В день рождения Веры Инбер (1890 - 1972)
моя подборка её стихов
РАЙ
Дождь весенний, ты пахнешь мохом.
Осторожно, в меня не брызни!
Я чувствую себя так плохо,
Что пугаюсь громкого вздоха,
Что боюсь загробной жизни.
Страшно думать, что после смерти
Найду в раю так много света,
Столько скрипок, как на концерте.
Роз, как здесь в середине лета.
Незнакомые звери и птицы
Поведут разговаривать с Богом.
Нужно вновь подымать ресницы,
Говорить, трепеща, о многом.
Зябко там обнаженной коже,
Ни одной души знакомой:
Всех друзей своих я моложе,
Все они остались дома.
Только бабушка, мамина мама
(Я вспоминаю ее с усильем)
Подведет ко мне Адама
И погладит меня по крыльям.
Нет, не надо. Я слишком устала.
Мне не нужно Светлого Стана:
Я всё на земле испытала,
Хотя умерла так рано.
1917
ДЕВУШКА ИЗ НАГАСАКИ
Он юнга, родина его - Марсель,
Он обожает ссоры, брань и драки,
Он курит трубку, пьёт крепчайший эль
И любит девушку из Нагасаки.
У ней такая маленькая грудь,
На ней татуированные знаки...
Но вот уходит юнга в дальний путь,
Расставшись с девушкой из Нагасаки...
Приехал он. Спешит, едва дыша,
И узнаёт, что господин во фраке
Однажды вечером, наевшись гашиша,
Зарезал девушку из Нагасаки.
1922
***
Скупа в последней четверти луна.
Встает неласково, зарей гонима,
Но ни с какой луною не сравнима
Осенней звездной ночи глубина.
Не веет ветер. Не шумит листва.
Молчание стоит, подобно зною.
От Млечного Пути кружится голова,
Как бы от бездны под ногою.
Не слышима никем, проносится звезда,
Пересекая путь земного взгляда.
И страшен звук из темной глуби сада,
Вещающий падение плода.
1922
***
Все вмещает: полосы ржаные,
Горы, воды, ветры, облака -
На земной поверхности Россия
Занимает пол-материка.
Четверть суток гонит свет вечерний
Солнце, с ней расстаться не спеша,
Замыкает в круг своих губерний
От киргизских орд до латыша.
Близкие и дальние соседи
Знали, как скрипят ее возы.
Было все: от платины до меди,
Было все: от кедра до лозы.
Долгий век и рвала и метала,
Распирала обручи границ,
Как тигрица логово, - меняла
Местоположение столиц.
И мечась от Крыма до Китая
В лапищах двуглавого орла,
Желтого царева горностая
Чортовы хвосты разорвала.
И летит теперь нага под небом,
Дважды опаленная грозой,
Бедная и золотом, и хлебом,
Бедная и кедром, и лозой,
Но полна значения иного,
Претерпевши некий страшный суд.
И настанет час - Россию снова
Первою из первых нарекут.
1922
***
Уж своею Францию
Не зову в тоске;
Выхожу на станцию
В ситцевом платке.
Фонари янтарные
Режут синеву,
Поезда товарные
Тянутся в Москву.
Тяжкой вереницею,
Гружены горой:
Южною пшеницею,
Северной рудой.
А не то, синеющий
Раздвигая лес,
Ураганом веющий,
Пролетит экспресс.
Сгиньте, планы дерзкие,
На закате дня.
Поезда курьерские,
Вы не для меня.
Торные, окольные
Все пути кругом.
Ездила довольно я,
Похожу пешком.
Ярче изумруда
Месяца восход.
«Гражданка, откуда?» -
Спросит пешеход.
Путь мой не бесплоден,
Цель найду опять.
Только трудно родину,
Потеряв, сыскать.
1922, Москва.
ХОЧУ В МОСКВУ!
Хочу в Москву!... Великолепный город.
Мне никогда еще так мил и дорог
Он не был, как сейчас.
Как хорошо, что я расстанусь вскоре
С тобой, железноводский санаторий,
С тобой, Кавказ!
И потекут в обратном распорядке
Плоды и люди, станции, посадки,
Деревьев желтизна,
Дождя подготовительная доза,
Последний тополь, первая берёза
И, наконец, сосна.
Вот-вот Москва. Но "минеральный" поезд
Ползёт себе, ничуть не беспокоясь,
Как будто и не рад.
Сидеть на месте просто невозможно.
Вокзал. Перрон. "Носильщик, осторожно,
Здесь виноград".
Хочу в Москву!... Меня тут истомило
Окружье гор, то синих, как чернила,
То серых, как асбест.
Хочу в иную, плоскостную зону,
К себе домой, к родному телефону,
Во мхатовский проезд.
С Москвою расставались мы по-братски,
Но страсть растёт в разлуке. И, как Чацкий,
Я ей шепчу влюблённые слова:
"В семнадцать лет вы расцвели прелестно,
Неподражаемо. И это вам известно,
Не правда ли, Москва?"
Октябрь... Любимейшее время года,
Дожди, туман, прекрасная погода, -
Писать, писать, писать.
Машинка, мой помощник и подруга,
Мы словно отдохнули друг от друга,
Теперь начнем опять.
И потекут в привычном распорядке
Друзья и книги, гранки, опечатки,
Звонки, звонки, звонки.
И смутные, как в хаосе творенья,
Ещё беспёрого стихотворенья
Худые позвонки.
Повестка, заседанье, поздний ужин.
Опять звонок (не тот, который нужен),
Трамваи при луне.
Всё то, что в сердце впаяно и впето,
Всё то, что составляет жизнь поэта,
Живущего в Москве.
