15 июля 1942-го года
в стихах и в дневниках
Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, военный корреспондент, политработник, Ленинград:
15 июля.
Душно. Готовлюсь к отъезду в Н-скую авиационную базу. Там подышу воздухом и поработаю. Усталость дает себя знать - идет кровь носом, головные боли...
Сделал подвал для «Правды» на тему «Ленинград - морской город» (вариант очерка дал для «КБФ»)... Отредактировал сборник рассказов, выпускаемых ко Дню флота, написал к нему предисловие. Собрал, проверил бумаги, привел в порядок свой стол.
Звонки: требуют статей, выступлений... Надо ехать, иначе не оторвешься от забот и дел...
Под Воронежем жесточайшая драка; наши контратаки. Очевидно, подошли резервы. Врага нельзя подпустить к Сталинградскому узлу - тогда повиснет Юг, ослабнет до крайности нефтяное снабжение страны. Может измениться в худшую сторону позиция Турции (она и так плоха).
Выехал в 2 часа. Грозовые тучи, в пути дважды (ехал на мотоцикле) попал под проливной дождь.
...У Финляндского вокзала масса людей - «табор»... Солнце... Усталые люди со скарбом. Далеко не у всех в глубине страны есть близкие, надежные друзья. Только дети копошатся, резвятся на вокзале.
Летняя массовая эвакуация из Ленинграда идет полным ходом. Штормовые дни на Ладоге задерживают в Осиновце несколько тысяч человек (на два-три дня). У каждого эвакуируемого - талоны, пропуска, удостоверения...
Поколесил по избитым мокрым дорогам района Приютное - Всеволожский - Бернгардовка... В садах и лесах стоят части, добраться до нужного объекта трудно. Как всегда, люди «не знают», «не видали, не слыхали». Кое-где внешне нетронутые дачные уголки... По непролазной грязи чудом добрался. Тут авторота, база... Лесочки, полянки... Пахнуло свежестью...
Комната, койка, поставили стол. Я разложил книги и бумаги. «Omnia mea mecum porto». Я абсолютно потерял тягу к вещам. Все брошенное в Москве как-то далеко, почти нереально. Ничто не обременяет, не заботит... Даже архивы, семейные документы, некоторые любимые фото, сувениры... Что значит вся эта бумажная пыль в эти дни, в этот год(ы)?! Созидание начнется после войны, когда люди, представления, отношения и пр. стабилизируются. Я, например, давно ничего не покупал, разучился... Хотя как-то в подарок купил «Двенадцать» Блока...
ВО ИМЯ РОДИНЫ
Нам еще придется не однажды
Отвечать ударом на удар.
К славе боевой ведет отважный
Сталинский посланец - комиссар.
Это с ним, деля страду походов.
Смерти много раз смотря в глаза.
Прошагали в честь отчизны годом,
Огненным и сильным, как гроза.
Это с ним, нигде не унывая,
Бьемся вместе мы за свет и твердь.
Запеваем песни на привале,
Любим жизнь и презираем смерть!
Это с ним мы Родины во имя
Ненавидим, бьем врага в упор.
И когда победу мы поднимем,
Краше всех долин и выше гор,
Скажут все:
- Кровь пролита не даром!
И навек останутся в живых
Имена героев-комиссаров
На знаменах наших боевых!
Александр Прокофьев. 15 июля 1942 года, "Известия"
РОССИИ
Хохочет, обезумев, конь!
Фугасы хлынули косые...
И снова по уши в огонь
Вплываем мы с тобой, Россия.
Опять судьба из боя в бой
Дымком затянется, как тайна -
Но в час большого испытанья
Мне крикнуть хочется: «Я твой!»
Я твой. Я сын твоей любви!
Детеныш русской Марсельезы!
Твоя волна в моей крови,
В моих костях - твое железо!
Нервинкой каждою скорбя,
Оглохший от бомбометанья,
Люблю тебя! Люблю тебя
До стона и до бормотанья...
