27 декабря 1937-го года
из дневников
Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва:
27 декабря.
Кончается страшный, нелепый, таинственный, трагичный и бессмысленный 1937-й год. Когда-нибудь о нем будут писать романы и исследования, поэмы и драмы. Историки разберут страшные архивы (если они сохранятся) и ничего не поймут: почему вдруг в такой талантливой, здоровой, молодой и сильной стране оказалось так много преступников и притворявшихся друзьями и патриотами врагов. Почему самые умные и смелые были побеждены самыми тупыми и трусливыми. Много тайн и загадок принес этот год, и все ли их разгадает будущее? Не знаю, в чем виноваты Бухарин и Тухачевский, но я знаю, что брат Лёва ни в чем не виноват, и знаю, что мой великий учитель Всеволод Эмильевич Мейерхольд, имя которого запятнано и унижено, неизмеримо выше, глубже, благороднее тех, кто сейчас его поносит. Может, близкие Бухарина и Тухачевского думают так же.
Советские люди дрейфуют на льдине у Северного полюса, огибают на крылатых кораблях без посадки половину земного шара, советские люди в зашторенных кабинетах на Лубянке избивают и мучают, добиваясь чудовищных признаний, таких же советских людей, тянутся на восток и север бесконечные составы теплушек, набитых советскими людьми, и их с пулеметами на крышах охраняют другие советские люди. А в городах в ресторанах гремят джазы, на сценах театров страдает Анна Каренина, типографии печатают в миллионах экземпляров стихи Пушкина и Маяковского, и десятки миллионов людей голосуют за невысокого коренастого человека с лицом, тронутым оспинками, и желтоватыми глазами, человека с солдатскими усами и рыбацкой трубкой, именем которого совершались все подвиги и подлости в этом году.
Михаил Пришвин, 64 года, Москва:
27 декабря.
-16. Выхожу, но в учреждения не показываюсь: я - больной. Вчера был у меня A-в Иван Андреевич, он написал роман об Италии, не будучи там никогда. Придет же вот такое в голову. Приходил П. Н. Щекин-Кротов, просил у меня 4000 р. После их ухода стал вспоминать, что лишнее им говорил, и нашел много лишнего. Такое заячье положение! И другое положение государственного актера, участие в государст. представлении хористом (государственный хор, корифеи госхора).
...до того мерзко! а спросишь: «Чего же бы ты хотел?» и ясно видишь, что и там, в хорошем прошлом, и теперь, в благополучных государствах, и было, и есть, и будет всегда благополучием некоторая длительность устойчивости человека, идущего по канату; что - всегда, везде и всюду этот момент устойчивости расцвечивается сказками, и эти сказки по существу и являются реальностью, а никак не то жалкое состояние равновесия.
Так вот полезно людям иногда поглядеть на веревку, по которой приходится идти, этот взгляд себе под ноги, если только не свалишься, вызывает к созданию новой, более увлекательной сказки.
...
<Приписка: Все более и более стирается граница между живыми и мертвыми.>
Писатели, которых нет с нами:
Ив. Макаров
Корнилов
Лежнев
Горбов
Беспалов
Наседкин
Каренин
Бруно Ясенский
Сверчков
Большаков
Зарудин
Зазубри
Замятин (умер за границей)
Губер
Ив. Катаев
Пильняк
Арт. Веселый Клюев
П. Васильев
С. Третьяков
Клычков Орешин
Р. Иванов
Воронский (умер)
Чапыгин (умер)
Дневники дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Иван Папанин, 43 года, начальник станции:
27 декабря.
Теодорыч принимает так много поздравительных телеграмм, что это напоминает нам предоктябрьские дни. Больше всего приветствий из Москвы, Ленинграда, с полярных станций. Но есть радиограммы и от незнакомых соотечественников - из Пятигорска, с Сахалина, из Алма-Аты. Мы стараемся отвечать на эти теплые приветствия.
Нынче опять бушует ветер. Женя шутит:
- Мы попали в гнездо штормов.
