в дневниках
Дмитрий Жигунов, 36 лет, командир батальона, Ленинградская область, Тихвинский район.
В ночь на 13 февраля группы пошли на выполнение задания, прошли - вернее проползли метров тридцать и вынуждены были зарыться в снег - немец светил ракетой, увидел их и не дал дальше двигаться, так и пролежали прижавшись к рельсам всю ночь, следующий день и только к 20 часам удалось вернуться обратно, не выполнив задание - вернулась лишь двенадцать человек.
Для чего была организована эта затея - не понимаю, но если бы даже удалось всем проскочить, так ведь там то - в логове их, чтобы стали делать - везде открытое место, ибо скрытые заняты самими немцами и их там по донесениям разведки и по опросам пленных - до тысячи солдат.
Юрий Нагибин, 21 год, инструктор Политуправления Волховского фронта:
...
Вчера полковник, бодрый, с серебряными зубами и гладкими полными щеками, улыбаясь, посверкивая серебром во рту, рассказывал о бомбежках. Я ненавижу эти рассказы, это удальство, которое рождает не окончательная трусость.
На днях я сделал не то что-то очень хорошее, не то что-то очень современно человеческое. Когда началась бомбежка - а каждая бомбежка здесь означает несколько умираний, - я не торопился положить последние буквы в наборную линейку, потому что мне не хотелось умереть, не кончив набора какой-то пустенькой, но, очевидно, нужной статейки. Я вложил буквы, закрепил, переменил шпацию, снова закрепил и лишь после того задрожавшими руками стал сдергивать шинель, пояс, чтобы бежать вниз. Я думаю, тут дело не в бескорыстии, это новое обязательное душевное качество, вошедшее в плоть даже самых нерадивых. Нынешний человек весь раздавлен долгом, или, можно сказать, растворен в огромной стихии долга, понимаемого в самом широком смысле - народ, государство, дело. Мы все из людей превратились в людей дела. Дело долговечнее нас, оно преемственно, а людей у нас много. Мы все взаимозаменимы, потому что мы люди дела, а не творчества. Нельзя ценить своего существования в стране, где столько людей. Поэтому мы и воюем хорошо.
Дикая фраза: товарищ техник-интендант второго ранга, валушки нельзя бы? (в АХО).
Интересная вещь: освоение полуразрушенных нежилых домов. Дом без людей холодней и дичей природы. Мы въехали сегодня в двухэтажный дом. В комнатах висят оборванные провода, поломанная мебель, фикус, иссохший до того, что, когда его тронули, он рассыпался, на полу книги - по медицине, инженерии, справочник Хютте и т. п. Масса стабильных учебников, тетрадок, исписанных аршинным детским почерком, членские книжки: профсоюза, МОПРа, об-ва «Друг детей»… И всюду говно, даже на столе, печи, подоконнике, в колпаке висящей лампы. Я вначале не понимал эту страсть людей гадить на покинутых местах - домах, садах, дворах. Потом попробовал сам и нашел в этом удивительное удовольствие. В разрушенном доме приятно накласть не в одном углу, а всюду, насколько хватит, положить свой человеческий след. То ли приятно делать запретную в обычных условиях вещь, то ли в этом выражается презрение человека, его вражда ко всякому хаосу, неустройству. Людей тянет испражняться на развалины.
Мы протопили печь, законопатили окна - стало тепло и возможно жить. Надышали. Провели электричество. Поставили мебель. Но дом становится домом, человечьим жильем, когда в нем кто-нибудь переночует. Тогда он разом приобретает обжитой вид, люди ему доверяют.
Опять бомбили. До чего паскудное ощущение, этот треск, вой, свист. Противная сушь возникает внутри. И ничего нельзя сделать, и пересилить это нельзя. Утром глядишь в небо и, если видишь по-весеннему прозрачно-голубой свод, на душе делается паршиво. Когда унылая серятина покрывает небо, сочится полудождь-полуснег, - испытываешь спокойный, бодрый подъем. Противоестественно и противно.
