в дневниках
Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, военный корреспондент центральных газет, Ленинград:
10 июля.
...В сводке: бои за Воронеж и Россошь. По-видимому, южная железная дорога уже перехватывается противником. Размах двойного прорыва, полагаю, крупный. Южные грузы идут, очевидно, уже на Сталинград.
«Переворот» в Турции, смерть премьера, назначение одного «врида», а затем англофила Сараджоглу.
Итак, в великой южной битве 1942 года у сторон - колебание успехов. На сегодняшний день у союзников есть некоторые улучшения: 1) выигрыш времени; 2) стабилизация в Египте; 3) изменения в правительстве Турции.
Мы должны стабилизировать положение на Юге. Битву за Юг надо выиграть! Начат контрудар на Брянском фронте.
Чую, ощущаю просто физически - Гитлер готовит новые испытания для Ленинграда...
У противника много (до шестнадцати) дивизий, из них 50 процентов «весенних». Идет непрерывная разведка. Ночью немцы вели на участке Н-ской стрелковой дивизии разведку боем. Осталось до двенадцати немецких трупов у проволоки. Ночью их должны взять - днем не удается. Идет пристрелочная артиллерийская стрельба немцев по фронтовым дорогам и по городу. Мы устаем отмечать эти огневые налеты. В городе непрерывно усиливаются оборонительные сооружения.
Командующий Ленинградским фронтом товарищ Говоров на партактиве штаба и Политуправления сделал аналитический доклад об обороне Ленинграда, ставил вопросы об организации связи, резервах, мобильности. Быть стойкими, гибкими!
Новости из страны. В НКПС ввели железный график, и (впервые за время войны) с мая железнодорожное движение стало нормальным. Вместо семи суток поезда с Урала в Москву идут сорок восемь часов.
Отлично проведен сев: до 115 процентов от прошлого года.
Набирает темпы индустрия. Немцы имели в июле 1941 года тройное превосходство над нами и Англией в танках. Сейчас это превосходство ликвидировано...
Сообщения из Главного политуправления: подробности о сдаче Севастополя; о героизме моряков; о всемерной популяризации подвигов севастопольцев.
Севастополь, Севастополь! Переживаем сдачу Севастополя очень тяжело.
...Мы не знаем истинного положения вещей в мире (численности сторон, соотношения техники, сути операций, экономики и пр. и пр.). В открытую печать все это не принято выносить. Это тайны войны, но эти тайны истории мучительно хочется вскрыть. Голые статистические данные об американской и английской индустрии пока ничего не говорят. Где результаты, где эти «потоки» самолетов, танков и пр.? Россия вновь одна должна будет вынести еще одну кровавую кампанию?
Наша сводка от 9 июля горько отмечает, что немцы снимают все свои войска из Франции и прилегающих районов и перебрасывают их на Восточный фронт... Как долго, думает каждый, англичане и янки будут копаться со вторым фронтом? Действительно, они очень хотят обескровливания России!
Георгий Князев, историк-архивист, 55 лет, Ленинград:
10 июля. 384[-й] день войны. Пятница. Ленинградцы переживают неспокойные дни, превращаясь в беженцев. Вся западная часть России, кажется, хлынула беженцами на восток.
Иосиф Уткин в «Из фронтовой тетради» пишет:
Вся жизнь - на маленьком возке!
Плетутся медленные дроги
по нескончаемой тоске
в закат простершейся дороги.
Воловий стон и плач колес:
но не могу людей обидеть:
я не заметил горьких слез,
мешающих дорогу видеть.
Нет, стиснув зубы, сжавши рот,
назло и горю и обидам
они упрямо шли вперед
с таким невозмутимым видом,
как будто, издали горя,
еще невидимая многим,
ждала их светлая заря,
а не закат в конце дороги.
Так поэт отражает свои впечатления в стихах, находя, точнее, желая найти, отображение в глазах беженцев, даже беженцев! не заката в конце дороги, а светлой зари.
