6 марта 1953-го года
из стихов и дневников
СЛЕДОВАТЕЛЬ И АВТОР
- «Скажи, за что по-твоему, Ник-Ник,
Ты к нам попал в лефортовский тайник?
Что сделал ты? Твои какие вины?!.»
- «Писал стихи и чай пил у Мальвины!..»
1953. 6 марта. Пятница. Москва. Николай Минаев.
Михаил Пришвин, 80 лет, Москва:
6 марта.
Вчера в 9.50 вечера скончался Сталин. Сегодня в 6 утра из «Литературной газеты» меня известили и заказали статью к 10 утра. В жизни своей ничего такого не писал, но приходится. Посадил в другой комнате Лялю писать - у кого выйдет лучше.
Великие люди умирают так же, как и маленькие, мы насмотрелись на это все с малолетства. И еще в этом необходимом жизненном событии каждого человека мы должны отметить, что действительно великому человеку, отдавшему жизнь свою за людей, самому умереть много легче: он-то свою жизнь уже отдал. Но близким людям остаться без него труднее.
Так вот теперь мы остаемся с этой мыслью великого коммуниста о мире впервые одни. Мы теперь одни! И вот, когда мы остаемся одни, то впервые дела великого человека в нашей душе начинают соединяться в единый и великий долг. Так уже сейчас дело борьбы за мир во всем мире совершенно сливается с тем, что наш великий товарищ назвал преобразованием природы. После кончины т. Сталина как борьба за мир во всем мире, так, конечно, и преобразование природной стихии в человеческое добро (отняли у нас Сталина) становится нашим общим душевным делом. Нет с нами т. Сталина, мы должны все теперь делать сами. И мы сделаем. Сталин будет в нас жить (источником, с ним)
Илья Эренбург, 62 года, Москва:
На следующий день нас повезли в Колонный зал. Я стоял с писателями в почетном карауле. Сталин лежал набальзамированный, торжественный - без следов того, о чем говорили медики, а с цветами и звездами. Люди проходили мимо, многие плакали, женщины подымали детей, траурная музыка смешивалась с рыданиями.
Плачущих я видел и на улицах. Порой раздавались крики: люди рвались к Колонному залу. Рассказывали о задавленных на Трубной площади. Привезли отряды милиции из Ленинграда. Не думаю, чтобы история знала такие похороны.
Мне не было жалко бога, который скончался от инсульта в возрасте семидесяти трех лет, как будто он не бог, а обыкновенный смертный; но я испытывал страх: что теперь будет?.. Я боялся худшего. Я много говорил в этой книге о мыслящем тростнике. Теперь я вижу, что сохранить ясность мыслей очень трудно. Культ личности не сделал из меня верующего, но он повлиял на мои оценки; я связывал будущее страны с тем, что ежедневно в течение двадцати лет именовалось «мудростью гениального вождя».
Я никогда не разговаривал со Сталиным (кроме телефонного разговора накануне войны, о котором писал). Я видел его издали на торжественных заседаниях, приемах или на сессиях Верховного Совета. Однажды я оказался рядом с ним, случилось это на приеме, когда в Москву приехал Мао Цзэдун. Меня удивило, что при входе контроль был строжайшим, как будто это не ресторан «Метрополь», а Кремль. Войдя в зал, я увидел, что народу очень много, и не стал пробиваться вперед. Зал оживленно гудел. Вдруг наступила тишина. Оглянувшись, я увидел Сталина. Он был не таким, как на портретах, старый человек небольшого роста с лицом как бы исколотым годами; низкий лоб, живые, острые глаза. Он с любопытством разглядывал зал, где, наверно, не был четверть века. Потом началась овация, и Сталина увели налево, где находились китайцы. Все произошло настолько быстро, что мне не удалось как следует его разглядеть.
Я не любил Сталина, но долго верил в него, и я его боялся. Разговаривая о нем с друзьями, я, как и все, называл его «хозяином». Древние евреи тоже не произносили имени бога. Вряд ли они любили Иегову: он был не только всесилен, он был безжалостен и несправедлив, он наслал на праведного Иова все беды, убил его жену, детей, поразил его самого проказой, и все это только для того, чтобы показать, как заживо гниющий, брошенный всеми невинный человек будет на пепелище прославлять мудрость Иеговы. Бог бился об заклад с сатаной, и бог выиграл. Проиграл Иов.
Лев Аннинский, литературный критик в будущем, 18 лет, студент МГУ:
6 марта.
Умер.
Умом понимаю, а представить не могу. Не верится. Каждый портрет, окаймленный чёрным, заново кричит мне: умер! - а я ловлю себя на том, что опять отвлекся, забыл, ибо словосочетание «Сталина нет» настолько дико, что сознание отбрасывает его, а когда эта мысль возвращается, то сердце обливается кровью, как тогда, в первый раз.
Это горе не обойдется ударом - долго будет давить и мучить, не ослабевая. Сердце долго не привыкнет, не поверит.
Я не могу писать - больно.
Что будет?
Со смертью каждого видного человека за последние годы я боязливо думал: но ведь и ОН смертен, и ОН умрет, и ЕГО конец неизбежен... Когда? Как? Лучше не думать...
