«Фальшивая Победа»
Отрывок из книги Питера Хитченса Phoney Victory (2018)
Другой шедевр Пера Крога, автора фрески в зале заседаний Совета Безопасности ООН
<...>Рассказы о добром самаритянине и блудном сыне не могли с этим сравниться. Само распятие Христа бледнело и отступало перед зловещим сиянием воздушных налетов и перед грандиозными колоннами пылающей нефти в Дюнкерке - огненными столпами ночью, столпами дыма днем. Но квази-религиозный аспект Второй мировой выражался (и до сих пор выражается) не просто в поминальных молитвах, которые странным образом становились все более пышными и зрелищными по мере того, как война отступала в далекое прошлое. Этому конкретному конфликту сопутствует благоговение совершенно особого сорта. Тот же псевдорелигиозный культ, стоит только присмотреться, вы увидите и в Бентли - штабе истребительной авиации Королевских ВВС во время Битвы за Британию. Память о сражении увековечивает мозаичное окно. Это само по себе любопытно, так как мозаика - это религиозный вид искусства, равно как и гимн - это религиозный вид музыки. В оконном створе господствует силуэт «Спитфайера», носом кверху, отчетливо напоминающий крест. Воспроизведение нового Креста, нового Жертвоприношения идет здесь даже дальше похоронных церемоний эпохи Первой мировой войны, когда в (знаменитом в то время) гимне «Доблестные сердца» тысячи погибших солдат сравнивались с Жертвой Христовой. Самый спорный куплет его звучит так:
С тех скорбных дней стоит сей Крест Живой,
Как яркая звезда над мрачной тьмой.
Царь славы милосердный взор склоняет
И младшие Голгофы осеняет.
Но имеется одно отличие: гимн этот сегодня почти забыт. Я регулярно посещаю традиционную церковь, но слышал его только однажды - когда прихожане промычали его, не зная ни слов, ни музыки. И все это, главным образом, потому, что вера в «Великую Войну за Мировую Цивилизацию» или «Войну за Прекращение Всех Войн» в связи с конфликтом 1914-18 годов ныне полностью стерта с лица земли. Когда сегодня в романах или газетных статьях того времени вы встречаете выражение «Война за Прекращение Всех Войн», вас охватывает недоумение, как могли люди реально, нелицемерно в это верить. Не так же ли будут сбиты с толку потомки и нашим наваждением по поводу «Хорошей Войны»? Подозреваю, что все так и будет, хотя момент, когда этот благоговейный шарик лопнет, еще лежит в неопределенном будущем.
Вера в то, что конфликт 1914-18 годов стал «Войной за Прекращение Всех Войн», разумеется, улетучилась в сентябре 1939 года, когда решительно выяснилось, что эта «Война не Прекратила Все Войны». На самом деле, ее с полным правом можно было бы назвать «Войной, Которая Привела Прямо к Новой Войне». На ее месте выросло новое верование о «Хорошей Войне» 1939-45 годов - точная начальная дата меняется от страны к стране. Эту войну мы считаем такой «хорошей», что многие постоянно хотят переиграть ее заново, чтобы еще раз искупаться в ее добродетели.
Ее страсти, ее притчи, а также ее герои известны сегодня лучше библейских. Вместо торжественного въезда в Иерусалим, Тайной Вечери и предательства в Гефсиманском саду, вместо Распятия и Воскресения, вместо Трапезы в Эммаусе и Сошествия Святого Духа в языках пламени у нас имеется современный суррогат: Уинстон - изгнанный пророк, вопиющий в пустыне и питающийся сигарами и шампанским вместо саранчи и дикого меда, но все равно ошельмованный, гонимый пророк. У нас имеются предательство в Мюнхене, чудесное торжество добродетели в Дюнкерке и в Битве за Британию, воскресение свободы и демократии в ходе высадки в Нормандии. За всем этим благодетельно наблюдали и все это поддерживали Соединенные Штаты Америки, богоподобные в своем достоинстве, изобилии и могуществе, - в особенности после явления рукотворных молний в Хиросиме и Нагасаки. В Британии символом веры является «Спитфайер» - что любопытно, оборонительный вид оружия, почитаемый, главным образом, за избавление от мнимой агрессии. Чуть реже предметом преклонения становится бомбардировщик «Ланкастер». Данный самолет был несомненно наступательным оружием, но об этом мы предпочитаем особенно не задумываться. Оба они, как живые реликвии, принимают участие в Памятных полетах в честь Битвы за Британию, которые разыгрываются по особо торжественным поводам общенационального масштаба наподобие королевских венчаний в виде некоего таинства.
