8 января 1938 года
в дневниках
Елена Булгакова, жена писателя Михаила Булгакова, 44 года, Москва:
8 января. Сегодня - постановление Комитета о ликвидации театра Мейерхольда.
Вчера засиделись с Ермолинским в разговорах до пяти часов утра. Безобразие.
Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва (В.Э. - Всеволод Мейерхольд):
8 января. Днем в Ленинской библиотеке прочел в газете постановление о закрытии ГосТИМа. Формулировки очень жесткие. Это больше, чем ошибка, это...
Не работается. Зачем-то пошел в театр. В.Э. там не было. Позвонил ему. Нелепый разговор. Да и что можно сказать?
Евгения Руднева, школьница, в Великую Отечественную станет Героем Советского Союза, но погибнет в 1944, 17 лет, Москва:
8 января. Каникулы близятся к концу. Ида подарила мне книгу «Вселенная» с надписью «Будущему величайшему астроному». Какая горькая ирония!
Вчера я дала себе обещание: никогда не заниматься вещами, связанными с философией, но обязательно изучить все, что по этому вопросу имеется.
Владимир Вернадский, академик, 74 года:
8 января. Москва.
Вчера - переписка, работа над книгой, чтение.
Днем были Петруш[евский], Яковлев А. И., М. Н. Сперанский (Сперанский Михаил Несторович (1863-1938) - историк-славист. Академик (1921). В 1934 по «делу славистов» был условно приговорен к ссылке, но оставлен в Москве после исключения из членов АН. Работы не имел. Умер 12. IV. 1938) . Як[овлев] в разговоре как-то указал на трагич[ность] положения Сперанского. М[ожет] б[ыть], что-нибудь можно сделать через Комарова.
Выяснилось, что исключение Сперанского и Перетца (Перетц Владимир Николаевич (1870-1935) - историк-славист. Академик РАН (1914) и ВУАН (1920). Был осужден, исключен из АН одновременно со Сперанским, сослан в Саратов, где и умер) произошло несоответственно с реальным положением дел.
У Сперанского в 1934 г. (до уб[ийства] Кирова) произвели обыск, ничего не нашли и арестовали. Кажется, Мартынов (потом белорусский глава ГПУ) вызвал его и указал, что присутствие его в Москве - ввиду его популярности в связи с большим числом учеников, которые бывают у него - нежелательно. Передал дело относительно приличному следователю, но путавшему славистов и славянофильство, и исчезнул. В конце концов, ему назначили 3 года в Уфу. Обращение в ГПУ (куда возила и машина г/б (госбезопасности)) было вполне корректное. Спросили, сколько ему надо времени, чтобы собраться в путь. Две недели. Сперанский на объявленном ему приговоре расписался, что он не признает себя ни в чем виновным.
С[перанский] подал записку Сталину, указывал, что он ни в чем не виноват и высылка его из Москвы лишает его возможности кончить свои многолетние работы. Сталин велел пересмотреть дело, и оно было поручено Акулову. Соединили с пикзановским (делом). Донос был, что во главе Мос[ковской] гр[уппы] был Перетц, а членами Спер[анский] и Любавский. Акулов говорил Перетцу, что донос не подтвердился (он ездил в Самару, где был П[еретц]) и что через 2 недели все благополучно кончится. А тут дело Кирова! Сперанский получил извещение из ГПУ, что высылка его в Уфу отложена. В это время - исключение его и П[еретца] из Академии. Чем вызвано? Он обратился в Союз научных работников для справки о его положении. Там справились в ГПУ - никакого дела о Спер[анском] там нет. И он остался свободным человеком в Москве. Продал (10 000 р[уб.]) свою библиотеку, теперь проел и стоит перед нуждой. Все время работал. Надо или пенсию, или работу, или восстановить в Академии. Попробуем с Петр[ушевским] переговорить с Ком[аровым] и Кржиж[ановским] (Дополнительные сведения из эпистолярного наследия В. И. Вернадского, связанные с его попыткой помочь оказавшемуся в беде ученому см. в кн.: Ашнин Ф. Д., Алпатов В. М. Дело славистов. М.: Наследие, 1994. С. 99-100. В настоящее время опубликовано секретное спецсообщение И. В. Сталину, подписанное зам. председателя ОГПУ Я. С. Аграновым, датированное 26. II. 1934 и озаглавленное «О контрреволюционной организации в научных институтах и АН СССР». Согласно его тексту « по показаниям арестованного Фасмера Р. Ф. (правильно: Фасмер P. P. Публ.) (...) через его брата Фасмера Макса - директора Славянского института в Берлине, активного фашиста, им и академиком Вернадским была организована регулярная связь организации с немецкими фашистами» и далее: (...) «срывая и тормозя разрешение сапропелевой проблемы в СССР, организация одновременно через члена центра академика Вернадского передавала материалы по этому вопросу немецкому химику (Р.) Потонье (в действительности - геолог-угольщик. Публ.), члену Прусского геологического комитета» (цит. по: Лубянка, Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Янв. 1922-дек. 1936. Документы. М.: Материк, 2003. С. 490-491). Зловещие подробности «дела», по которому проходили М. Н. Сперанский и В. Н. Перетц, В. И. Вернадский, скорее всего, узнал не ранее 1939 от Б. Л. Личкова, арестованного в 1934 по обвинению в участии упомянутой «контрреволюционной организации» (об этом см.: Вернадский В. И. Дневники 1926-1934. С. 380, 400).
