16 августа 1942-го
в стихах и в дневниковой прозе
Весь край этот, милый навеки,
В стволах белокорых берез,
И эти студеные реки,
У плеса которых ты рос,
И темная роща, где свищут
Всю ночь напролет соловьи,
И липы на старом кладбище,
Где предки уснули твои,
И синий ласкающий воздух,
И крепкий загар на щеках,
И деды в андреевских звездах,
В высоких седых париках,
И рожь на нолях непочатых,
И эта хлеб-соль средь стола,
И псковских соборов стрельчатых
Причудливые купола,
И фрески Андрея Рублева
На темной церковной стене,
И звонкое русское слово,
И в чарочке пенник на дне,
И своды лабазов просторных,
Где в сене - раздолье мышам,
И эта - на ларчиках черных -
Кудрявая вязь палешан,
И дети, что мчатся, глазея,
По следу солдатских колонн,
И в старом полтавском музее
Полотнища шведских знамен,
И санки, чтоб вихрем летели!
И волка опасливый шаг,
И серьги вчерашней метели
У зябких осинок в ушах,
И ливни - такие косые,
Что в поле не видно ни зги,-
Запомни:
Всё это - Россия,
Которую топчут враги.
16 августа 1942, «Родина», Дмитрий Кедрин
Георгий Славгородский (1914 - 1945) , 27 лет, сержант (впоследствии гвардии майор, командир батальона гвардейского стрелкового полка, Герой Советского Союза). Сталинградская область:
16 августа.
Хутор Хлебный. Меня взял начальник штаба при распределении подразделений для поддержки батальонов. Позавтракав с Семеном на кургане, легли отдохнуть, я пытался уснуть. Затем забеспокоился, что буду нужен начштаба, но его уже на высоте не оказалось. Я нашел его со 2 батареей в хуторе. Ушел к машине и валялся весь день в садике казака. После бомбежки левой высоты, станции и переправы противник начал после обеда бомбить нашу высоту. Я с огорода наблюдал попадания. Первая по самому пупку, вторая - по Аксенову, третья - по Бееву и т. д. Больно смотреть. Ни одного нашего самолета весь день. Бомбежка повторялась несколько раз. Через хутор понесли раненых. В дивизионе несколько человек ранено. Ранены комиссар и комбат 3 (из новых, храбрых и толковых). Бойцы и не думают покидать позиций! Настроение русское: погибать - так погибать, раз приказано держать высоту - будем держать... Танки побоялись пойти, сунулись - сразу три сбила 4 батарея, 3 батарея и другие. Уничтожили танк и 2 машины автоматчиков. Меня весь день мучило безделье. Ночью немного уснули с Семеном на машине Яхонтова. Утром вся дивизия по приказу командования снялась и ушла за Дон через переправу. Я переправился на Аксеновой машине, обедал, подгонял снаряжение, выбрасывал лишнее, отдыхал на пункте сбора дивизиона. Затем старший лейтенант забрал меня с разведчиками на машину Финогина выбирать ОП на новых позициях. Напоролись на пулеметный огонь с того берега, машину подбило, Семидоцкого ранило. Ждем вечера, чтобы отремонтировать машину и занять ОП. Помылись, побрились, покушали - вот и вечер. Немец играет отбой за день (минометный огонь по нам). Сегодня видел своих истребителей и бомбардировщиков, возвращавшихся с тыла: на наше бы направление самолетов, десятка 1,5, и мы бы сидели на одном месте и не запугает он нас фанерными танками, которые выстроил вчера слева на высоте, как на параде. Давай самолеты, и мы немца погоним, смелей - и мы его погоним и без самолетов ночными атаками.
Николай Попудренко, партработник, 35 лет, командир партизанского отряда им. Сталина, воевавшего в Черниговской области Украины и в Белоруссии:
16 августа.
Утром приехали в 95[-й] кв[вадрат], от Клина 2 км, от Вороновой Гуты 3 км.
Переход был исключительно тяжелый. Прошли три непроходимых болота. Шли возле немецких засад. Думали, встретим группу хозяйственников, которые еще 12 [августа] выехали за продуктами, но их нет. Люди остаются голодными.
Ходили эту ночь в Щербиничи, но там ничего не достали.
В дороге отсеялось несколько человек. Очень тяжело нести раненых.
Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, политработник, Ленинград:
16 августа.