Вера в доброкачественность этой войны столь велика, что ее адепты не просто оправдывают, но даже прославляют преднамеренное массовое убийство гражданских лиц в ходе воздушных налетов на бедные городские кварталы. Сэру Артуру Гаррису, который деятельно, умышленно, без сожалений старался убить как можно больше немцев, в центре Лондона поставили памятник, открытый самой королевой-матерью. Любую, даже самую мягкую, критику подобных налетов встречают гневом, возмущением и просто личными оскорблениями, как может засвидетельствовать автор этой книги. А громадная роль, которую сыграл в войне сталинский Советский Союз, это царство тайной полиции, лагерей рабского труда, пыточных подвалов и чудовищной тирании, ныне почти совершенно забыта. Мы не просто едва ли не напрочь забыли или почти не помним ГУЛАГ, хотя ни на секунду (справедливо) не забываем германские концлагеря, мы так же редко говорим и о роли Сталина в разгроме Гитлера. Мы храним поразительное невежество по поводу его пакта с Третьим рейхом (1939), захвата половины Польши (которую так и не вернули) и агрессивного нападения на Финляндию. И мы мало что знаем о грандиозных сухопутных сражениях на Востоке, которые определили исход войны в Европе. Мы совершенно ничего не знаем о странном зигзагообразном конфликте СССР с Японией, развивавшемся в противофазе с ходом остальной войны.
И причина для подобных забывчивости и невежества вполне очевидна. Раз это была «Хорошая Война» против сил «Зла», то как мы могли победить в ней при помощи столь гнусной страны - страны, которую мы потом якобы презирали все последующие полвека? Финляндия, наш фактический союзник в 1940 году, стремясь сохранить свою независимость от СССР, в период с 1941 по 1944 годы состояла в неофициальном альянсе с Гитлером. Финляндия столкнулась с зеркальным отражением той нравственной дилеммы, которую в свое время переживала Британия. Злейшим противником Финляндии выступал тиранический и кровожадный СССР. Самый могущественный враг СССР, тиранический и кровожадный Третий рейх, помог ей уцелеть. Но ценой выживания стал союз с ужасным режимом. Так Финляндия и оказалась на неправильной стороне, о каковом эпизоде с тех пор предпочли вежливо забыть. Как и о некоторых иных странных и неподобающих событиях в Скандинавии периода 1940-45 годов, когда, например, цивилизованная социал-демократическая Швеция открыла свои границы и железные дороги для транзита германских (или правильнее говорить «нацистских»?) войск, чтобы они могли обрушиться на другие страны. Об этом случае за пределами Скандинавии мало кто помнит. Но о нем с горечью вспоминают в Норвегии, главной жертве такой политики. В ходе германского нападения на СССР Швеция разрешила Германии перебросить через свою территорию из Норвегии в Финляндию целую пехотную дивизию, которая затем участвовала в боях с Советским Союзом. И это лишь малая часть куда более масштабной переброски войск в течение длительного срока. Это затянувшееся - неопровержимое и неловкое - событие называют в шведской истории кризисом, но шведские ученые продолжают спорить, настоящий ли это был кризис или же инсценировка с целью скрыть тот факт, что Швеция вовсе никогда и не противилась военным передвижениям немцев.