Была Зиночка (Супрунова). Письмо от матери. В Биробиджане. Приходится материально помогать. Из-за доноса - ложного - Портенко, какого-то бывшего след[ователя] (ГПУ), с которым поссорились в связи с квартирой. Ложный донос, связанный с происхождением (Катя (Е. А. Черноярова) - вдова Черноярова, генеральша после смерти мужа). Портенко, по-видимому, из денщиков, ненавид[ит] офицеров.
Михаил Пришвин, 64 года, Москва:
8 января.
Немного потеплело. Подписал договор на «Журка» и «Еж» и обещался к Маю приготовить четыре рассказа для маленьких. Обещался к 1 Февраля приготовить том для юношества и наметил вопрос о Лесной энциклопедии.
Будущее как принцип есть обман: для нас в этом смысле будущего нет, будущее смерть. Но оно существует в виде младенца - дети наше будущее, и все наше лучшее в детях.
По выходе из музея античной скульптуры всякая человеческая голова на улице была значительна и скульптурна: как будто вынес с собой луч художественного] прожектора. Вот если бы это всегда иметь внутри себя и с этим ходить по улицам. Похоже на лесные снежные фигурки: там и тут мир показывается в красоте своей бесполезности. Так что есть и красота бесполезности, тоже вот дым, облака. Есть ли, можно ли так сказать: красота полезности?
Чем, кому полезен был юноша Антиной, утонувший в 130 году на 20-м году своей жизни? А вот его статуя стоит теперь у меня, освобожденная от всякой полезной службы.
Когда я вышел из музея и головы людей на улице предстали мне скульптурно, в то же самое время у меня поднялось сочувствие к человеку, музей оказался полезен тем, что «чувство доброе он...»
- Революция - это организованный политически самосуд с его обязательными жертвами, в революции «боги жаждут». И мы, христиански жалостливые или просто гуманные, сочувствуя жертвам, неправильно судим революцию.
- Позвольте! - возразил N. - Вы хотите освободиться от жалости, это я понимаю очень хорошо, но вот в том-то и дело, что не видно сейчас, из-за чего же все эти жертвы людьми: дело это, взять производство, при устранении вредителей не улучшается, остается без перемен. Вот взяли из Гослита Накорякова, от этого лучше не будет, почему?
- Потому что не в Накорякове дело, что писательство смешали с журналистикой, не Союз писателей, а Союз журналистов: пройдохи-журналисты взяли верх...
- Так и везде: система виновата, а не исполнители: если, напр., завтра война, а мы занимаемся поэзией, - это же глупо. Но и поэзию выгнать нельзя, и потому берет верх поэзия военной пользы.
- Пусть, но почему же и там, именно в самом главном, обороне страны, то же самое вредительство: устранение людей без улучшения в деле?
- Быть может, Верховный Совет, когда соберется, прольет нам свет в эту сторону.
Тема - это вера. С одной темой не напишешь. Нужен еще талант и мастерство. А бездарные любят именно навязывать тему, как и верующие думают - он верит, и все должны верить.
Ссылка писателя на «объективные причины» - все равно что ссылка борца на противника: противник, мол, сломил меня. Так у писателя его среда всегда является противником, и вот уж нельзя-то ссылаться на среду: надо ее победить.
Дневники дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Иван Папанин, 43 года, начальник станции
8 января.
Ночью проснулись и долго вели разговоры о том, что нам не дадут дрейфовать до семидесятой параллели. А нам очень хочется пройти такой большой путь на льдине: рассчитываем, что на 70 градусе северной широты мы будем в марте.
Мы понимаем, что быстрый дрейф начинает беспокоить Москву и там уже готовятся к снятию нас со льдины. Передают, что к нам выходит зверобойное судно «Мурманец», которое будет патрулировать вдоль кромки льда.
