12 сентября 1937-го года
в дневниках
Николай Пунин, историк искусства, 48 лет, Ленинград:
12 сентября.
Из ста миллионов - миллион партийных. Почему не все?
_________________________________________________________________________________________--
Дневники дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Эрнст Кренкель, 33 года, радист:
12 сентября.
В первом часу ночи, лежа в своем меховом спальном мешке, случайно принял из Парижа трансляцию концерта приехавшего туда на гастроли Краснознаменного ансамбля песни и пляски. По всей видимости, вернее - слышимости, ансамбль выступал в большом концертном зале. Ему много аплодировали, кричали «браво», «бис». Некоторые номера бисировались по нескольку рад. Хотя я и не люблю пения, но голоса чудесные, и поэтому слушал с удовольствием.
Слушали передачу также Ширшов и Папанин. Мы радовались вдвойне: к нам доносились знакомые родные песни и крики бурного восторга людей, приветствовавших наш ансамбль.
Утром Рудольф был занят и телеграммы у меня не брал. Выручил Саша Абрамчук на мысе Желания. Он принял мою корреспонденцию и передал ее дальше на Диксон.
К полудню прояснилось. Жене удалось «схватить солнце». Хотя мы ожидали всяких сюрпризов, но новые координаты даже нас поразили. За шесть суток продрейфовали к югу на 25 миль, почти 45 километров. Вот это дрейф!
Наверное, сейчас в Москве крепко задумываются - оставлять ли нас на полярную ночь, или нет. Мы очень успешно поработали. Скоро будем на 85-м градусе и вступим в «жилые» места. Очевидно, в воронке между Гренландией и Шпицбергеном дрейф значительно ускорится. Это легко обнаружить, наблюдая, как наша льдина все быстрее мчится на одних и тех же скоростях ветра. У нас нет желания удирать отсюда, но надо быть готовыми к возможным опасностям.
Наши новые координаты: 86°08' северной широты и 1° восточной долготы. Мы находимся примерно в 350 километрах от полюса.
К вечеру небо совсем прояснилось. Замечательно красиво освещение, хотя вокруг пустынно и грозно. Легкий поземок усиливает мрачность пейзажа. От действия летнего солнца побелели наполовину занесенные снегом нарты.
Иван Папанин, 42 года, начальник станции:
12 сентября.
Петрович делает гидрологическую станцию.
Женя продолжает лепить свою ледяную лабораторию, быстро научившись этому новому виду строительства.
Я на сегодня стал жестянщиком: делаю из пустых бидонов подставку для керосиновых ламп.
Женя оторвался от своих ледяных дел только для того, чтобы определить наш адрес, то есть координаты. Солнце опустилось уже очень низко, скоро оно и вовсе покинет нас. Тогда Федоров будет делать астрономические определения по звездам.
Женя подсчитал, что за пять суток мы «проехали» двадцать пять миль.
Теодорыч пытается связаться с Баренцбургом, но это не удается. Кренкель не скрывает своего раздражения.
- Ну и радисты! - сердито восклицает он.
С охотой у меня положительно не ладится. Взяв ружье, я с уверенностью в успехе отправился к трещине и еще издалека увидел плавающую нерпу. Три раза выстрелил, убил ее. Но она мгновенно... ушла под лед. Какая досада! Так хотелось накормить братков свежей нерпичьей печенкой. Завтра опять пойду с ружьем, постараюсь реабилитировать себя как охотника.
Удивительно, как мне не везет. Я уже придумываю тысячи оправдательных причин, но, как бы то ни было, виноват все-таки охотник. Женя меня успокаивает и говорит, что мертвая нерпа ушла под лед потому, что ее туда затянул сильный дрейф. Допустим, что это так, и то легче! Нерпу я убил - это факт.