Весь день работал над брошюрой «Кронштадт». Написал главу «Балтийский флот в войну 1914-1918»; дополнил ряд других; расширил последнюю часть о боевых действиях этой кампании. Получается брошюра в пять-пять с половиной печатных листов. В будущем, конечно, надо сделать книгу по истории Кронштадта.
К обеду дали немыслимую розовую (с бензином?) водку.
Телеграмма из «Красной звезды»: «Обнимаем, с интересом читаем в «Правде» ваши очерки. Когда же нам дадите?» Ответил им: «Спасибо за телеграмму. Жаль, что нет добавочной правой руки и добавочных двенадцати часов в сутках. Но раз есть задание - постараюсь прислать».
Сегодня День авиации... За время войны на Ленинградском фронте уже уничтожены тысячи немецких самолетов.
...Днем время от времени свист снарядов... Двойные разрывы - это бьет 11-дюймовая немецкая бродячая пушка. Ее в конце концов раздолбают.
Откуда-то - звуки пианино.
Вечером в 7 часов 30 минут надо идти на митинг летчиков КБФ и Ленфронта...
Митинг. Беседовал с военкомом одной подводной лодки. Записал об их действиях. Говорил с Преображенским и летчиками, которые бомбили вчера Котку. В результате: сильные пожары, сгорел целлулоидный завод.
Вечер, безоблачное небо, угасающая заря... Темнеет все раньше и раньше...
Реактивные снаряды рвались у Финляндского вокзала: есть убитые и раненые. Отправление поездов перенесено на пригородные станции...
Давид Самойлов, начинающий поэт, 22 года, курсант пехотного училища перед отправкой на фронт, Самарканд:
16 августа.
Я ем запрещенный виноград. Я кусаю сочную кисть и глотаю мягкие веточки. Я не гурман. Я не умею сосать по ягодке. Так во всем. Нужно объесться. И пусть это больше тебя не трогает.
Нас ждет дорога фронтовая,
Донские степи и Кавказ,
Нас ждет винтовка боевая.
Ребята, слушайте, приказ.
Не птичий свист в лесной долине,
А пуля свистнет у села.
Мы предлагаем за счастье самую дорогую цену - жизнь. Может быть, мы уплатим эту цену не получив ничего. Лишний довод в пользу того, что устройство мира не имеет ничего общего с коммерцией.
Родина? Она стала нашей судьбой. Мы думаем о себе; это и есть мысли о родине.
Весь край этот, милый навеки,
В стволах белокорых берез,
И эти студеные реки,
У плеса которых ты рос,
И темная роща, где свищут
Всю ночь напролет соловьи,
И липы на старом кладбище,
Где предки уснули твои,
И синий ласкающий воздух,
И крепкий загар на щеках,
И деды в андреевских звездах,
В высоких седых париках,
И рожь на нолях непочатых,
И эта хлеб-соль средь стола,
И псковских соборов стрельчатых
Причудливые купола,
И фрески Андрея Рублева
На темной церковной стене,
И звонкое русское слово,
И в чарочке пенник на дне,
И своды лабазов просторных,
Где в сене - раздолье мышам,
И эта - на ларчиках черных -
Кудрявая вязь палешан,
И дети, что мчатся, глазея,
По следу солдатских колонн,
И в старом полтавском музее
Полотнища шведских знамен,
И санки, чтоб вихрем летели!
И волка опасливый шаг,
И серьги вчерашней метели
У зябких осинок в ушах,
И ливни - такие косые,
Что в поле не видно ни зги,-
Запомни:
Всё это - Россия,
Которую топчут враги.
16 августа 1942, «Родина», Дмитрий Кедрин
Георгий Славгородский (1914 - 1945) , 27 лет, сержант (впоследствии гвардии майор, командир батальона гвардейского стрелкового полка, Герой Советского Союза). Сталинградская область:
16 августа.