Мы сообща обсудили это известие; особенно оно обрадовало Теодорыча, которого все больше и больше беспокоит ухудшение связи с Рудольфом. «Мурманец» же может служить промежуточной радиостанцией. Поэтому я сразу же послал капитану «Мурманца» Ульянову следующую радиограмму: «Возлагаем на вас большие надежды по передаче наших телеграмм на материк. Поэтому прошу обратить внимание на высокую квалификацию радиста. Сообщите ориентировочно сроки выхода. Привет коллективу «Мурманца» от нас четверых».
Петрович прогревал свою лабораторию, а я играл в шахматы с Кренкелем. Затем я привел в порядок все хозяйство, вычистил примус, накормил Веселого. Сильно замерз, так как на дворе тридцать два градуса мороза. Дует резкий северный ветер.
Вместе с Петей мы ушли к трещине. Долго осматривали: не было ли где-нибудь сжатия (ночью мы слышали сильный гул и ощущали толчки льдины). Все гидрологическое хозяйство оказалось на месте. На кромке льда также не обнаружили никаких признаков сжатия.
Обратно к палатке мы дошли с трудом: двигаться пришлось против ветра, все время держась за веревку.
Женя, закончив гравитационные наблюдения, тоже сильно замерз и едва добрался до палатки.
Петрович быстро перекусил и снова вернулся к трещине: ему надо было делать промер глубин.
Мы с Женей проводили астрономические определения.
Вечером Пэпэ сообщил, что глубина моря увеличилась до трехсот сорока пяти метров. Это радует Петровича, так как ему надоело работать на небольших глубинах.
Эрнст Кренкель, 34 года, радист:
8 января.
Ночью прибыла молния из Москвы. Из Главсевморпути просят подтвердить наши последние координаты. «Верно ли, что 22 мили прошли за двое суток. Ваша быстрота вызывает недоумение». Тут же ответили, что все правильно: 22 мили прошли за 43 часа. Кстати сообщили наши новые координаты. Широта: 78°54'. И все же в ночном выпуске «Последних известий» наши координаты не сообщались. Видимо, им не верят.
Закончен перед выходом в море осмотр зверобойного бота «Мурманец». Бот в хорошем состоянии. Топлива берут на шесть месяцев, а продовольствия на год.
Елена Булгакова, жена писателя Михаила Булгакова, 44 года, Москва:
8 января. Сегодня - постановление Комитета о ликвидации театра Мейерхольда.
Вчера засиделись с Ермолинским в разговорах до пяти часов утра. Безобразие.
Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва (В.Э. - Всеволод Мейерхольд):
8 января. Днем в Ленинской библиотеке прочел в газете постановление о закрытии ГосТИМа. Формулировки очень жесткие. Это больше, чем ошибка, это...
Не работается. Зачем-то пошел в театр. В.Э. там не было. Позвонил ему. Нелепый разговор. Да и что можно сказать?
Евгения Руднева, школьница, в Великую Отечественную станет Героем Советского Союза, но погибнет в 1944, 17 лет, Москва:
8 января. Каникулы близятся к концу. Ида подарила мне книгу «Вселенная» с надписью «Будущему величайшему астроному». Какая горькая ирония!
Вчера я дала себе обещание: никогда не заниматься вещами, связанными с философией, но обязательно изучить все, что по этому вопросу имеется.
Владимир Вернадский, академик, 74 года:
8 января. Москва.
Вчера - переписка, работа над книгой, чтение.
Днем были Петруш[евский], Яковлев А. И., М. Н. Сперанский (Сперанский Михаил Несторович (1863-1938) - историк-славист. Академик (1921). В 1934 по «делу славистов» был условно приговорен к ссылке, но оставлен в Москве после исключения из членов АН. Работы не имел. Умер 12. IV. 1938) . Як[овлев] в разговоре как-то указал на трагич[ность] положения Сперанского. М[ожет] б[ыть], что-нибудь можно сделать через Комарова.
Выяснилось, что исключение Сперанского и Перетца (Перетц Владимир Николаевич (1870-1935) - историк-славист. Академик РАН (1914) и ВУАН (1920). Был осужден, исключен из АН одновременно со Сперанским, сослан в Саратов, где и умер) произошло несоответственно с реальным положением дел.