И вот - обрушилось.
Евгений Шварц, драматург, 56 лет, Ленинград
6 марта.
Сегодня сообщили, что вчера скончался Сталин. Проснувшись, я выглянул в окно, увидел на магазине налево траурные флаги и понял, что произошло, а потом услышал радио.
...
Мне сегодня писать трудно. День мрачный, ночью не спалось. По радио передают печальную музыку.
Борис Вронский, геолог, первооткрыватель месторождений полезных ископаемых Северо-Восточной Сибири, специалист в области метеоритики, 55 лет, Якутия:
6 марта.
Пятница. Аn - 746, t° -26°. Сегодня случилось то, во что не хотелось верить, несмотря на зловещие сообщения о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича. Около 12 часов дня радио сообщило скорбную новость о его смерти. Стихийно возник траурный митинг, со всех сторон раздавались рыданья и всхлипыванья. Голоса выступающих прерывались от спазм, и у многих слезы текли по щекам. Чувствовалась глубокая неподдельная скорбь, идущая из сердца, из тайников души.
Когда после митинга мы вернулись в Управление и Евангулов связался с Политотделом, то нач. Политотдела Линьков выразил неудовольствие и возмущение по поводу того, что без указания со стороны Политотдела был проведен митинг. Подобное бюрократическое, чисто чиновничье рассуждение очень нас всех возмутило и оскорбило. С одной стороны, стихийное стремление людей в тяжелый момент собраться, поделиться своим горем, а с другой - бездушный формализм и казенщина, дошедшая до предела.
В Эгехая по указанию Линкова митинг назначен в плановом порядке на какое-то там определенное время. Смерть Иосифа Виссарионовича - это очень тяжелая утрата, особенно сейчас, в то напряженное грозное время, которое мы переживаем сейчас. Сталин сейчас стал символом, стал знаменьем для многих миллионов людей, и смерть его - это слишком большая потеря, которую никто не сможет заменить. Кто бы ни стал сейчас на его место, ему не добиться того авторитета и всеобщего признания, каким обладал Сталин. Тернист и труден будет сейчас путь преемника Сталина. Судя по ряду признаков, им вероятно будет Маленков, а впрочем, что можем предугадывать мы, сидящие в глухой Янской дыре и не имеющие возможности даже газеты получать нормально.
От Цареградского пришло распоряжение в обязательном порядке прочитать и проработать довольно многочисленную геологическую литературу, список которой он прислал. Так вот, из этого списка в нашей библиотеке имеются только два названия, примерно из 35 рекомендуемых к изучению.
СЛЕДОВАТЕЛЬ И АВТОР
- «Скажи, за что по-твоему, Ник-Ник,
Ты к нам попал в лефортовский тайник?
Что сделал ты? Твои какие вины?!.»
- «Писал стихи и чай пил у Мальвины!..»
1953. 6 марта. Пятница. Москва. Николай Минаев.
Михаил Пришвин, 80 лет, Москва:
6 марта.
Вчера в 9.50 вечера скончался Сталин. Сегодня в 6 утра из «Литературной газеты» меня известили и заказали статью к 10 утра. В жизни своей ничего такого не писал, но приходится. Посадил в другой комнате Лялю писать - у кого выйдет лучше.
Великие люди умирают так же, как и маленькие, мы насмотрелись на это все с малолетства. И еще в этом необходимом жизненном событии каждого человека мы должны отметить, что действительно великому человеку, отдавшему жизнь свою за людей, самому умереть много легче: он-то свою жизнь уже отдал. Но близким людям остаться без него труднее.
Так вот теперь мы остаемся с этой мыслью великого коммуниста о мире впервые одни. Мы теперь одни! И вот, когда мы остаемся одни, то впервые дела великого человека в нашей душе начинают соединяться в единый и великий долг. Так уже сейчас дело борьбы за мир во всем мире совершенно сливается с тем, что наш великий товарищ назвал преобразованием природы. После кончины т. Сталина как борьба за мир во всем мире, так, конечно, и преобразование природной стихии в человеческое добро (отняли у нас Сталина) становится нашим общим душевным делом. Нет с нами т. Сталина, мы должны все теперь делать сами. И мы сделаем. Сталин будет в нас жить (источником, с ним)
Илья Эренбург, 62 года, Москва:
На следующий день нас повезли в Колонный зал. Я стоял с писателями в почетном карауле. Сталин лежал набальзамированный, торжественный - без следов того, о чем говорили медики, а с цветами и звездами. Люди проходили мимо, многие плакали, женщины подымали детей, траурная музыка смешивалась с рыданиями.
Плачущих я видел и на улицах. Порой раздавались крики: люди рвались к Колонному залу. Рассказывали о задавленных на Трубной площади. Привезли отряды милиции из Ленинграда. Не думаю, чтобы история знала такие похороны.
Мне не было жалко бога, который скончался от инсульта в возрасте семидесяти трех лет, как будто он не бог, а обыкновенный смертный; но я испытывал страх: что теперь будет?.. Я боялся худшего. Я много говорил в этой книге о мыслящем тростнике. Теперь я вижу, что сохранить ясность мыслей очень трудно. Культ личности не сделал из меня верующего, но он повлиял на мои оценки; я связывал будущее страны с тем, что ежедневно в течение двадцати лет именовалось «мудростью гениального вождя».
