в дневниках
Борис Вронский, геолог, исследователь феномена Тунгусского метеорита, 69 лет, Москва::
12 января. Пятница. Вчера взялся за статью о Билибине. Трудно переключаться с одной тематики на другую, но думаю, что справлюсь. Хорошо сейчас работать дома - тихо, спокойно.
Вечером вчера был у Капы. Там свои больные настроения и жалобы. Сегодня опять работал над статьей о Билибине. Получается как-то нескладно. Правда, это только первый черновой набросок, который еще не раз придется переделать, но все равно он не вызывает у меня чувства удовлетворения.
Сегодня закончился позорный процесс над четырьмя обвиняемыми в «антисоветской» пропаганде - Гинсбургом, Галансковым, Добровольским и Лошаковой. Галанскову дали 7 лет, Гинсбургу - 5, Добровольскому 2 и Лошаковой 1 год тюрьмы. Впрочем, об этом «открытом» суде, этой издевке над Конституцией мы узнаем только из иностранных радиопередач. Эта грязная комедия правосудия, когда публика в зале суда состоит из кагебешников, которые смеются и издеваются над подсудимыми, этот судья Миронов, который выносит заранее подготовленный приговор, как все это напоминает картину нацистского суда в кинокартине «Нюрнбергский процесс». Как все это мерзко и позорно. Приходится восхищаться мужеству внука М.М. Литвинова - Павла Литвинова и жены Даниэля, которые вручили перед зданием суда иностранным корреспондентам обращение-протест по поводу этой беззаконной процедуры суда, о которой в наших газетах нет ни единой строчки. До каких же пор будет продолжаться такое беззаконие и попирание элементарных прав человека! Гуманный советский суд! Какой насмешкой звучат эти слова. И какое новое грязное пятно ложится этим процессом на нашу Родину в глазах всего прогрессивного человечества.
Давид Самойлов, 47 лет, Москва:
12 января.
Дни бегут незаметно и бесплодно. В Москве разговоры о процессе Гинзбурга и Галанскова. Во всем неясность и ожидание.
Варлам Шаламов, 60 лет, Москва
12 января.
По-прежнему хочу только света!
Кибернетика - пусть считают, может быть, родится что-то очень важное для литературы, для поэзии, - новое правило грамматики, откроются тайны языка.
У С[олженицына] есть любимая фраза: «Я этого не читал».
Сергей Михайлович Третьяков был человеком решенных вопросов, что для искусства противопоказано.
Существует только одна правда - правда таланта.
Искусство лжет. Пушкин, «Полтава» - великолепно. Пастернак, стихотворение «Живет не человек, деянье...» - превосходное стихотворение.
Письмо С[олженицына] - это безопасная, дешевого вкуса, где по выражению Храбровицкого: «Проверена юристом каждая фраза, чтобы все было в «законе». Недостает еще письма с протестом против смертной казни и подобных абстракций.
Безрелигиозный, языческий мир «Камня» Н. Я. хочет превратить в подобие символизма, хотя Мандельштам рожден в борьбе с символизмом, в противопоставлении новой акмеистической художественной идеологии.
Для своего времени, начала 50-х годов, «Доктор Живаго» был, кажется, крайней смелостью, событием.
Наше время - время одиночек. Пастернак.
Примечание:
* * *
Мне по душе строптивый норов
Артиста в силе: он отвык
От фраз, и прячется от взоров,
И собственных стыдится книг.
Но всем известен этот облик.
Он миг для пряток прозевал.
Назад не повернуть оглобли,
Хотя б и затаясь в подвал.
Судьбы под землю не заямить.
Как быть? Неясная сперва,
При жизни переходит в память
Его признавшая молва.
Но кто ж он? На какой арене
Стяжал он поздний опыт свой?
С кем протекли его боренья?
С самим собой, с самим собой.
Как поселенье на Гольфштреме,
Он создан весь земным теплом.
В его залив вкатило время
Всё, что ушло за волнолом.
Он жаждал воли и покоя,
А годы шли примерно так,
Как облака над мастерскою,
Где горбился его верстак.
__
А в те же дни на расстояньи
За древней каменной стеной
Живёт не человек, - деянье:
Поступок ростом с шар земной.
Судьба дала ему уделом
Предшествующего пробел.
Он - то, что снилось самым смелым,
Но до него никто не смел.
За этим баснословным делом
Уклад вещей остался цел.
Он не взвился небесным телом,
Не исказился, не истлел.
В собраньи сказок и реликвий,
Кремлём плывущих над Москвой,
Столетья так к нему привыкли,
Как к бою башни часовой.
Но он остался человеком
И если, зайцу вперерез
Пальнёт зимой по лесосекам,
Ему, как всем, ответит лес.
__
И этим гением поступка
Так поглощён другой, поэт,
Что тяжелеет, словно губка,
Любою из его примет.
Как в этой двухголосной фуге
Он сам ни бесконечно мал,
Он верит в знанье друг о друге
Предельно крайних двух начал.
1935 - 1936, Борис Пастернак