У Сперанского в 1934 г. (до уб[ийства] Кирова) произвели обыск, ничего не нашли и арестовали. Кажется, Мартынов (потом белорусский глава ГПУ) вызвал его и указал, что присутствие его в Москве - ввиду его популярности в связи с большим числом учеников, которые бывают у него - нежелательно. Передал дело относительно приличному следователю, но путавшему славистов и славянофильство, и исчезнул. В конце концов, ему назначили 3 года в Уфу. Обращение в ГПУ (куда возила и машина г/б (госбезопасности)) было вполне корректное. Спросили, сколько ему надо времени, чтобы собраться в путь. Две недели. Сперанский на объявленном ему приговоре расписался, что он не признает себя ни в чем виновным.
С[перанский] подал записку Сталину, указывал, что он ни в чем не виноват и высылка его из Москвы лишает его возможности кончить свои многолетние работы. Сталин велел пересмотреть дело, и оно было поручено Акулову. Соединили с пикзановским (делом). Донос был, что во главе Мос[ковской] гр[уппы] был Перетц, а членами Спер[анский] и Любавский. Акулов говорил Перетцу, что донос не подтвердился (он ездил в Самару, где был П[еретц]) и что через 2 недели все благополучно кончится. А тут дело Кирова! Сперанский получил извещение из ГПУ, что высылка его в Уфу отложена. В это время - исключение его и П[еретца] из Академии. Чем вызвано? Он обратился в Союз научных работников для справки о его положении. Там справились в ГПУ - никакого дела о Спер[анском] там нет. И он остался свободным человеком в Москве. Продал (10 000 р[уб.]) свою библиотеку, теперь проел и стоит перед нуждой. Все время работал. Надо или пенсию, или работу, или восстановить в Академии. Попробуем с Петр[ушевским] переговорить с Ком[аровым] и Кржиж[ановским] (Дополнительные сведения из эпистолярного наследия В. И. Вернадского, связанные с его попыткой помочь оказавшемуся в беде ученому см. в кн.: Ашнин Ф. Д., Алпатов В. М. Дело славистов. М.: Наследие, 1994. С. 99-100. В настоящее время опубликовано секретное спецсообщение И. В. Сталину, подписанное зам. председателя ОГПУ Я. С. Аграновым, датированное 26. II. 1934 и озаглавленное «О контрреволюционной организации в научных институтах и АН СССР». Согласно его тексту « по показаниям арестованного Фасмера Р. Ф. (правильно: Фасмер P. P. Публ.) (...) через его брата Фасмера Макса - директора Славянского института в Берлине, активного фашиста, им и академиком Вернадским была организована регулярная связь организации с немецкими фашистами» и далее: (...) «срывая и тормозя разрешение сапропелевой проблемы в СССР, организация одновременно через члена центра академика Вернадского передавала материалы по этому вопросу немецкому химику (Р.) Потонье (в действительности - геолог-угольщик. Публ.), члену Прусского геологического комитета» (цит. по: Лубянка, Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Янв. 1922-дек. 1936. Документы. М.: Материк, 2003. С. 490-491). Зловещие подробности «дела», по которому проходили М. Н. Сперанский и В. Н. Перетц, В. И. Вернадский, скорее всего, узнал не ранее 1939 от Б. Л. Личкова, арестованного в 1934 по обвинению в участии упомянутой «контрреволюционной организации» (об этом см.: Вернадский В. И. Дневники 1926-1934. С. 380, 400).
Была Зиночка (Супрунова). Письмо от матери. В Биробиджане. Приходится материально помогать. Из-за доноса - ложного - Портенко, какого-то бывшего след[ователя] (ГПУ), с которым поссорились в связи с квартирой. Ложный донос, связанный с происхождением (Катя (Е. А. Черноярова) - вдова Черноярова, генеральша после смерти мужа). Портенко, по-видимому, из денщиков, ненавид[ит] офицеров.
Михаил Пришвин, 64 года, Москва:
8 января.
Немного потеплело. Подписал договор на «Журка» и «Еж» и обещался к Маю приготовить четыре рассказа для маленьких. Обещался к 1 Февраля приготовить том для юношества и наметил вопрос о Лесной энциклопедии.
Будущее как принцип есть обман: для нас в этом смысле будущего нет, будущее смерть. Но оно существует в виде младенца - дети наше будущее, и все наше лучшее в детях.
По выходе из музея античной скульптуры всякая человеческая голова на улице была значительна и скульптурна: как будто вынес с собой луч художественного] прожектора. Вот если бы это всегда иметь внутри себя и с этим ходить по улицам. Похоже на лесные снежные фигурки: там и тут мир показывается в красоте своей бесполезности. Так что есть и красота бесполезности, тоже вот дым, облака. Есть ли, можно ли так сказать: красота полезности?
Чем, кому полезен был юноша Антиной, утонувший в 130 году на 20-м году своей жизни? А вот его статуя стоит теперь у меня, освобожденная от всякой полезной службы.
