2 июня. Сергей Прокофьев
из дневника за 1932 год (Париж):
2 июня. Открытие большой выставки русских художников, эмигрантских. Но я всё-таки пошёл. К тому же там мой портрет Шухаева. На выставке миллион народу, почти исключительно русские, даже стоят на улице, как на пасхальной заутрене. Мой портрет просто-таки доминирует над выставкой, во-первых, своим размером, во-вторых, розовостью щёк (« charcuterie» - как сказал кто-то, намекая на сходство с поросёнком). Много знакомых. Бенуа знакомит с Коровиным и Билибиным - не люблю. Минут десять разговаривали с Зайцевым и его женой. Я спросил: когда же мы сыграем в бридж? Зайцев сказал, что недавно, после большого перерыва, встретил Мещерского.
Я: - Он жив ещё?
Зайцев: - И даже мало изменился.
Кто-то спросил, почему мой портрет больше натуральной величины. Я: «Шухаев хотел повесить его на башне в Касабланке». (Шухаев действительно уехал в Касабланку расписывать чей-то дворец).
2 июня. Открытие большой выставки русских художников, эмигрантских. Но я всё-таки пошёл. К тому же там мой портрет Шухаева. На выставке миллион народу, почти исключительно русские, даже стоят на улице, как на пасхальной заутрене. Мой портрет просто-таки доминирует над выставкой, во-первых, своим размером, во-вторых, розовостью щёк (« charcuterie» - как сказал кто-то, намекая на сходство с поросёнком). Много знакомых. Бенуа знакомит с Коровиным и Билибиным - не люблю. Минут десять разговаривали с Зайцевым и его женой. Я спросил: когда же мы сыграем в бридж? Зайцев сказал, что недавно, после большого перерыва, встретил Мещерского.
Я: - Он жив ещё?
Зайцев: - И даже мало изменился.
Кто-то спросил, почему мой портрет больше натуральной величины. Я: «Шухаев хотел повесить его на башне в Касабланке». (Шухаев действительно уехал в Касабланку расписывать чей-то дворец).