В первом часу ночи мы, лежа в меховых спальных мешках, слушали замечательный концерт Краснознаменного ансамбля красноармейской песни и пляски. Дирижировал профессор Александров. Концерт транслировался из Парижа: сейчас там с огромным успехом проходят гастроли. Мы были вдвойне рады: во-первых, слушали знакомые задушевные песни, которые заставляют и немного грустить, и радоваться, и смеяться, а во-вторых, как бы разделяли бурный триумф ансамбля в Париже. Слышно было, как большой концертный зал грохочет аплодисментами; сюда, к нам на полюс, доносились возгласы «браво», «бис». Действительно, было чем восторгаться: ансамбль исполнял лучшие номера своего репертуара.
Мы попросили товарищей на острове Рудольфа передать через Москву в Париж профессору Александрову, что самые северные слушатели мира шлют сердечный привет всем музыкантам, певцам и танцорам, прославляющим советское искусство за рубежом.
Петр Петрович вернулся в палатку очень поздно - в два часа ночи. За день он сделал гидрологическую станцию на глубине тысяча метров и полную серию вертушечных наблюдений. Мы рассказали ему о концерте. Петрович крайне сожалел, что не смог слушать.
_________________________________________________________________________________________________
Иван Майский, дипролмат, 53 года, представитель СССР в Лондоне:
12 сентября.
Так сегодняшний «Обсервер» пишет историю «антипиратской конференции» в Нионе. Не совсем точно. Одно не подлежит, однако, сомнению: мы сыграли этот номер хорошо и взяли у противника туру на шахматном поле Европы. Волнение «Обсервер» ясно показывает, что наша стрела попала в цель.
Александра Коллонтай, дипломат, 65 лет:
12 сентября.
Скоро полночь.
Первый день в Женеве прошел насыщенно и интересно. В коридоре встретила Дашкевича, который только что приехал из Ниона. Пригласила его в мою комнату узнать новости. Вечером из Ниона приедет также Максим Максимович (М.М. Литвинов - народный комиссар по иностранным делам СССР).
«Как идут переговоры в Нионе? Значит ли это, что испанский вопрос так и не будет поставлен на XVIII Ассамблее? И что такое эта Нионская конференция?» - закидала я Дашкевича вопросами. «Разумеется, вопрос об Испании остается, по-прежнему, в пределах Комитета по невмешательству, - ответил он. - Ниону лишь разрешено заняться частностью испанской войны: положить предел неслыханно наглому пиратству Италии в Средиземном море. Итальянцы нагло топят не только советские торговые суда, но в своем пиратстве Италия дошла до того, что совершенно приостановила торговое мореходство в Средиземном море. Когда пиратствующие фашисты не только стали топить греков, египтян, французов и англичан, но и расстроили торговое плавание англичан, они подняли вой. Нионская конференция имеет задачу создать контроль в Средиземном море и обеспечить охрану торговых судов от итальянских пиратов. Фашисты нарушают все веками установленные традиции мореплавания: они даже не спасают людей, экипаж потопленного судна».
Дашкевич рассказал мне жуткие случаи неслыханной бесчеловечности итальянских пиратов. Два наших советских судна «Тимирязев» и «Благоев» потоплены ими. Неудивительно, что Литвинов зол и непримирим.
«На Нионской конференции представлены страны Средиземного моря, но орудуют все те же англичане, - информировал меня Дашкевич. - Литвинов, внося предложение о мерах эффективной охраны торговых судов, требовал, чтобы охрана эта распространена была также и на торговые пароходы республиканского правительства Испании. Охрана в нашем предложении предусматривала спасение погибающего экипажа. Но конференция отклонила предложение Советского Союза с архииезуитской мотивировкой: спасение экипажа тонущего судна республиканской Испании является актом вмешательства во внутренний конфликт Испании в интересах одной из сторон. Эта лицемерная мотивировка возмутила Литвинова. Всему миру известно, что Франко бесконтрольно и беспрепятственно снабжается всем необходимым для ведения войны. Все знают, что вмешательство в испанские дела Италии и Берлина давно перешло в открытую агрессию, что германские и итальянские войска блокируют порты и занимают испанские города. Кого же хотят обмануть англичане и французы видимостью соблюдения невмешательства, отклоняя советское предложение о спасении тонущих моряков?».