Во время ветра трудно уснуть; не дают покоя мысли о состоянии льдины: ветер грозит погубить наши труды.
Под утро залаял Веселый. Я опять подумал, что появился медведь, и вышел из палатки. Но вдали показался Петрович. Он возвращался из своей гидрологической палатки, закончив промер глубины без нашей помощи.
- Какова глубина? - спросил я его.
- Уже не четыре тысячи, Дмитрич, а всего лишь двести семнадцать метров,- ответил Петрович.- Боюсь, как бы наша льдина... не села на мель...
Он сам опустил и поднял груз, убрал посуду, положил ее в ящик, погрузил на нарты и привез в лагерь.
Эрнст раздосадован: ему не удается передать ответы на приветствия; на острове Рудольфа сильная пурга, и радисты не могут принять от нас ни одного слова.
Петрович закончил очередные гидрологические наблюдения. Ему пришлось брать пробы воды только с восьми горизонтов. Вот что значит малая глубина! Раньше он брал пробы с двадцати пяти горизонтов. Однако Петрович уверенно говорит:
- Ничего, еще будут большие глубины!
Мы снова разбираем кипу радиограмм... Знакомые стандартные заказы: редакции всех газет считают своим долгом обратиться к нам с просьбой написать что-нибудь к Новому году о наших мыслях, чувствах, переживаниях... Неужели товарищи там, на материке, забывают, что у нас очень маленькая радиостанция?!.
Бушует пурга. Снова снег заметает с такой силой, что через каждые десять - пятнадцать минут приходится вылезать и очищать вход в палатку. Если произойдет какое-нибудь несчастье, то нам придется быстро выбежать и эвакуировать все наше хозяйство; вот почему надо все время очищать вход в «жилой дворец».
Мы с Петровичем ходили вдоль трещины, осматривали ее состояние. Предусмотрительно надели кухлянки и привязались друг к другу веревками.
На месте решили: перевезти с трещины к жилой палатке все гидрологическое хозяйство. Впряглись в нарты. Ветер обжигал наши лица... Очень устали
Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва:
27 декабря.
Кончается страшный, нелепый, таинственный, трагичный и бессмысленный 1937-й год. Когда-нибудь о нем будут писать романы и исследования, поэмы и драмы. Историки разберут страшные архивы (если они сохранятся) и ничего не поймут: почему вдруг в такой талантливой, здоровой, молодой и сильной стране оказалось так много преступников и притворявшихся друзьями и патриотами врагов. Почему самые умные и смелые были побеждены самыми тупыми и трусливыми. Много тайн и загадок принес этот год, и все ли их разгадает будущее? Не знаю, в чем виноваты Бухарин и Тухачевский, но я знаю, что брат Лёва ни в чем не виноват, и знаю, что мой великий учитель Всеволод Эмильевич Мейерхольд, имя которого запятнано и унижено, неизмеримо выше, глубже, благороднее тех, кто сейчас его поносит. Может, близкие Бухарина и Тухачевского думают так же.
Советские люди дрейфуют на льдине у Северного полюса, огибают на крылатых кораблях без посадки половину земного шара, советские люди в зашторенных кабинетах на Лубянке избивают и мучают, добиваясь чудовищных признаний, таких же советских людей, тянутся на восток и север бесконечные составы теплушек, набитых советскими людьми, и их с пулеметами на крышах охраняют другие советские люди. А в городах в ресторанах гремят джазы, на сценах театров страдает Анна Каренина, типографии печатают в миллионах экземпляров стихи Пушкина и Маяковского, и десятки миллионов людей голосуют за невысокого коренастого человека с лицом, тронутым оспинками, и желтоватыми глазами, человека с солдатскими усами и рыбацкой трубкой, именем которого совершались все подвиги и подлости в этом году.
Михаил Пришвин, 64 года, Москва:
27 декабря.