Я начинаю думать, что вовсе не так уж умно вел себя здесь. Поддерживал, поддерживал свое достоинство, отбрыкивался, ругался, а в результате оказался на положении обижаемого, которого все чувствуют себя вправе обижать. Этого я боялся больше всего. На чем я сорвался? Больше всего я боюсь, что жизнь меня обломает. Что-то в моем поведении ложно, отсутствие внутренней свободы, что ли? Сейчас я какое-то ни два, ни полтора, ни бунтовщик и ни служака - обиженный мальчик. Я не веду линии, я вихляюсь, боюсь стать чем-то определенным.
Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, военный корреспондент газет "Правда" и "Красная Звезда", Ленинград:
13 февраля.
Написал статью для пресс-бюро Пубалта (для всех многотиражек Балтфлота): «Мы победим!» - о ходе войны, о русской военной традиции и нашей уверенности в победе.
Обстановка. Части армии генерала Мерецкова наступают. В нашей прессе очень скупые данные о боях. На Северо-Западном фронте бьются бригады тихоокеанцев. Моряки хорошо дрались и под Москвой. Идет наступление на Лугу с целью перерезать главные коммуникации немцев под Ленинградом.
Наши части вышли за Невель. В районе Витебска - Орши наш парашютный десант. (Окружение Смоленска?) До десяти немецких дивизий в районах Вязьмы и южнее ищут выхода и уничтожаются нами.
С южных фронтов пока сведений нет.
Если удастся ликвидировать Северо-Западный фронт немцев и подломить Западный - это будет грандиозно! Гитлер тогда не встанет.
На Ладожском озере немцы ищут трассу для вывода своей шлиссельбургско-мгинской группы (5-6 дивизий) к финнам. Этот поход может им обойтись дорого. Наши готовят им встречу на льду - от Осиновца. Там сейчас командует фронтом генерал Хозин.
Моряки Ладожской флотилии бодры; идет ремонт; на массовых погрузках в помощь Ленинграду моряки дают двести вагонов в день. На протяжении четырех километров лежат запасы муки, крупы, сахара, туши мяса... Больше вагонов!
В городе (в районе Фонтанки) начались вспышки дизентерии. Город надо срочно чистить, скрести, мыть, дезинфицировать. Недели две минимум. С осени городское хозяйство было, безусловно, запушено, многое не предусмотрели...
Англичане проигрывают битву за битвой в Малайе; Сингапур, видимо, потерян.
Читая об этом, думаешь лишь об одном: только бы сохранились коммуникации на Иран, и пусть подольше будут заняты японцы на южном направлении...
Новая Зеландия и Австралия в тревоге; тревожно и в Индии...
Перед Англией - это хорошо! - все острее встает перспектива драться всерьез, самим...
Читаю об адмирале Макарове. Ночью канонада... С подъемом написал очерк о морских бригадах КБФ для «Красной звезды»
Георгий Князев, историк-архивист, 54 года, Ленинград
237[~й] день войны. Пятница. Величайший полководец, спасший Москву и русскую землю от немецко-фашистского ига, - вождь народов и Красной Армии тов. Сталин. К нему сейчас обращены все взоры, все надежды. Он точка, вокруг которой вращается сейчас все в Советском Союзе: и маховое колесо заводов, и пропеллер аэроплана, кующие победу над врагами-захватчиками. Сталин - это наше единство, монолитность многонационального Союза, Сталин - это наша крепчайшая советская сталь.
Победа под Можайском имеет очень большое значение дли обороны Москвы. Это поражение германской армии в великой битве под Москвой, которую Гитлер начал 2 октября 1941 г[ода]. Наполеон дошел до Москвы, Гитлер потерпел разгром под Москвой, не дойдя до нее. Оказывается, были очень большие приготовления немцев, чтобы ознаменовать свое вступление в Москву. О сталь Сталина разбилась чудовищная германская военная машина.