«Уверяю вас, - сказал Дашкевич, - я никогда не видал Максима Максимовича таким разозленным. Он взял слово вне очереди и так внушительно стал отчитывать конференцию за ханжество, что англичане испугались. Особенно их задело обвинение, что именно эта страна мореходства нарушает традиции мореплавания и поддерживает пиратство фашистов-итальянцев. Делегаты Великобритании окружили Литвинова и с несвойственной англичанам живостью оправдывались. Решено вернуться к обсуждению предложения Литвинова в связи с пунктом о контроле. Впрочем, - добавил Лашкевич, - Литвинов сказал, что если контроль будет в руках англичан и французов, чего добиваются в Нионе, то тогда нечего ждать практических результатов».
Интересная беседа с Дашкевичем прервана была телефонным звонком, это представительницы женских международных организаций добивались свидания со мной. Назначила им в пять часов. Я не могла и не хотела сразу включиться в вопрос равноправия женщин после всего, что услышала от Дашкевича о Нионе и о ходе войны в Испании.
Вечером в «Ричмонд» вернулись наши - Литвинов, Штейн, Суриц. Максим Максимович казался озабоченным: «А, вы уже здесь, Александра Михайловна! Вам придется выдержать снова бой по женскому вопросу», - сказал он, здороваясь со мной. Он хотел уйти к себе, но я попросила разрешения зайти к нему на минутку.
Литвинов: По женским делам?
Я: Нет, по поводу Испании.
Литвинов: Что же вы хотите знать? Нионская конференция 11 сентября заканчивает свою работу, поделила Средиземное море на зоны, подлежащие контролю англичан и французов, что значит, по существу, создать юридическую видимость права захвата или потопления судов, заподозренных в подвозе контрабанды в республиканскую Испанию в Средиземном море.
Я: Но вам, Максим Максимович, удалось провести несколько существенных положений в интересах советского флота и судов республиканской Испании.
Литвинов: На бумаге. А по существу - фикция. Друзья и покровители фашистов извращают все постановления, которые вносит Советский Союз, в пользу наших общих с испанской республикой врагов. Не сомневаюсь, что все достигнутые в пользу республиканской Испании постановления, Комитет по невмешательству обратит в пользу Франко. Вы помните дело с нашим предложением в Комитет по невмешательству еще в первые месяцы испанской войны? Италия и Германия отправляли свои регулярные военные части к Франко под видом «добровольцев». Майский внес тогда в Лондонский комитет предложение запретить отправлять добровольцев в Испанию. Предложение СССР было принято. Что же получилось? Правительства многих стран стали запрещать своим гражданам выезд в Испанию под предлогом борьбы с добровольчеством. Между тем уже тогда на территории Испании интервенты имели стотысячный состав регулярных бойцов, сражавшихся на стороне Франко против республиканского правительства. Конечно, запрещали выезд в Испанию буржуазные правительства не фашистам, а коммунистам.
Я: Да, это случилось и в Швеции, но объединенными силами шведской компартии и нажимом со стороны посланника республиканской Испании Изабеллы Паленсии из Швеции все же многие добровольцы перебрались в Интернациональную бригаду.
Литвинов: Если уж проводить контроль против контрабанды на судах, идущих в Испанию, то надо контролировать не Средиземное море, а суда в гаванях Италии и Германии. Но об этом, конечно, нет и речи. Корень зла не обезврежен Нионом. А еще Кузьма Прутков советовал: смотри в корень. А корень - это Берлин. Впрочем, об этом еще успеем потолковать. Вы, верно, устали после дороги. Как? Вы прилетели из Стокгольма? Это интересно, я еще не летал.