Я жадно ищу хороших стихов и так редко их нахожу. Не потому выписал это стихотворение, чтобы оно заслуживало того, а для того, чтобы дать представление, как отображают поэты нашу действительность.
Вот у меня нет стихов о беженцах. Еще в феврале я написал стихи о верной жене, везущей в вьюгу на саночках без гроба своего умершего мужа. А теперь я не могу вылить в форму стиха грустные образы.
Две древних старушки. Обе в зимних пальто с меховыми воротниками (это в жаркий июльский полдень). На спине по мешку, и в руках тоже. Один мешок, потяжелее, несут вдвоем. Идут тихой походкой усталых людей. Лица их видел лишь вскользь и долго смотрел вслед. Что-то шевельнулось во мне, словно воспоминание; я видел где-то две такие скорбные фигуры. Не помню, наяву или на картине какого-то художника. Они проходили мимо меня и медленно удалялись, уходящие.
На юго-востоке синела громадная туча, а над Невой ослепительно блистало солнце. Все здания на набережной, на темном фоне тучи освещенные солнцем, создавали изумительную картину неповторимого петро-ленинградского пейзажа. И скорбно, тихо, медленно удалялись высокие тени двух женщин в зимних пальто под палящими лучами июльского солнца. Со всех сторон на набережную, угол 8-й линии, стекаются беженцы со своими вещами.
Матрена Ефимовна, наша бывшая домработница, пришла попрощаться. Живой мертвец! Никуда она не доедет! Посмотрел ей в глаза и стало страшно: сколько я видел таких глаз в последний раз. Жутко это осознавать. Жаль чистую старушку, в полном смысле «праведницу», в старинном смысле слова. Она - верующая, и все, что делается на свете, ею осмысливается как воля божия: «бог знает, что делает...» Но «его пути неведомы».
...
Вечер. Висевшая на юго-востоке туча заволокла все небо. Льет дождь. Пришлось зажечь коптилку. Но и с ней темно, да и горючего на донышке. А впереди - перспектива многих-многих таких вечеров. И опять назойливая и отчетливая мысль: не уйти ли вовремя, самому? Замолкаю.
Заведующего столовой Сергейчука, пытавшегося выехать с эшелоном ученых, не выпустили. Вчера ему четыре или пять женщин, служащих в столовой, мыли полы в квартире [на]против нас, которую он получил и отремонтировал. Так что моему черту не приходится злорадствовать до конца. Он и сидит сегодня, притаившись за чернильницей; только выставил одно ухо, как звукоулавливатель, и прислушивается.
Сотрудники Академии (не все) получили «остатки» подарка Академии наук - бутылку вина, бутылочку клюквенного экстракта и баночку сгущенного молока. Говорят, что некоторым выдавали еще изюм, а еще некоторым какие-то дополнительные продукты.
Наша мечта занять временно на зиму внизу в квартире Крачковских комнату не увенчалась успехом. Крачковские, уезжая из Ленинграда, свою квартиру запирают и опечатывают.
Сегодня мы приобрели кубометр дров за 700 грамм хлеба и 240 руб. деньгами. Перед этим купили у соседей мебель на топливо. Но где будем жить, не знаем.
За эти дни разладилась вдруг с таким трудом воссоздававшаяся жизнь в Архиве. Ходил сегодня по хранилищам опять с чувством большой подавленности. Но не хочу сдаваться!
Примечание: в дневнике записан полный текст стихотворения Иосифа Уткина "Беженцы", написанного в 1941-ом
Вера Инбер, поэт, 51 год, Ленинград:
10 июля.
День моего рождения!..
Единственное мое личное горе за этот год - смерть Мишеньки. Если бы не это, я была бы совершенно счастлива самым высоким счастьем - своей работой, которая оказалась нужной во время войны Я могла бы сказать про себя словами одного партизана: «Живем хорошо. Эту оценку я дал в связи с тем, что жизнь хороша тогда, когда ее будни наполнены боевыми делами».