Когда я вышел из музея и головы людей на улице предстали мне скульптурно, в то же самое время у меня поднялось сочувствие к человеку, музей оказался полезен тем, что «чувство доброе он...»
- Революция - это организованный политически самосуд с его обязательными жертвами, в революции «боги жаждут». И мы, христиански жалостливые или просто гуманные, сочувствуя жертвам, неправильно судим революцию.
- Позвольте! - возразил N. - Вы хотите освободиться от жалости, это я понимаю очень хорошо, но вот в том-то и дело, что не видно сейчас, из-за чего же все эти жертвы людьми: дело это, взять производство, при устранении вредителей не улучшается, остается без перемен. Вот взяли из Гослита Накорякова, от этого лучше не будет, почему?
- Потому что не в Накорякове дело, что писательство смешали с журналистикой, не Союз писателей, а Союз журналистов: пройдохи-журналисты взяли верх...
- Так и везде: система виновата, а не исполнители: если, напр., завтра война, а мы занимаемся поэзией, - это же глупо. Но и поэзию выгнать нельзя, и потому берет верх поэзия военной пользы.
- Пусть, но почему же и там, именно в самом главном, обороне страны, то же самое вредительство: устранение людей без улучшения в деле?
- Быть может, Верховный Совет, когда соберется, прольет нам свет в эту сторону.
Тема - это вера. С одной темой не напишешь. Нужен еще талант и мастерство. А бездарные любят именно навязывать тему, как и верующие думают - он верит, и все должны верить.
Ссылка писателя на «объективные причины» - все равно что ссылка борца на противника: противник, мол, сломил меня. Так у писателя его среда всегда является противником, и вот уж нельзя-то ссылаться на среду: надо ее победить.
Дневники дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Иван Папанин, 43 года, начальник станции
8 января.
Ночью проснулись и долго вели разговоры о том, что нам не дадут дрейфовать до семидесятой параллели. А нам очень хочется пройти такой большой путь на льдине: рассчитываем, что на 70 градусе северной широты мы будем в марте.
Мы понимаем, что быстрый дрейф начинает беспокоить Москву и там уже готовятся к снятию нас со льдины. Передают, что к нам выходит зверобойное судно «Мурманец», которое будет патрулировать вдоль кромки льда.
Мы сообща обсудили это известие; особенно оно обрадовало Теодорыча, которого все больше и больше беспокоит ухудшение связи с Рудольфом. «Мурманец» же может служить промежуточной радиостанцией. Поэтому я сразу же послал капитану «Мурманца» Ульянову следующую радиограмму: «Возлагаем на вас большие надежды по передаче наших телеграмм на материк. Поэтому прошу обратить внимание на высокую квалификацию радиста. Сообщите ориентировочно сроки выхода. Привет коллективу «Мурманца» от нас четверых».
Петрович прогревал свою лабораторию, а я играл в шахматы с Кренкелем. Затем я привел в порядок все хозяйство, вычистил примус, накормил Веселого. Сильно замерз, так как на дворе тридцать два градуса мороза. Дует резкий северный ветер.
Вместе с Петей мы ушли к трещине. Долго осматривали: не было ли где-нибудь сжатия (ночью мы слышали сильный гул и ощущали толчки льдины). Все гидрологическое хозяйство оказалось на месте. На кромке льда также не обнаружили никаких признаков сжатия.
Обратно к палатке мы дошли с трудом: двигаться пришлось против ветра, все время держась за веревку.
Женя, закончив гравитационные наблюдения, тоже сильно замерз и едва добрался до палатки.
Петрович быстро перекусил и снова вернулся к трещине: ему надо было делать промер глубин.
Мы с Женей проводили астрономические определения.
Вечером Пэпэ сообщил, что глубина моря увеличилась до трехсот сорока пяти метров. Это радует Петровича, так как ему надоело работать на небольших глубинах.
Эрнст Кренкель, 34 года, радист:
8 января.
Ночью прибыла молния из Москвы. Из Главсевморпути просят подтвердить наши последние координаты. «Верно ли, что 22 мили прошли за двое суток. Ваша быстрота вызывает недоумение». Тут же ответили, что все правильно: 22 мили прошли за 43 часа. Кстати сообщили наши новые координаты. Широта: 78°54'. И все же в ночном выпуске «Последних известий» наши координаты не сообщались. Видимо, им не верят.
Закончен перед выходом в море осмотр зверобойного бота «Мурманец». Бот в хорошем состоянии. Топлива берут на шесть месяцев, а продовольствия на год.