Николай Пунин, историк искусства, 48 лет, Ленинград:
12 сентября.
Из ста миллионов - миллион партийных. Почему не все?
_________________________________________________________________________________________--
Дневники дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Эрнст Кренкель, 33 года, радист:
12 сентября.
В первом часу ночи, лежа в своем меховом спальном мешке, случайно принял из Парижа трансляцию концерта приехавшего туда на гастроли Краснознаменного ансамбля песни и пляски. По всей видимости, вернее - слышимости, ансамбль выступал в большом концертном зале. Ему много аплодировали, кричали «браво», «бис». Некоторые номера бисировались по нескольку рад. Хотя я и не люблю пения, но голоса чудесные, и поэтому слушал с удовольствием.
Слушали передачу также Ширшов и Папанин. Мы радовались вдвойне: к нам доносились знакомые родные песни и крики бурного восторга людей, приветствовавших наш ансамбль.
Утром Рудольф был занят и телеграммы у меня не брал. Выручил Саша Абрамчук на мысе Желания. Он принял мою корреспонденцию и передал ее дальше на Диксон.
К полудню прояснилось. Жене удалось «схватить солнце». Хотя мы ожидали всяких сюрпризов, но новые координаты даже нас поразили. За шесть суток продрейфовали к югу на 25 миль, почти 45 километров. Вот это дрейф!
Наверное, сейчас в Москве крепко задумываются - оставлять ли нас на полярную ночь, или нет. Мы очень успешно поработали. Скоро будем на 85-м градусе и вступим в «жилые» места. Очевидно, в воронке между Гренландией и Шпицбергеном дрейф значительно ускорится. Это легко обнаружить, наблюдая, как наша льдина все быстрее мчится на одних и тех же скоростях ветра. У нас нет желания удирать отсюда, но надо быть готовыми к возможным опасностям.
Наши новые координаты: 86°08' северной широты и 1° восточной долготы. Мы находимся примерно в 350 километрах от полюса.
К вечеру небо совсем прояснилось. Замечательно красиво освещение, хотя вокруг пустынно и грозно. Легкий поземок усиливает мрачность пейзажа. От действия летнего солнца побелели наполовину занесенные снегом нарты.
Иван Папанин, 42 года, начальник станции:
12 сентября.
Петрович делает гидрологическую станцию.
Женя продолжает лепить свою ледяную лабораторию, быстро научившись этому новому виду строительства.
Я на сегодня стал жестянщиком: делаю из пустых бидонов подставку для керосиновых ламп.
Женя оторвался от своих ледяных дел только для того, чтобы определить наш адрес, то есть координаты. Солнце опустилось уже очень низко, скоро оно и вовсе покинет нас. Тогда Федоров будет делать астрономические определения по звездам.
Женя подсчитал, что за пять суток мы «проехали» двадцать пять миль.
Теодорыч пытается связаться с Баренцбургом, но это не удается. Кренкель не скрывает своего раздражения.
- Ну и радисты! - сердито восклицает он.
С охотой у меня положительно не ладится. Взяв ружье, я с уверенностью в успехе отправился к трещине и еще издалека увидел плавающую нерпу. Три раза выстрелил, убил ее. Но она мгновенно... ушла под лед. Какая досада! Так хотелось накормить братков свежей нерпичьей печенкой. Завтра опять пойду с ружьем, постараюсь реабилитировать себя как охотника.
Удивительно, как мне не везет. Я уже придумываю тысячи оправдательных причин, но, как бы то ни было, виноват все-таки охотник. Женя меня успокаивает и говорит, что мертвая нерпа ушла под лед потому, что ее туда затянул сильный дрейф. Допустим, что это так, и то легче! Нерпу я убил - это факт.
