из Петербурга и Москвы.
Речным потворствуя просторам,
Окликнут с двух концов Невой,
Не мог не быть и стал жонглером
И фокусником зодчий твой.
Угасшей истины обида
В рустах глубоко залегла:
Уже наперекор Эвклида
Твои расправлены крыла,
И два равнопрекрасных шара
Слепой оспаривают куб,
Да гении по-птичьи яро
Блюдут наличника уступ.
И разве посягнет лунатик
Иль пятый в облаке солдат
На воинохранимый аттик,
Навеки внедренный в закат,
Когда вдали, где зреет пена,
Где снов Петровых колыбель, -
Единственна и неизменна
Иглы арктическая цель?
2 ноября 1917, С. Демиевка. Бенедикт Лившиц, второе из цикла «Адмиралтейство».
Москва моя, Москва моя, горящая
Полуночными заревами дикими,
Воистину смятенно предстоящая
Сокрытому за огненными ликами -
Чем тучу отведешь грозоочитую?
Какою правдой перед ней оправишься?
Чем ризу убелишь ты неомытую,
Когда по жизни, в малый час, преставишься?
Полмира смертью заново чеканилось,
Писалась кровью славы повесть трудная -
Чужим богам служила ты и кланялась,
Москва моя преславная, пречудная.
Земля твоя на части разрывалася,
Палимая, зоримая, распятая -
Ты на помин ее расторговалася,
Москва моя, Москва моя богатая.
Твоих детей тела лежат неубраны.
На суд, на суд с ней, мертвые, восстанете!
Она считала стали той зазубрины,
Она смотрела, страшные ли раны те.
Ей, Господи, суди нас не по истине
И не по делу нашему повинному -
По милости суди - не нашей, инственней,
Иначе не спастися ни единому.
Оставь Москве - ей свой позор избыти ли? -
Не для ради красы ее великия,
А для ради погоста и обители,
И древности, и святости толикия,
Для малых сих - не сделай гнева меру им,
Но чашу милосердия бездонною -
Для тех, для трех ли праведников - веруем,
Что на Москве они, ей обороною.
2.XI.1917, Вера Меркурьева.