( Свернуть )
Люблю, Россия, твой пейзаж -
В голубизне степные вежи,
Стамухи* белых побережий,
Оранжевый на синем пляж;
И стариковские дубы,
И девичьи твои березки,
Полей смиренные бороздки,
Кавказ, подъятый на дыбы.
Люблю, Россия, птиц твоих -
Грачей, разумных, как крестьяне;
Под небом сокола стоянье
В размахе крыльев боевых;
И писк луня среди жнивья
В очарованьи лунной ночи,
И на невероятной ноте
Самоубийство соловья.
Люблю твое речное дно
В ершах и раках и русалках;
Моря, где в горизонтах валких
Едва меж волнами видно
Рыбачье судно ладит парус,
И прямо в небо из воды
Дредноут в космах бороды
Выносит театральный ярус.
Ну, а красавицы твои?
А женщины твои, Россия?
Какая молния взрастила
Казачью удаль их любви!
О, их любовь - не полубыт,
Всегда событье! Вечно мета!
Клянусь вам - за одно за это
Россию стоит полюбить!
Люблю великий русский стих,
Еще непонятый, однако,
И всех учителей своих
От Пушкина до Пастернака.
Для дураков они - руда,
Но умных одаряют вдвое -
Недаром «русское» всегда
Звучало в них, как «мировое».
Люблю тебя, родимый край,
За то, что, даже и упав ты
Или пируя через край,
Не притупишь исканья правды!
За то, что ты - святая гать,
Идущая через трясину;
За то, что воспринять Россию -
Не человечество ль принять?
Какие ж трусы и врали
О нашей гибели судачат?
Убить Россию это значит
Отнять надежду у Земли!
Пускай рыданья и гроба
Чернят простор моей отчизны -
Бессмертно трепетанье жизни!
Зовуща
русская
труба!
*) Льды.
Илья Сельвинский. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. 15 июля 1942 года в газете "Красная звезда".
Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, военный корреспондент, политработник, Ленинград:
15 июля.
Душно. Готовлюсь к отъезду в Н-скую авиационную базу. Там подышу воздухом и поработаю. Усталость дает себя знать - идет кровь носом, головные боли...
Сделал подвал для «Правды» на тему «Ленинград - морской город» (вариант очерка дал для «КБФ»)... Отредактировал сборник рассказов, выпускаемых ко Дню флота, написал к нему предисловие. Собрал, проверил бумаги, привел в порядок свой стол.
Звонки: требуют статей, выступлений... Надо ехать, иначе не оторвешься от забот и дел...
Под Воронежем жесточайшая драка; наши контратаки. Очевидно, подошли резервы. Врага нельзя подпустить к Сталинградскому узлу - тогда повиснет Юг, ослабнет до крайности нефтяное снабжение страны. Может измениться в худшую сторону позиция Турции (она и так плоха).
Выехал в 2 часа. Грозовые тучи, в пути дважды (ехал на мотоцикле) попал под проливной дождь.
...У Финляндского вокзала масса людей - «табор»... Солнце... Усталые люди со скарбом. Далеко не у всех в глубине страны есть близкие, надежные друзья. Только дети копошатся, резвятся на вокзале.
Летняя массовая эвакуация из Ленинграда идет полным ходом. Штормовые дни на Ладоге задерживают в Осиновце несколько тысяч человек (на два-три дня). У каждого эвакуируемого - талоны, пропуска, удостоверения...
Поколесил по избитым мокрым дорогам района Приютное - Всеволожский - Бернгардовка... В садах и лесах стоят части, добраться до нужного объекта трудно. Как всегда, люди «не знают», «не видали, не слыхали». Кое-где внешне нетронутые дачные уголки... По непролазной грязи чудом добрался. Тут авторота, база... Лесочки, полянки... Пахнуло свежестью...