Богословие «Хорошей Войны» требует обильной массы уверток, сокрытий и забывчивости подобного сорта.
А что тогда можно сказать об окончательном итоге Второй мировой войны в виде Ялтинских соглашений? Если взглянуть беспристрастно, это бесстыдное поведение, это своего рода вымогательство в особо крупном размере, где в роли бандита выступал Сталин, а в роли жертв его западные Союзники, явилось куда более позорным примером умиротворения, чем любые Мюнхены. Этот трусливый пакт означал передачу жестокому чужеземному завоевателю миллионов невинных, беззащитных людей. Некоторых, например казаков, безжалостно отправили в запертых вагонах прямо в лапы расстрельных команд сталинского НКВД. Они имели все причины бояться за свою жизнь, но их отчаянные призывы разрешить им остаться на Западе отклика не нашли. Не вызывает сомнений, что долгие годы признаваться в мерзком характере советского режима нам мешало проникновение в высшие эшелоны власти поклонников советской деспотии. Но не исключено, что свою роль в подобном упрямстве сыграла и та неловкость, которая была связана с участием в качестве наших ценных союзников в войне людей этого рода.
Точно так же представление о пост-ялтинской Европе как о свободном, справедливом континенте серьезно подрывают и Потсдамские соглашения. По условиям договора державы-победительницы договорились о том, что сегодня назвали бы «этническими чистками» неописуемого размаха. Омерзительные кошмары этого исторического эпизода, когда Союзники лживо пообещали провести изгнание людей «упорядоченным и гуманным» образом, хорошо задокументированы. К нашему стыду, за пределами узкой группы профессиональных историков, которым надлежит помнить о подобных вещах, они почти неизвестны. Но ведь это одно из важнейших событий современной европейской истории. О нем забыли, потому что оно не согласуется с нашим воображаемым автопортретом. Словно детское пушистое одеяльце, эта оправдательная легенда неловко прикрывает чужие кости и мусор.
Этот ложно благочестивый и исторически нелепый взгляд на войну наиболее мощно запечатлен в одной поразительной фреске, которая притягивает взоры в зале заседаний Совета Безопасности ООН. Сама ООН утверждает, что этот шедевр «изображает стремление человечества вырваться из темного прошлого с его войнами и рабством к лучшей жизни и к будущему, озаренному светом науки и искусства». Но эта картина норвежского художника Пера Лассона Крога сделана в манере мозаичного окна и наполнена псевдорелигиозными, необязательно христианскими, символами. Из подземелья на волю выходят закованные узники, дети держат в руках голубей и срывают яблоки с дерева, возрождается птица Феникс, в открытую дверь льется магический свет, встает на дыбы белый скакун, солдат отбрасывает оружие, веселое сборище в традиционных нарядах что-то радостно празднует, мужчины и женщины отвешивают золото или глядят в телескопы и микроскопы. Верхняя часть фрески освещена лучше. Нижние фрагменты остаются в тени. Там во мраке издыхает дракон, поверженный мечом. В центре картины, взявшись за руки, на коленях друг перед другом стоят два человека в некой молитве. У женщины в руках цветы. На самом деле, эта же пара появляется и в другом, менее оптимистическом, произведении художника. Пер Крог пострадал в период германской оккупации и провел год на принудительных работах. Эта пара в центре ооновской фрески очень походит на один печальный этюд, созданный Крогом в годы германского вторжения в его страну, которое принесло ему немало горя. Неудивительно, что в разгроме Германии он увидел повод для едва ли не религиозного воодушевления, как это было со многими жителями оккупированных стран - особенно, если потом их не отдали Сталину. Фреска в Совете Безопасности изображает начало новой эпохи, свободной и просвещенной, по сути - нового мира; не просто конец войны, а конец целой эры в человеческой истории и начало нового века - века мира, братства и процветания.