В первом часу ночи мы, лежа в меховых спальных мешках, слушали замечательный концерт Краснознаменного ансамбля красноармейской песни и пляски. Дирижировал профессор Александров. Концерт транслировался из Парижа: сейчас там с огромным успехом проходят гастроли. Мы были вдвойне рады: во-первых, слушали знакомые задушевные песни, которые заставляют и немного грустить, и радоваться, и смеяться, а во-вторых, как бы разделяли бурный триумф ансамбля в Париже. Слышно было, как большой концертный зал грохочет аплодисментами; сюда, к нам на полюс, доносились возгласы «браво», «бис». Действительно, было чем восторгаться: ансамбль исполнял лучшие номера своего репертуара.
Мы попросили товарищей на острове Рудольфа передать через Москву в Париж профессору Александрову, что самые северные слушатели мира шлют сердечный привет всем музыкантам, певцам и танцорам, прославляющим советское искусство за рубежом.
Петр Петрович вернулся в палатку очень поздно - в два часа ночи. За день он сделал гидрологическую станцию на глубине тысяча метров и полную серию вертушечных наблюдений. Мы рассказали ему о концерте. Петрович крайне сожалел, что не смог слушать.
_________________________________________________________________________________________________
Иван Майский, дипролмат, 53 года, представитель СССР в Лондоне:
12 сентября.
Так сегодняшний «Обсервер» пишет историю «антипиратской конференции» в Нионе. Не совсем точно. Одно не подлежит, однако, сомнению: мы сыграли этот номер хорошо и взяли у противника туру на шахматном поле Европы. Волнение «Обсервер» ясно показывает, что наша стрела попала в цель.
Александра Коллонтай, дипломат, 65 лет:
12 сентября.
Скоро полночь.
Первый день в Женеве прошел насыщенно и интересно. В коридоре встретила Дашкевича, который только что приехал из Ниона. Пригласила его в мою комнату узнать новости. Вечером из Ниона приедет также Максим Максимович (М.М. Литвинов - народный комиссар по иностранным делам СССР).
«Как идут переговоры в Нионе? Значит ли это, что испанский вопрос так и не будет поставлен на XVIII Ассамблее? И что такое эта Нионская конференция?» - закидала я Дашкевича вопросами. «Разумеется, вопрос об Испании остается, по-прежнему, в пределах Комитета по невмешательству, - ответил он. - Ниону лишь разрешено заняться частностью испанской войны: положить предел неслыханно наглому пиратству Италии в Средиземном море. Итальянцы нагло топят не только советские торговые суда, но в своем пиратстве Италия дошла до того, что совершенно приостановила торговое мореходство в Средиземном море. Когда пиратствующие фашисты не только стали топить греков, египтян, французов и англичан, но и расстроили торговое плавание англичан, они подняли вой. Нионская конференция имеет задачу создать контроль в Средиземном море и обеспечить охрану торговых судов от итальянских пиратов. Фашисты нарушают все веками установленные традиции мореплавания: они даже не спасают людей, экипаж потопленного судна».
Дашкевич рассказал мне жуткие случаи неслыханной бесчеловечности итальянских пиратов. Два наших советских судна «Тимирязев» и «Благоев» потоплены ими. Неудивительно, что Литвинов зол и непримирим.
«На Нионской конференции представлены страны Средиземного моря, но орудуют все те же англичане, - информировал меня Дашкевич. - Литвинов, внося предложение о мерах эффективной охраны торговых судов, требовал, чтобы охрана эта распространена была также и на торговые пароходы республиканского правительства Испании. Охрана в нашем предложении предусматривала спасение погибающего экипажа. Но конференция отклонила предложение Советского Союза с архииезуитской мотивировкой: спасение экипажа тонущего судна республиканской Испании является актом вмешательства во внутренний конфликт Испании в интересах одной из сторон. Эта лицемерная мотивировка возмутила Литвинова. Всему миру известно, что Франко бесконтрольно и беспрепятственно снабжается всем необходимым для ведения войны. Все знают, что вмешательство в испанские дела Италии и Берлина давно перешло в открытую агрессию, что германские и итальянские войска блокируют порты и занимают испанские города. Кого же хотят обмануть англичане и французы видимостью соблюдения невмешательства, отклоняя советское предложение о спасении тонущих моряков?».