Газеты полны сообщений о разгроме немецких дивизий, отступающих назад под ударами Красной Армии. Японские газетчики начинают кампанию [п]о занятию Восточной Сибири. Японское правительство говорит покуда о нейтралитете. Московская «Правда» пришла на службу за несколько дней сразу. Мне ни на дом, ни в отделение связи моск[овскую] «Правду» не высылают. Вообще, с почтой сейчас дело обстоит очень плохо, если не сказать прямо, что почта у нас в Ленинграде развалилась. Нет водопровода, нет электричества, нет трамвая, нет бань, нет парикмахерских, нет и почты... После невыносимо провинциальной и казенно-скучной «Лен[инградской] правды» моск[овская] «Правда» показалась мне в гораздо более выгодном свете. Но все же в газете нет голоса самого общества, есть только газетчики.
Нарочно попытался здесь в нескольких словах суммировать вычитанное. Тебе, мой дальний друг, это может пригодиться лишь с той точки зрения, что [ты узнаешь, что] останавливало внимание современника великих событий, среднего русского советского интеллигента, не связанного никакими шорами. Газеты дополняются радио. Но мое, о чем я неоднократно отмечал, отобрано в начале войны, а проведенный радиоприемник из-за плохого репродуктора ничего не вещает.
И наконец, слухи... К счастью, что тоже не раз отмечалось мною, я мало слышу их. А есть люди, которые нервно заболевают, наслушавшись всякой дребедени. Во всяком случае, сейчас масса хороших слухов об успешном прорыве блокады под Ленинградом, об окружении немцев в Прибалтике и т. д. Это хорошо.
В Китае строится грандиозная дорога, соединяющая Чунцин с Индией через возвышенности Тибета. Она должна заменить перерезанную японцами дорогу из Бирмы в Китай. Временные успехи Японии на море, в борьбе с Англией и с США, вскружили японцам голову. Японцы, пользуясь ослаблением английского флота и своим временным господством на море, ведут борьбу за Сингапур. Предстоит величайшая битва за этот укрепленнейший форпост Англии на Дальнем Востоке. В Японии гордо говорят, что они сумеют поставить на колени Англию и США!
Покуда Черчилль ездил в Америку, против [н]его в Англии начались интриги. События на Дальнем Востоке (гибель линкоров «Принц Уэльский» и «Рипала») больно уязвили англичан. В борьбе за Тихий океан возникли какие-то недоразумения между английским и австрийским правительствами. Черчилль поставил вопрос о доверии. Большинством всех против одного голоса он это доверие получил.
Американские войска прибыли в Англию и высадились в Сев[ерной] Ирландии. Премьер-министр Эйре выразил по поводу этой высадки протест, а Рузвельт - полное свое недоумение. Германские интеллигенты, антигитлеровцы, обратились с воззванием к своему народу свергнуть Гитлера как виновника всех бедствий. Пленные румыны обратились к своим соотечественникам с призывом о прекращении войны. В «Правде» опубликованы новые документы об ужасах расправы немцев над мирным населением в оккупированных районах. Помещены фотоснимки с массовых виселиц.
Но и другие есть слухи о том, что в Ленинграде начались эпидемии и с какого-то числа прекращается въезд и выезд из Ленинграда как находящегося в карантине. Слух этот упорный, потому и записываю его. А другие - базарные сплетни и подлая подрывная работа врагов. Может быть, и еще есть в Ленинграде люди, как я, записывающие не свои только впечатления и переживания день за днем, а слухи. С ними не стоит конкурировать...
Об эвакуировавшихся в воскресенье нет никаких сведений, но оказывается, что «эвакуировались», т. е. сели в поезд, не все, некоторые остались, а багаж их уехал; другие уехали, но багаж, т. е. самые необходимые вещи, остались. И наконец, третьи потеряли свои пожитки независимо от того, удалось ли им уехать или они остались. На каком-то пункте Ладожского озера эвакуирующимся не всем сразу приходится воспользоваться автотранспортом. Иногда ожидать приходится в устроенных шалашах по нескольку дней и ночей. Все эти сведения, к сожалению, мне не удалось проверить. Это надо принять к сведению: мои записки должны быть честны и точны, насколько это возможно для человека.
Лосева сегодня совсем осовевшая. Она неимоверно много курила и насквозь отравлена никотином. Без возбуждения папиросой (табака нет в городе) она чувствует себя как рыба, вытащенная из воды на землю.