3 октября. Из истории дня
Челюскинцы! Звук -
Как сжатые челюсти.
Мороз из них прёт,
Медведь из них щерится.
И впрямь челюстьми
- На славу всемирную -
Из льдин челюстей
Товарищей вырвали!
На льдине (не то
Что - чёрт его - Нобиле!)
Родили дитё
И псов не угробили -
На льдине!
Эол
Доносит по кабелю:
- На льдов произвол
Ни пса не оставили!
И спасши - мечта
Для младшего возраста! -
И псов и дитя
Умчали по воздуху.
- «Европа, глядишь?
Так льды у нас колются!»
Щекастый малыш,
Спеленатый - полюсом!
А рядом - сердит
На гро́мы виктории -
Второй уже Шмидт
В российской истории:
Седыми бровьми
Стесненная ласковость…
Сегодня - смеюсь!
Сегодня - да здравствует
Советский Союз!
За вас каждым мускулом
Держусь - и горжусь,
Челюскинцы - русские!
3 октября 1934, Марина Цветаева, "Челюскинцы".
Из воспоминаний Елены Скрябиной ( 1906 -1996, блокадница, эмигрантка второй волны, профессор русской литературы, мемуаристка):
3 октября. Пятница. Новая норма хлеба: 125 граммов для служащих и иждивенцев, 250 граммов для рабочих. Наша порция (125 граммов) - небольшой ломтик, как для бутерброда. Теперь мы начали делить хлеб между всеми домочадцами - каждый хочет распорядиться порцией по-своему. Например, моя мать старается разделить свой кусок на три приема. Я съедаю всю порцию сразу утром за кофе: по крайней мере, хотя бы в начале дня у меня хватает сил стоять в очередях или доставать что-нибудь путем обмена. Во второй половине дня я уже теряю силы, только лежу.
Сегодня зашла к одной подруге и узнала, что ночью умер ее муж. Когда спросила отчего, она ответила очень просто: умер с голоду. Лег вечером спать, она думала, что он заснул, а утром посмотрела - он мертвый. Неужели всех нас это ожидает?
Никаких изменений на фронте нет. Немцы окружили город. Бомбят каждый день с немецкой аккуратностью - ровно в семь часов вечера. Вероятно, хотят нас взять измором. Моментально после сигнала тревоги сыплются бомбы. Наша оборона даже предупредить не может. Хотя подвал отнюдь не защита, но стадное чувство гонит нас вниз.
МИХАИЛ ПРИШВИН
1941:
3 Октября. Представляя себе разрушенный Ленинград, мы думаем все, что та же судьба и Москву ожидает в очень недалеком будущем. И уже не очень и страшно, и лишь бы скорее. А тут вот какие-то рабочие привозят кирпич и начинают отстраивать разрушенный бомбами флигель. Редко можно видеть столь яркую картину действия двух противоположных сил. И тут в деревне мы теперь запасаемся капустой, картошкой, несмотря на карканье тещи: - Для чего запасаться, если придется бросать.
У лесничего испортилось радио, на торфоразработку ходить далеко, да так вот и забросили, кстати, ничего нам не говорят: нас бомбили, и мы их бросили и занимаемся спасением собственной жизни. Но это неправда, что кончено наше сопротивление: чем-то все держится, и армия не бежит. В связи с англо-американской комиссией в Москве является возможность ожидать амнистии и некоторых перемен в политике.
Морозом обожгло листики черники и голубики, они покраснели, а лиловый вереск побелел.
С утра до ночи движутся мимо наших окон эшелоны эвакуируемых из Калининской области колхозных стад. Движение скота сопровождается догадками о том, что их гонят на пищу эвакуированным.
Самое невыгодное в советском хозяйстве - это собственность. Советский человек, разумный, никогда ничего своего не заводит, а всем пользуется, занимая какое-нибудь место по своей специальности.
***
Смоленск и Тула, Киев и Воронеж
Своей прошедшей славою горды.
Где нашу землю посохом ни тронешь -
Повсюду есть минувшего следы.
Нас дарит кладами былое время:
Копни лопатой - и найдешь везде:
Тут - в Данциге откованное стремя,
А там - стрелу, каленную в Орде.
Зарыли в землю много ржавой стали
Все, кто у нас попировал в гостях!
Как памятник стоит на пьедестале,
Так встала Русь на вражеских костях.
К нам, древней славы неусыпным стражам,
Взывает наше прошлое, веля,
Чтоб на заржавленном железе вражьем
И впредь стояла русская земля!
3 октября 1942, «Клады», Дмитрий Кедрин.
ВЕРА ИНБЕР
1943:
3 октября. Ленинград. Летели мы хорошо.
Весь день шли над осенними лесами, над ними синело холодеющее небо. В Ленинграде приземлились почти в темноте (дни уже коротки), а с аэродрома в автобусе ехали в сплошной непроницаемой тьме.
За два дня при нас - еще ни одного близкого выстрела.
Стреляют где-то далеко и редко.
Из детских разговоров 1942 года. Мальчик спрашивает:
- Мама, а что такое ветчина?
Мать объясняет.
Мальчик:
- А ее кто-нибудь пробовал?
Девочка:
- Мама, а сколько весит великан? А какой паек он получает?
Третий ребенок читал стихи Лермонтова: «Клянусь первым днем варенья» (вместо «творенья»).
Дети много думали тогда о еде… как и взрослые, впрочем.