Но для меня писательские дела - это и есть мои боевые дела.
Ночью вылетаю в Москву, а оттуда в Чистополь, к Жанне.
Дмитрий Жигунов, 36 лет, капитан, командир батальона (Вологда, в госпитале):
10 июля. С каждый днем рука при активном содействии врачей и гимнастики - начинает шевелиться, пальцы приобретают снова гибкость и в локте рука начинает сгибаться, но поднять руку до плеча нельзя, да и без помощи правой руки - левая не хочет шевелится сама - вот положение! Раны болят все ещё крепко, но я уже больше стал ходить, чем лежать, вот уже и 10 июля, а Михаила ещё нет, в чем дело?
На мои письма, получил ответ от матери, Клакачевой, от своих бойцов и командиров и телеграмму от Василия из города Куйбышева куда он эвакуировался из Ленинграда с Ремесленным училищем.
Оказывается там же находится со своими семьями Семен и Корней, как же так? Особенно Семен - до войны ходил гоголем в кавалерийской форме и кичился своей удалью, а на фронт. так и трактором не затащишь - ловкачи - пусть воюют за них другие, а они отсидятся за нашими спинами, а разве мало таких людей? Очень много, спасающих свою шкуру людей, обидно - почему же мне досталось только одно горе? За что - такая немилость судьбы? Сам я в течении почти года, не вылезаю с передовой позиции - ежесекундно подвергаюсь смерти, а семья моя - мои не наглядные - любимые, моя Верусенька и милый шалунишка Котик если живы, ещё в худшем положении и им ещё тяжелее, чем мне - так, за что нам выпало, так много - горя и страдания? На это нет ответа, судьба молчит и что она ещё готовит нам на будущее?
Софья Аверичева, актриса Ярославского драматического театра, 27 лет, доброволец, разведчица на фронте:
10 июля.
Станция Торопово.
Поезд стоит уже несколько часов. Все наши на перроне.
Пишу в сумерках.
Только что закончился разговор с Давидом Моисеевичем. Он рассказал о наших актерах. Они работают в бригаде артистов при политотделе штаба дивизии. Здесь же, при политотделе, создан оркестр. Актеров в дивизии уважают, ценят. Они делают большое и нужное дело, выступают с концертами на переднем крае.
Давид Моисеевич предложил и мне перейти в бригаду.
Я сказала, что о бригаде актеров не может быть и речи. Зачем же мне тогда боевая подготовка и к чему были все эти долгие ожидания! Кончилось тем, что Давид Моисеевич обиделся. Сказал, что я не имею ни малейшего представления об армии. В армии не рассуждают и не обращают внимания на прихоти капризных барышень.
Расстались мы сухо. Недовольные друг другом. Удивительно: Манский, умнейший человек, даже не попытался понять меня. Разговор с ним меня очень взволновал. Надо немедленно принимать меры. Сейчас допишу свои каракули в дневнике и составлю рапорт на имя командира дивизии Турьева. К рапорту приложу направление райвоенкомата. В нем прямо сказано: «Аверичева С. П. направляется в Ярославскую коммунистическую дивизию в качестве мотоциклиста-связиста или бойца-автоматчика в моторазведку».
Девушки уже набились в вагон. Они привыкли к моей писанине и не обращают на нее внимания. Запели. У Томки Красавиной неисчерпаемый запас частушек, одна другой залихватистей.
А все-таки испортил настроение Давид Моисеевич!
Михаил Пришвин, 69 лет, Ярославская область, Переславль-Залесский район:
10 июля.
- Что по радио сегодня? - Очень плохо, совсем плохо. Россошь отдали. - Только чем же плохо? - Всеобщее настроение. Вот сейчас женщина шла из Переславля. Спрашиваю - что слышали в городе? - Плохо, говорят, очень плохо: наши бегут на всех фронтах.
- Ах, я бы желал родиться лучше жабой. И в сырости темницы пресмыкаться, чем из того, что я люблю, другому малейшую частицу отдавать. (Отелло.)