-16. Выхожу, но в учреждения не показываюсь: я - больной. Вчера был у меня A-в Иван Андреевич, он написал роман об Италии, не будучи там никогда. Придет же вот такое в голову. Приходил П. Н. Щекин-Кротов, просил у меня 4000 р. После их ухода стал вспоминать, что лишнее им говорил, и нашел много лишнего. Такое заячье положение! И другое положение государственного актера, участие в государст. представлении хористом (государственный хор, корифеи госхора).
...до того мерзко! а спросишь: «Чего же бы ты хотел?» и ясно видишь, что и там, в хорошем прошлом, и теперь, в благополучных государствах, и было, и есть, и будет всегда благополучием некоторая длительность устойчивости человека, идущего по канату; что - всегда, везде и всюду этот момент устойчивости расцвечивается сказками, и эти сказки по существу и являются реальностью, а никак не то жалкое состояние равновесия.
Так вот полезно людям иногда поглядеть на веревку, по которой приходится идти, этот взгляд себе под ноги, если только не свалишься, вызывает к созданию новой, более увлекательной сказки.
...
<Приписка: Все более и более стирается граница между живыми и мертвыми.>
Писатели, которых нет с нами:
Ив. Макаров
Корнилов
Лежнев
Горбов
Беспалов
Наседкин
Каренин
Бруно Ясенский
Сверчков
Большаков
Зарудин
Зазубри
Замятин (умер за границей)
Губер
Ив. Катаев
Пильняк
Арт. Веселый Клюев
П. Васильев
С. Третьяков
Клычков Орешин
Р. Иванов
Воронский (умер)
Чапыгин (умер)
Дневники дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Иван Папанин, 43 года, начальник станции:
27 декабря.
Теодорыч принимает так много поздравительных телеграмм, что это напоминает нам предоктябрьские дни. Больше всего приветствий из Москвы, Ленинграда, с полярных станций. Но есть радиограммы и от незнакомых соотечественников - из Пятигорска, с Сахалина, из Алма-Аты. Мы стараемся отвечать на эти теплые приветствия.
Нынче опять бушует ветер. Женя шутит:
- Мы попали в гнездо штормов.
Во время ветра трудно уснуть; не дают покоя мысли о состоянии льдины: ветер грозит погубить наши труды.
Под утро залаял Веселый. Я опять подумал, что появился медведь, и вышел из палатки. Но вдали показался Петрович. Он возвращался из своей гидрологической палатки, закончив промер глубины без нашей помощи.
- Какова глубина? - спросил я его.
- Уже не четыре тысячи, Дмитрич, а всего лишь двести семнадцать метров,- ответил Петрович.- Боюсь, как бы наша льдина... не села на мель...
Он сам опустил и поднял груз, убрал посуду, положил ее в ящик, погрузил на нарты и привез в лагерь.
Эрнст раздосадован: ему не удается передать ответы на приветствия; на острове Рудольфа сильная пурга, и радисты не могут принять от нас ни одного слова.
Петрович закончил очередные гидрологические наблюдения. Ему пришлось брать пробы воды только с восьми горизонтов. Вот что значит малая глубина! Раньше он брал пробы с двадцати пяти горизонтов. Однако Петрович уверенно говорит:
- Ничего, еще будут большие глубины!
Мы снова разбираем кипу радиограмм... Знакомые стандартные заказы: редакции всех газет считают своим долгом обратиться к нам с просьбой написать что-нибудь к Новому году о наших мыслях, чувствах, переживаниях... Неужели товарищи там, на материке, забывают, что у нас очень маленькая радиостанция?!.
Бушует пурга. Снова снег заметает с такой силой, что через каждые десять - пятнадцать минут приходится вылезать и очищать вход в палатку. Если произойдет какое-нибудь несчастье, то нам придется быстро выбежать и эвакуировать все наше хозяйство; вот почему надо все время очищать вход в «жилой дворец».
Мы с Петровичем ходили вдоль трещины, осматривали ее состояние. Предусмотрительно надели кухлянки и привязались друг к другу веревками.
На месте решили: перевезти с трещины к жилой палатке все гидрологическое хозяйство. Впряглись в нарты. Ветер обжигал наши лица... Очень устали