1932
РАЙ
Дождь весенний, ты пахнешь мохом.
Осторожно, в меня не брызни!
Я чувствую себя так плохо,
Что пугаюсь громкого вздоха,
Что боюсь загробной жизни.
Страшно думать, что после смерти
Найду в раю так много света,
Столько скрипок, как на концерте.
Роз, как здесь в середине лета.
Незнакомые звери и птицы
Поведут разговаривать с Богом.
Нужно вновь подымать ресницы,
Говорить, трепеща, о многом.
Зябко там обнаженной коже,
Ни одной души знакомой:
Всех друзей своих я моложе,
Все они остались дома.
Только бабушка, мамина мама
(Я вспоминаю ее с усильем)
Подведет ко мне Адама
И погладит меня по крыльям.
Нет, не надо. Я слишком устала.
Мне не нужно Светлого Стана:
Я всё на земле испытала,
Хотя умерла так рано.
1917
ДЕВУШКА ИЗ НАГАСАКИ
Он юнга, родина его - Марсель,
Он обожает ссоры, брань и драки,
Он курит трубку, пьёт крепчайший эль
И любит девушку из Нагасаки.
У ней такая маленькая грудь,
На ней татуированные знаки...
Но вот уходит юнга в дальний путь,
Расставшись с девушкой из Нагасаки...
Приехал он. Спешит, едва дыша,
И узнаёт, что господин во фраке
Однажды вечером, наевшись гашиша,
Зарезал девушку из Нагасаки.
1922
***
Скупа в последней четверти луна.
Встает неласково, зарей гонима,
Но ни с какой луною не сравнима
Осенней звездной ночи глубина.
Не веет ветер. Не шумит листва.
Молчание стоит, подобно зною.
От Млечного Пути кружится голова,
Как бы от бездны под ногою.
Не слышима никем, проносится звезда,
Пересекая путь земного взгляда.
И страшен звук из темной глуби сада,
Вещающий падение плода.
1922
***
Все вмещает: полосы ржаные,
Горы, воды, ветры, облака -
На земной поверхности Россия
Занимает пол-материка.
Четверть суток гонит свет вечерний
Солнце, с ней расстаться не спеша,
Замыкает в круг своих губерний
От киргизских орд до латыша.
Близкие и дальние соседи
Знали, как скрипят ее возы.
Было все: от платины до меди,
Было все: от кедра до лозы.
Долгий век и рвала и метала,
Распирала обручи границ,
Как тигрица логово, - меняла
Местоположение столиц.
И мечась от Крыма до Китая
В лапищах двуглавого орла,
Желтого царева горностая
Чортовы хвосты разорвала.
И летит теперь нага под небом,
Дважды опаленная грозой,
Бедная и золотом, и хлебом,
Бедная и кедром, и лозой,
Но полна значения иного,
Претерпевши некий страшный суд.
И настанет час - Россию снова
Первою из первых нарекут.
1922
***
Уж своею Францию
Не зову в тоске;
Выхожу на станцию
В ситцевом платке.
Фонари янтарные
Режут синеву,
Поезда товарные
Тянутся в Москву.
Тяжкой вереницею,
Гружены горой:
Южною пшеницею,
Северной рудой.
А не то, синеющий
Раздвигая лес,
Ураганом веющий,
Пролетит экспресс.
Сгиньте, планы дерзкие,
На закате дня.
Поезда курьерские,
Вы не для меня.
Торные, окольные
Все пути кругом.
Ездила довольно я,
Похожу пешком.
Ярче изумруда
Месяца восход.
«Гражданка, откуда?» -
Спросит пешеход.
Путь мой не бесплоден,
Цель найду опять.
Только трудно родину,
Потеряв, сыскать.
1922, Москва.
ХОЧУ В МОСКВУ!
Хочу в Москву!... Великолепный город.
Мне никогда еще так мил и дорог
Он не был, как сейчас.
Как хорошо, что я расстанусь вскоре
С тобой, железноводский санаторий,
С тобой, Кавказ!
И потекут в обратном распорядке
Плоды и люди, станции, посадки,
Деревьев желтизна,
Дождя подготовительная доза,
Последний тополь, первая берёза
И, наконец, сосна.
Вот-вот Москва. Но "минеральный" поезд
Ползёт себе, ничуть не беспокоясь,
Как будто и не рад.
Сидеть на месте просто невозможно.
Вокзал. Перрон. "Носильщик, осторожно,
Здесь виноград".
Хочу в Москву!... Меня тут истомило
Окружье гор, то синих, как чернила,
То серых, как асбест.
Хочу в иную, плоскостную зону,
К себе домой, к родному телефону,
Во мхатовский проезд.
С Москвою расставались мы по-братски,
Но страсть растёт в разлуке. И, как Чацкий,
Я ей шепчу влюблённые слова:
"В семнадцать лет вы расцвели прелестно,
Неподражаемо. И это вам известно,
Не правда ли, Москва?"
Октябрь... Любимейшее время года,
Дожди, туман, прекрасная погода, -
Писать, писать, писать.
Машинка, мой помощник и подруга,
Мы словно отдохнули друг от друга,
Теперь начнем опять.
И потекут в привычном распорядке
Друзья и книги, гранки, опечатки,
Звонки, звонки, звонки.
И смутные, как в хаосе творенья,
Ещё беспёрого стихотворенья
Худые позвонки.
Повестка, заседанье, поздний ужин.
Опять звонок (не тот, который нужен),
Трамваи при луне.
Всё то, что в сердце впаяно и впето,
Всё то, что составляет жизнь поэта,
Живущего в Москве.
1932