Хутор Хлебный. Меня взял начальник штаба при распределении подразделений для поддержки батальонов. Позавтракав с Семеном на кургане, легли отдохнуть, я пытался уснуть. Затем забеспокоился, что буду нужен начштаба, но его уже на высоте не оказалось. Я нашел его со 2 батареей в хуторе. Ушел к машине и валялся весь день в садике казака. После бомбежки левой высоты, станции и переправы противник начал после обеда бомбить нашу высоту. Я с огорода наблюдал попадания. Первая по самому пупку, вторая - по Аксенову, третья - по Бееву и т. д. Больно смотреть. Ни одного нашего самолета весь день. Бомбежка повторялась несколько раз. Через хутор понесли раненых. В дивизионе несколько человек ранено. Ранены комиссар и комбат 3 (из новых, храбрых и толковых). Бойцы и не думают покидать позиций! Настроение русское: погибать - так погибать, раз приказано держать высоту - будем держать... Танки побоялись пойти, сунулись - сразу три сбила 4 батарея, 3 батарея и другие. Уничтожили танк и 2 машины автоматчиков. Меня весь день мучило безделье. Ночью немного уснули с Семеном на машине Яхонтова. Утром вся дивизия по приказу командования снялась и ушла за Дон через переправу. Я переправился на Аксеновой машине, обедал, подгонял снаряжение, выбрасывал лишнее, отдыхал на пункте сбора дивизиона. Затем старший лейтенант забрал меня с разведчиками на машину Финогина выбирать ОП на новых позициях. Напоролись на пулеметный огонь с того берега, машину подбило, Семидоцкого ранило. Ждем вечера, чтобы отремонтировать машину и занять ОП. Помылись, побрились, покушали - вот и вечер. Немец играет отбой за день (минометный огонь по нам). Сегодня видел своих истребителей и бомбардировщиков, возвращавшихся с тыла: на наше бы направление самолетов, десятка 1,5, и мы бы сидели на одном месте и не запугает он нас фанерными танками, которые выстроил вчера слева на высоте, как на параде. Давай самолеты, и мы немца погоним, смелей - и мы его погоним и без самолетов ночными атаками.
Николай Попудренко, партработник, 35 лет, командир партизанского отряда им. Сталина, воевавшего в Черниговской области Украины и в Белоруссии:
16 августа.
Утром приехали в 95[-й] кв[вадрат], от Клина 2 км, от Вороновой Гуты 3 км.
Переход был исключительно тяжелый. Прошли три непроходимых болота. Шли возле немецких засад. Думали, встретим группу хозяйственников, которые еще 12 [августа] выехали за продуктами, но их нет. Люди остаются голодными.
Ходили эту ночь в Щербиничи, но там ничего не достали.
В дороге отсеялось несколько человек. Очень тяжело нести раненых.
Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, политработник, Ленинград:
16 августа.
Весь день работал над брошюрой «Кронштадт». Написал главу «Балтийский флот в войну 1914-1918»; дополнил ряд других; расширил последнюю часть о боевых действиях этой кампании. Получается брошюра в пять-пять с половиной печатных листов. В будущем, конечно, надо сделать книгу по истории Кронштадта.
К обеду дали немыслимую розовую (с бензином?) водку.
Телеграмма из «Красной звезды»: «Обнимаем, с интересом читаем в «Правде» ваши очерки. Когда же нам дадите?» Ответил им: «Спасибо за телеграмму. Жаль, что нет добавочной правой руки и добавочных двенадцати часов в сутках. Но раз есть задание - постараюсь прислать».
Сегодня День авиации... За время войны на Ленинградском фронте уже уничтожены тысячи немецких самолетов.
...Днем время от времени свист снарядов... Двойные разрывы - это бьет 11-дюймовая немецкая бродячая пушка. Ее в конце концов раздолбают.
Откуда-то - звуки пианино.
Вечером в 7 часов 30 минут надо идти на митинг летчиков КБФ и Ленфронта...
Митинг. Беседовал с военкомом одной подводной лодки. Записал об их действиях. Говорил с Преображенским и летчиками, которые бомбили вчера Котку. В результате: сильные пожары, сгорел целлулоидный завод.
Вечер, безоблачное небо, угасающая заря... Темнеет все раньше и раньше...
Реактивные снаряды рвались у Финляндского вокзала: есть убитые и раненые. Отправление поездов перенесено на пригородные станции...
Давид Самойлов, начинающий поэт, 22 года, курсант пехотного училища перед отправкой на фронт, Самарканд:
16 августа.
Я ем запрещенный виноград. Я кусаю сочную кисть и глотаю мягкие веточки. Я не гурман. Я не умею сосать по ягодке. Так во всем. Нужно объесться. И пусть это больше тебя не трогает.
Нас ждет дорога фронтовая,
Донские степи и Кавказ,
Нас ждет винтовка боевая.
Ребята, слушайте, приказ.
Не птичий свист в лесной долине,
А пуля свистнет у села.
Мы предлагаем за счастье самую дорогую цену - жизнь. Может быть, мы уплатим эту цену не получив ничего. Лишний довод в пользу того, что устройство мира не имеет ничего общего с коммерцией.
Родина? Она стала нашей судьбой. Мы думаем о себе; это и есть мысли о родине.