25 января. Эпизоды
Завтра - я не различаю,
Жизнь - запутанность и сложность!
Но сегодня, умоляю,
Не шепчи про осторожность!
Где владеть собой, коль глазки
Влагой светятся туманной,
В час, когда уводят ласки
В этот круг благоуханный?
Размышлять не время, видно,
Как в ушах и в сердце шумно;
Рассуждать сегодня - стыдно,
А безумствовать - разумно.
< 25 января 1891 > Афанасий Фет
Я вышел. Медленно сходили
На землю сумерки зимы.
Минувших дней младые были
Пришли доверчиво из тьмы...
Пришли и встали за плечами,
И пели с ветром о весне...
И тихими я шел шагами,
Провидя вечность в глубине..
О, лучших дней живые были!
Под вашу песнь из глубины
На землю сумерки сходили
И вечности вставали сны!..
Александр Блок, 25.01.1901
I.
Пришли и сказали: «Умер твой брат»…
Не знаю, что это значит.
Как долго сегодня холодный закат
Над крестами лаврскими плачет.
И новое что-то в такой тишине
И недоброе проступает,
А то, что прежде пело во мне,
Томительно рыдает.
II.
Брата из странствий вернуть могу,
Милого брата найду я,
Я прошлое в доме моём берегу,
Над прошлым тайно колдуя.
III.
«Брат! Дождалась я светлого дня.
В каких скитался ты странах?»
«Сестра, отвернись, не смотри на меня,
Эта грудь в кровавых ранах».
«Брат, эта грусть - как кинжал остра,
Отчего ты словно далёко?»
«Прости, о прости, моя сестра,
Ты будешь всегда одинока».
25 января 1910, Киев. Анна Ахматова, посвящение: "Н.Г."
Николай Гумилев, в ноябре 1909, получив наконец от Анны Андреевны Горенко согласие на брак, сразу же уехал в Африку. В Киеве он появился лишь в конце января 1910-го, когда его невеста уже решила, что с ним случилось что-то недоброе. В ранних стихах Ахматова, обращаясь к Гумилеву, часто называла его «братом».
В горах Сицилии, в монастыре забытом,
По храму темному, по выщербленным плитам,
В разрушенный алтарь пастух меня привел,
И увидал я там: стоит нагой престол,
А перед ним, в пыли, могильно-золотая,
Давно потухшая, давным-давно пустая,
Лежит кадильница - вся черная внутри
От угля и смолы, пылавших в ней когда-то...
Ты, сердце, полное огня и аромата,
Не забывай о ней. До черноты сгори.
25.01.1916. Иван Бунин, «Кадильница»
...Это было
В одно из утр, унылых, зимних, вьюжных, --
В одно из утр пятнадцатого года.
Изнемогая в той истоме тусклой,
Которая тогда меня томила,
Я в комнате своей сидел один. Во мне,
От плеч и головы, к рукам, к ногам,
Какое-то неясное струенье
Бежало трепетно и непрерывно -
И, выбежав из пальцев, длилось дальше,
Уж вне меня. Я сознавал, что нужно
Остановить его, сдержать в себе, - но воля
Меня покинула... Бессмысленно смотрел я
На полку книг, на желтые обои,
На маску Пушкина, закрывшую глаза.
Все цепенело в рыжем свете утра.
За окнами кричали дети. Громыхали
Салазки по горе, но эти звуки
Неслись во мне как будто бы сквозь толщу
Глубоких вод...
В пучину погружаясь, водолаз
Так слышит беготню на палубе и крики
Матросов.
И вдруг - как бы толчок, - но мягкий, осторожный, -
И все опять мне прояснилось, только
В перемещенном виде. Так бывает,
Когда веслом мы сталкиваем лодку
С песка прибрежного; еще нога
Под крепким днищем ясно слышит землю,
И близким кажется зеленый берег,
И кучи дров на нем; но вот качнуло нас -
И берег отступает; стала меньше
Та рощица, где мы сейчас бродили;
За рощей встал дымок; а вот - поверх деревьев
Уже видна поляна, и на ней
Краснеет баня.
Самого себя
Увидел я в тот миг, как этот берег;
Увидел вдруг со стороны, как если б
Смотреть немного сверху, слева. Я сидел,
Закинув ногу на ногу, глубоко
Уйдя в диван, с потухшей папиросой
Меж пальцами, совсем худой и бледный.