Ту же самую веру - в то, что в результате священной войны с откровенным злом наш мир стал более гуманным, - прекрасно выразил на привычном сегодня языке один выдающийся деятель моего поколения. В религиозной передаче Би-Би-Си «Мысли на сегодня», которая вышла в эфир 22 декабря 2016 года, принял участие наследник английского престола Его королевское высочество принц Уэльский и герцог Корнуолльский Чарльз. Он вспоминает:
Я родился в 1948 году, вскоре после окончания Второй мировой войны, в которой поколение моих родителей сражалось и умирало в битве с нетерпимостью, отвратительным экстремизмом и бесчеловечной попыткой истребить еврейское население Европы. Просто не могу поверить, что и сегодня, почти семь десятилетий спустя, мы все еще можем видеть подобные кошмарные притеснения. Теми, кто страдал и умирал в этих мучениях, нам завещано не повторять ужасов прошлого.
Данная формулировка - будто война эта являлась (сколько-нибудь сознательно) «битвой с нетерпимостью, отвратительным экстремизмом и бесчеловечной попыткой истребить еврейское население Европы» - является, на мой взгляд, абсолютно лживой, и я постараюсь это доказать. Ах, если бы так оно и было! Но хуже того, подобные верования заставляли и заставляют людей увязывать «добро» с новыми, современными войнами по своему выбору. <…>
Война с Гитлером стала - и остается до сих пор - столь идеалистической, столь идеологически обусловленной, что на ней просто нет места старомодным британским добродетелям: милости к противнику, самоиронии и выдержке. Они были дозволены и еще приветствовались в ходе битвы 1914-18 годов - которая внешне была даже более грязной. Нас сегодняшних ошеломило бы, например, сообщение о Рождественском перемирии на фронте в годы войны с Гитлером. И никакие эскадрильи Союзников, естественно, не направляли на церемонию похорон германского воздушного аса венки с лентой «доблестному и достойному противнику», как это было в 1918 году в случае с Манфредом фон Рихтгофеном. Да, немцев на войне с кайзером называли «гуннами», но никто не бросал им в лицо идеологически обусловленных обвинений в «нетерпимости» и «отвратительном экстремизме». При описании войны 1939-45 годов ныне общепринято говорить о «нацистских» кораблях, «нацистских» самолетах и «нацистских» солдатах, хотя правильнее было бы использовать слово «германские». Конечно, там хватало членов национал-социалистической партии. Но форма и флаги принадлежали стране, а не партии. Многие военные цели, за которые они сражались, считали абсолютно легитимными и демократические догитлеровские власти Германии. Что интересно, солдат и войска СССР, которые в том же конфликте чаще всего были нашими союзниками, редко или вообще никогда не называют «коммунистическими», хотя для единообразия их так и следовало бы именовать.
Самой нелепой и самой показательной жертвой этого нового свирепого извода идеализма стал злосчастный П.Г. Вудхаус, безусловный патриот, но политический недотепа, который с изумлением обнаружил, что его объявили предателем за шутки, произнесенные им в месяцы заточения. Когда-то давным-давно он написал сатирическую книжку «Налет» [The Swoop], в которой высмеял шпионские триллеры Вильяма Ле Кью [Le Queux] и других авторов о германском вторжении в Англию перед 1914 годом. В те дни такая сатира еще считалась делом допустимым. Но вудхаусовское чувство юмора не поспевало за временем. Он жил вне и по ту сторону реальной жизни - в вечном раю загородных усадеб, грозных тетушек и аристократических чудаков. Вероятно, единственный раз в его прозе имя Гитлера появляется в рассказике «Закопанный клад» (сентябрь 1936). Он выдержан в характерно легкомысленном тоне:
Положение в Германии стало темой для обсуждения в салоне бара «Приют рыболова», и все согласились с тем, что Гитлер стоит на распутье и что скоро ему придется решиться на что-то конкретное. Нынешняя его политика, сказал Виски-с-Капелькой, это одно сплошное мягкотельство.