Я никогда не разговаривал со Сталиным (кроме телефонного разговора накануне войны, о котором писал). Я видел его издали на торжественных заседаниях, приемах или на сессиях Верховного Совета. Однажды я оказался рядом с ним, случилось это на приеме, когда в Москву приехал Мао Цзэдун. Меня удивило, что при входе контроль был строжайшим, как будто это не ресторан «Метрополь», а Кремль. Войдя в зал, я увидел, что народу очень много, и не стал пробиваться вперед. Зал оживленно гудел. Вдруг наступила тишина. Оглянувшись, я увидел Сталина. Он был не таким, как на портретах, старый человек небольшого роста с лицом как бы исколотым годами; низкий лоб, живые, острые глаза. Он с любопытством разглядывал зал, где, наверно, не был четверть века. Потом началась овация, и Сталина увели налево, где находились китайцы. Все произошло настолько быстро, что мне не удалось как следует его разглядеть.
Я не любил Сталина, но долго верил в него, и я его боялся. Разговаривая о нем с друзьями, я, как и все, называл его «хозяином». Древние евреи тоже не произносили имени бога. Вряд ли они любили Иегову: он был не только всесилен, он был безжалостен и несправедлив, он наслал на праведного Иова все беды, убил его жену, детей, поразил его самого проказой, и все это только для того, чтобы показать, как заживо гниющий, брошенный всеми невинный человек будет на пепелище прославлять мудрость Иеговы. Бог бился об заклад с сатаной, и бог выиграл. Проиграл Иов.
Лев Аннинский, литературный критик в будущем, 18 лет, студент МГУ:
6 марта.
Умер.
Умом понимаю, а представить не могу. Не верится. Каждый портрет, окаймленный чёрным, заново кричит мне: умер! - а я ловлю себя на том, что опять отвлекся, забыл, ибо словосочетание «Сталина нет» настолько дико, что сознание отбрасывает его, а когда эта мысль возвращается, то сердце обливается кровью, как тогда, в первый раз.
Это горе не обойдется ударом - долго будет давить и мучить, не ослабевая. Сердце долго не привыкнет, не поверит.
Я не могу писать - больно.
Что будет?
Со смертью каждого видного человека за последние годы я боязливо думал: но ведь и ОН смертен, и ОН умрет, и ЕГО конец неизбежен... Когда? Как? Лучше не думать...
И вот - обрушилось.
Евгений Шварц, драматург, 56 лет, Ленинград
6 марта.
Сегодня сообщили, что вчера скончался Сталин. Проснувшись, я выглянул в окно, увидел на магазине налево траурные флаги и понял, что произошло, а потом услышал радио.
...
Мне сегодня писать трудно. День мрачный, ночью не спалось. По радио передают печальную музыку.
Борис Вронский, геолог, первооткрыватель месторождений полезных ископаемых Северо-Восточной Сибири, специалист в области метеоритики, 55 лет, Якутия:
6 марта.
Пятница. Аn - 746, t° -26°. Сегодня случилось то, во что не хотелось верить, несмотря на зловещие сообщения о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича. Около 12 часов дня радио сообщило скорбную новость о его смерти. Стихийно возник траурный митинг, со всех сторон раздавались рыданья и всхлипыванья. Голоса выступающих прерывались от спазм, и у многих слезы текли по щекам. Чувствовалась глубокая неподдельная скорбь, идущая из сердца, из тайников души.
Когда после митинга мы вернулись в Управление и Евангулов связался с Политотделом, то нач. Политотдела Линьков выразил неудовольствие и возмущение по поводу того, что без указания со стороны Политотдела был проведен митинг. Подобное бюрократическое, чисто чиновничье рассуждение очень нас всех возмутило и оскорбило. С одной стороны, стихийное стремление людей в тяжелый момент собраться, поделиться своим горем, а с другой - бездушный формализм и казенщина, дошедшая до предела.
В Эгехая по указанию Линкова митинг назначен в плановом порядке на какое-то там определенное время. Смерть Иосифа Виссарионовича - это очень тяжелая утрата, особенно сейчас, в то напряженное грозное время, которое мы переживаем сейчас. Сталин сейчас стал символом, стал знаменьем для многих миллионов людей, и смерть его - это слишком большая потеря, которую никто не сможет заменить. Кто бы ни стал сейчас на его место, ему не добиться того авторитета и всеобщего признания, каким обладал Сталин. Тернист и труден будет сейчас путь преемника Сталина. Судя по ряду признаков, им вероятно будет Маленков, а впрочем, что можем предугадывать мы, сидящие в глухой Янской дыре и не имеющие возможности даже газеты получать нормально.
От Цареградского пришло распоряжение в обязательном порядке прочитать и проработать довольно многочисленную геологическую литературу, список которой он прислал. Так вот, из этого списка в нашей библиотеке имеются только два названия, примерно из 35 рекомендуемых к изучению.