«Уверяю вас, - сказал Дашкевич, - я никогда не видал Максима Максимовича таким разозленным. Он взял слово вне очереди и так внушительно стал отчитывать конференцию за ханжество, что англичане испугались. Особенно их задело обвинение, что именно эта страна мореходства нарушает традиции мореплавания и поддерживает пиратство фашистов-итальянцев. Делегаты Великобритании окружили Литвинова и с несвойственной англичанам живостью оправдывались. Решено вернуться к обсуждению предложения Литвинова в связи с пунктом о контроле. Впрочем, - добавил Лашкевич, - Литвинов сказал, что если контроль будет в руках англичан и французов, чего добиваются в Нионе, то тогда нечего ждать практических результатов».
Интересная беседа с Дашкевичем прервана была телефонным звонком, это представительницы женских международных организаций добивались свидания со мной. Назначила им в пять часов. Я не могла и не хотела сразу включиться в вопрос равноправия женщин после всего, что услышала от Дашкевича о Нионе и о ходе войны в Испании.
Вечером в «Ричмонд» вернулись наши - Литвинов, Штейн, Суриц. Максим Максимович казался озабоченным: «А, вы уже здесь, Александра Михайловна! Вам придется выдержать снова бой по женскому вопросу», - сказал он, здороваясь со мной. Он хотел уйти к себе, но я попросила разрешения зайти к нему на минутку.
Литвинов: По женским делам?
Я: Нет, по поводу Испании.
Литвинов: Что же вы хотите знать? Нионская конференция 11 сентября заканчивает свою работу, поделила Средиземное море на зоны, подлежащие контролю англичан и французов, что значит, по существу, создать юридическую видимость права захвата или потопления судов, заподозренных в подвозе контрабанды в республиканскую Испанию в Средиземном море.
Я: Но вам, Максим Максимович, удалось провести несколько существенных положений в интересах советского флота и судов республиканской Испании.
Литвинов: На бумаге. А по существу - фикция. Друзья и покровители фашистов извращают все постановления, которые вносит Советский Союз, в пользу наших общих с испанской республикой врагов. Не сомневаюсь, что все достигнутые в пользу республиканской Испании постановления, Комитет по невмешательству обратит в пользу Франко. Вы помните дело с нашим предложением в Комитет по невмешательству еще в первые месяцы испанской войны? Италия и Германия отправляли свои регулярные военные части к Франко под видом «добровольцев». Майский внес тогда в Лондонский комитет предложение запретить отправлять добровольцев в Испанию. Предложение СССР было принято. Что же получилось? Правительства многих стран стали запрещать своим гражданам выезд в Испанию под предлогом борьбы с добровольчеством. Между тем уже тогда на территории Испании интервенты имели стотысячный состав регулярных бойцов, сражавшихся на стороне Франко против республиканского правительства. Конечно, запрещали выезд в Испанию буржуазные правительства не фашистам, а коммунистам.
Я: Да, это случилось и в Швеции, но объединенными силами шведской компартии и нажимом со стороны посланника республиканской Испании Изабеллы Паленсии из Швеции все же многие добровольцы перебрались в Интернациональную бригаду.
Литвинов: Если уж проводить контроль против контрабанды на судах, идущих в Испанию, то надо контролировать не Средиземное море, а суда в гаванях Италии и Германии. Но об этом, конечно, нет и речи. Корень зла не обезврежен Нионом. А еще Кузьма Прутков советовал: смотри в корень. А корень - это Берлин. Впрочем, об этом еще успеем потолковать. Вы, верно, устали после дороги. Как? Вы прилетели из Стокгольма? Это интересно, я еще не летал.