивость: сам же ходатайствовал о переводе на командирскую работу, и сам же теперь вымещает злобу за уход с политической работы.
Меня зло берет за мою покорность и безответственность. И я с своим характером вдруг превратился в такую подлую душонку. Но я не дам себя в обиду: сейчас я буду справедливо деликатным, а когда заслужу в боях авторитет, почувствую себя тверже, я не побоюсь никого.
А быть таким, каким я сейчас, то на бедного Макара будут все шишки валиться.
Самому же стараться не быть таким грубым и несправедливым с подчиненными.
Организую учебу, а учить некого, сам учусь, борюсь с вшами, стреляю, запутываюсь в мелочи - живу бесцветной жизнью. Показные занятия, инструктаж наряда, бумажные дела - вот моя работа.
Вчера Пирогов расстрелял мои часы. И попал же, черт. Какое-то настроение безразличное. Я стрелял, не попал в часы, а бутылку с одной пули - горлышко, с другой донышко, а часы каждый раз на землю шлепались.
Софья Аверичева, актриса Ярославского драмтеатра, 28 лет, фронтовая разведчица, Смоленская область:
17 марта. Наконец-то лед тронулся и у нас. Мы наступаем! Какое это великое чувство: Советская Армия наступает!
В ночь на 13-е марта разведчики на левом фланге полка у д. Берлезова обнаружили, что противник из-под города Белого начинает уходить в направлении Духовщины-Ярцево, сжигая населенные пункты.
В штабе полка никто не спит. Все ожило, задвигалось, зашумело. Гудят телефоны. «Волга! Волга!» - слышатся позывные. Штабные офицеры неузнаваемы: подтянутые, помолодевшие. Даже Митин, самый спокойный и самый «неофицеристый» из офицеров, преобразился. Сейчас он настоящий военный. Офицеры штаба уходят в подразделения. ПНШ-1 Борисов уходит с группой автоматчиков. Уговорила и меня взять с собой.
Полк начал преследование противника. Передний гитлеровский край взорван. Здесь тонны проволочного заграждения и мин различных систем. Около проволоки и на бруствере лежат бойцы в белых маскхалатах. Они уже никогда не встанут. Это полковые разведчики. Они и мертвые указывают пехоте путь на запад. Мы идем со стрелковой ротой капитана Гарбузова, которая быстро продвигается вперед. Ночью вышибли гитлеровцев из круговой обороны и остановились. Вокруг нас взлетают в небо ракеты. Мы давно уже оторвались от полка.
На рассвете, в сером тумане, метрах в пятидесяти от нас увидели немецкие траншеи, битком набитые гитлеровцами. Они поливают нас из пулеметов, нельзя поднять головы. Только теперь мы поняли, что вклинились далеко в немецкую оборону, окружены со всех сторон. У нас плохо с боеприпасами. Приказано беречь каждый патрон. Огонь открывать только в исключительных случаях. Приказано во что бы то ни стало удержать эту линию обороны.
Позади небольшая лощинка с кустами вытянулась к лесу. Это единственная возможность прорваться к своим, чтобы установить связь с полком. Капитан Борисов посылает автоматчиков, но ребята, не добежав до середины лощины, остаются в ней навсегда. Гитлеровцы простреливают лощину вдоль. Двое бойцов стрелковой роты пытаются вынести автоматчиков, но, раненные, ползут назад в траншеи.
По очереди стоим на посту. Остальные отдыхают в бывших фрицевских землянках. Я не могу там сидеть: страшно пахнет дустом. Все стены увешаны картинками: голые женщины. Какая мерзость! Неловко перед бойцами.
Уже за полдень. Отбиты две контратаки. Вдруг из оружейной кладовой, где лежат убитые, послышался жуткий вопль, раздирающий душу. Боец кричал и бил ногами о стену кладовой. Живой! Солдаты подхватили бойца сильными руками и осторожно внесли в землянку. Перевязали ему страшную рану, положили на перину, завернули в одеяло, обложили подушками (благо их здесь полно). Он громко стонет. Говорим: «Потерпи до ночи. А ночью должны установить связь, наверняка наши прорвутся сюда и тогда наш санитар Питеряков доставит тебя, папаша, в медсанбат. Там уж поставят тебя на ноги». Боец стонет все тише и тише. Он не может говорить, но как будто все понимает. Согрелся, постепенно умолк.
На полу в землянке бойцы раскуривают «козью ножку». Смакуют одну на всех. Никто не знает фамилии бойца. В дверях появились капитаны Гарбузов и Борисов.
- Товарищ капитан, что-то «рыжие» странно себя ведут, то поливают нас огнем, то совсем затихают, - говорят бойцы.
- Немцев крепко жмут наши с флангов. Вот они и нервничают. Вероятно, готовятся к отходу... - отвечает Борисов. - Главная задача, товарищи, удержать оборону до прихода наших, а там пойдем! Как, удержим?
- Костьми ляжем, а немец не пройдет!
Капитан Гарбузов раскуривает с бойцами последний табак, вытряхнутый из кисета. Лицо его спокойно, только крепко сжатые челюсти да вздрагивающая жилка на виске выдают его тревогу и волнение. Наших все нет и нет.
Помощь пришла гораздо раньше, чем мы думали.
К вечеру в лесу заметили движение. Думали, немцы... Присмотрелись: свои! Командиры прислали к нам связных, а через некоторое время к нашей круговой обороне двинулась пехота со станковыми пулеметами, минометами. Бойцы шли гуськом. Огромные тени вырастали перед нашими глазами, будто к нам приближались гиганты и растворялись среди нас. В траншеях становилось тесно и жарко.
Вдали, в глубине немецкой обороны, пылает зарево пожаров, ухают взрывы. Гитлеровцы, отступая, сжигают деревни, взрывают мосты и дороги. Из леса ударили наши артиллеристы. Пехота двинулась вперед.
Сегодня мы с капитаном Борисовым вернулись в штаб. Я узнала, что наш боец жив. Пуля прошла в затылочной части, где-то между полушариями мозга. Боец лишился речи, но он будет жить. Каких только чудес не бывает на фронте!