Комната, койка, поставили стол. Я разложил книги и бумаги. «Omnia mea mecum porto». Я абсолютно потерял тягу к вещам. Все брошенное в Москве как-то далеко, почти нереально. Ничто не обременяет, не заботит... Даже архивы, семейные документы, некоторые любимые фото, сувениры... Что значит вся эта бумажная пыль в эти дни, в этот год(ы)?! Созидание начнется после войны, когда люди, представления, отношения и пр. стабилизируются. Я, например, давно ничего не покупал, разучился... Хотя как-то в подарок купил «Двенадцать» Блока...
ВО ИМЯ РОДИНЫ
Нам еще придется не однажды
Отвечать ударом на удар.
К славе боевой ведет отважный
Сталинский посланец - комиссар.
Это с ним, деля страду походов.
Смерти много раз смотря в глаза.
Прошагали в честь отчизны годом,
Огненным и сильным, как гроза.
Это с ним, нигде не унывая,
Бьемся вместе мы за свет и твердь.
Запеваем песни на привале,
Любим жизнь и презираем смерть!
Это с ним мы Родины во имя
Ненавидим, бьем врага в упор.
И когда победу мы поднимем,
Краше всех долин и выше гор,
Скажут все:
- Кровь пролита не даром!
И навек останутся в живых
Имена героев-комиссаров
На знаменах наших боевых!
Александр Прокофьев. 15 июля 1942 года, "Известия"
РОССИИ
Хохочет, обезумев, конь!
Фугасы хлынули косые...
И снова по уши в огонь
Вплываем мы с тобой, Россия.
Опять судьба из боя в бой
Дымком затянется, как тайна -
Но в час большого испытанья
Мне крикнуть хочется: «Я твой!»
Я твой. Я сын твоей любви!
Детеныш русской Марсельезы!
Твоя волна в моей крови,
В моих костях - твое железо!
Нервинкой каждою скорбя,
Оглохший от бомбометанья,
Люблю тебя! Люблю тебя
До стона и до бормотанья...
( Свернуть )
Люблю, Россия, твой пейзаж -
В голубизне степные вежи,
Стамухи* белых побережий,
Оранжевый на синем пляж;
И стариковские дубы,
И девичьи твои березки,
Полей смиренные бороздки,
Кавказ, подъятый на дыбы.
Люблю, Россия, птиц твоих -
Грачей, разумных, как крестьяне;
Под небом сокола стоянье
В размахе крыльев боевых;
И писк луня среди жнивья
В очарованьи лунной ночи,
И на невероятной ноте
Самоубийство соловья.
Люблю твое речное дно
В ершах и раках и русалках;
Моря, где в горизонтах валких
Едва меж волнами видно
Рыбачье судно ладит парус,
И прямо в небо из воды
Дредноут в космах бороды
Выносит театральный ярус.
Ну, а красавицы твои?
А женщины твои, Россия?
Какая молния взрастила
Казачью удаль их любви!
О, их любовь - не полубыт,
Всегда событье! Вечно мета!
Клянусь вам - за одно за это
Россию стоит полюбить!
Люблю великий русский стих,
Еще непонятый, однако,
И всех учителей своих
От Пушкина до Пастернака.
Для дураков они - руда,
Но умных одаряют вдвое -
Недаром «русское» всегда
Звучало в них, как «мировое».
Люблю тебя, родимый край,
За то, что, даже и упав ты
Или пируя через край,
Не притупишь исканья правды!
За то, что ты - святая гать,
Идущая через трясину;
За то, что воспринять Россию -
Не человечество ль принять?
Какие ж трусы и врали
О нашей гибели судачат?
Убить Россию это значит
Отнять надежду у Земли!
Пускай рыданья и гроба
Чернят простор моей отчизны -
Бессмертно трепетанье жизни!
Зовуща
русская
труба!
*) Льды.
Илья Сельвинский. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. 15 июля 1942 года в газете "Красная звезда".