Глаза открыты были, но какое
В них было выраженье - я не видел.
Того меня, который предо мною
Сидел, - не ощущал я вовсе. Но другому,
Смотревшему как бы бесплотным взором,
Так было хорошо, легко, спокойно.
И человек, сидящий на диване,
Казался мне простым, давнишним другом,
Измученным годами путешествий.
Как будто бы ко мне зашел он в гости,
И, замолчав среди беседы мирной,
Вдруг откачнулся, и вздохнул, и умер.
Лицо разгладилось, и горькая улыбка
С него сошла.
Так видел я себя недолго: вероятно,
И четверти положенного круга
Секундная не обежала стрелка.
И как пред тем не по своей я воле
Покинул эту оболочку - так же
В нее и возвратился вновь. Но только
Свершилось это тягостно, с усильем,
Которое мне вспомнить неприятно.
Мне было трудно, тесно, как змее,
Которую заставили бы снова
Вместиться в сброшенную кожу...
Снова
Увидел я перед собою книги,
Услышал голоса. Мне было трудно
Вновь ощущать все тело, руки, ноги...
Так, весла бросив и сойдя на берег,
Мы чувствуем себя вдруг тяжелее.
Струилось вновь во мне изнеможенье,
Как бы от долгой гребли, - а в ушах
Гудел неясный шум, как пленный отзвук
Озерного или морского ветра.
25-28 января 1918, Владислав Ходасевич, "Эпизод".
Хотите ли вы
Стать для меня род тетивы
Из ваших кос крученых?
На лук ресниц, в концах печеный,
Меня стрелою нате,
И я умчусь грозы пернатей.
25 января 1921, Велимир Хлебников,
«Самострел любви»
________________________________
25 января.
(Татьянин день)
Забросил я дневник. А жаль: (з)а это время произошло много интересного.
(я) до сих пор еще без места. Питаемся (с) женой плохо. От этого и
писать не хочется. (Чер)ный хлеб стал 20 т. фунт, белый (...) т.
. (К) дяде Коле силой в его отсутствие (из) Москвы, вопреки всяким
декретам (...) вселили парочку. (...)
Из дневника Михаила Булгакова за 1922 год.
_______________________________________
Вошли - и сердце дрогнуло: жестоко
зияла смерть, безлюдье, пустота...
Где лебеди? Где музы? Где потоки? -
С младенчества родная красота?
Где люди наши - наши садоводы,
лелеявшие мирные сады?
Где их благословенные труды
на счастье человека и природы?
И где мы сами - прежние, простые,
доверчиво глядевшие на свет?
Как страшно здесь!
Печальней и пустынней
селения, наверно, в мире нет...
И вдруг в душе, в ее немых глубинах
опять звучит надменно и светло:
"Все те же мы: нам целый мир
чужбина, Отечество нам Царское Село".
25 января 1944, «Возвращение», Ольга Берггольц. ( Примечание: 24 января 1944 нашими наступающими войсками Ленинградского фронта были освобождены Пушкин, Павловск и другие)
То осень птицы легче
Опустится на плечи
Осиновым листом...
Но это все потом.
И графика пейзажей,
Изображенных сажей
На воздухе пустом...
Но это все потом.
А что было вначале?
Какие-то печали,
Вошедшие в мой дом..
Нет! Это все потом!
25 января 1970, Давид Самойлов.
Берега - песок да галька,
Перемолотый гранит...
Между ними шурогайка
Злую воду боронит,
Бьет хвостом перед заломом,
Точит зубы на улов,
Но над каждым рыболовом
Есть повыше рыболов!
И плывут над ивняками
По реке издалека,
Загребая плавниками,
Молодые облака,
И у темной кромки леса
Настороженно звенит
Еле видимая леса,
Уходящая в зенит...
Не спеши, дружок, зашиться,
Раньше срока не трезвей -
Эта славная ушица
Сердце делает резвей:
В ней и мы, и щучье семя,
И таежный островок,
И танцующий над всеми
Солнца желтый поплавок...
----
Шурогайка (щурогайка) - так в Сибири
и на Дальнем Востоке называют маленькую щуку.
Игорь Царев, "Шурогайка", 25 января 2011.