- Или пусть растут, или сбрить совсем, - заявил Виски-с-Капелькой. - Нельзя сидеть между двух стульев. Усы, они либо есть, либо их нет. Третьего не дано.
В условиях тотальной войны такая позиция, конечно же, являлась абсолютно неприемлемой. Она кажется непостижимой тем, кто сегодня знает, до каких глубин опустилось гитлеровское государство перед своим концом и о чем тогда никто даже не догадывался. Любопытно, на самом деле, почитать книжки самых жестоких противников Гитлера в эпоху до 1945 года, потому что и они не знали всего даже наполовину. О нем писали как об агрессивном, жестоком и фанатичном тиране - но тиране, типичном для Европы. Они не знали того, что известно нам. Также они даже и не пытались заручиться поддержкой войны среди граждан крупной демократической страны, которые не особо спешили отказываться от своего растущего благосостояния в пользу карточек, светомаскировки и призыва.
Поэтому, когда тотальная идеологически обусловленная война началась и окатила его с головой, Вудхаус все еще не почувствовал разницы. Ему казалось, что он попал в плен к тем самым «гуннам», опасным, но по сути дела нелепым, над которыми можно смеяться. Конфликт 1939 года он считал очередным столкновением между враждебными странами, в котором остается место для легких шуток. Увы, схватили его не «гунны», а те, кого называли «нацистами» и к кому в конце 1940 года надлежало уже относиться абсолютно всерьез, пусть в начале того же года на них все еще глядели легкомысленно - ну, или почти. В комедии расчет времени - это всё. Раньше британская военная пропаганда придерживалась того же взгляда, что и Вудхаус, изображая Гитлера в виде нелепой и смешной фигуры, а немцев - чопорными пруссаками. Написали даже песню о том, как мы «развесим стирку на Линии Зигфрида» - после мая 1940 года ее мало исполняли. Реальным солдатам все это страшно не нравилось. В чарли-чаплиновском фильме «Великий диктатор» (1940) Гитлера также изобразили в клоунском виде. Поэтому его сегодня так тяжело смотреть. Организаторы этой кампании заблуждались не менее Вудхауса, но им простили грехи, так как в те долгие месяцы, когда все это считалось обычной войной против обычного врага, над подобными вещами смеялись еще слишком многие.
В 1939-м и в начале 1940 года за пределами Германии сколько-нибудь лучше него были осведомлены очень немногие, и менее всего британский истеблишмент. Видное место среди яростных и благочестивых критиков Вудхауса за то, что в любом здравом обществе и по любым разумным параметрам могло бы считаться мелкой ошибкой, принадлежит одному странному типу, которого звали Дафф Купер. Этот персонаж, один из ближайших союзников Черчилля, до сих пор почитается как человек, оказавшийся в «правильном» лагере в дни Великого предательства Чехословакии в 1938 году. Он был одним из самых ранних приспешников могучего Черчилля. Даже тогда уместно было бы спросить, насколько в действительности «правильным» оказался этот лагерь, если учесть вероятность большой войны в 1938 году между Британией с ее крошечной сухопутной армией и с бипланами на вооружении и гитлеровской Германией. Представление о том, что в тот момент англо-германская война могла бы «остановить Гитлера», имеет поразительно широкое хождение. Вероятно, это объясняется тем, что большинство британцев плохо знают географию Восточной Европы и не понимают, в частности, что Вена расположена восточнее Праги. После аншлюса Австрии Чехословакия осенью 1938 года стала фактически беззащитной и была с трех сторон окружена германскими землями и германскими аэродромами. На нижеследующих страницах мы еще встретимся с Даффом Купером уже в несколько иной связи. Но его отношение к Вудхаусу явилось первой весточкой, предупреждавшей о могуществе мифа «Хорошей войны». На хорошей войне враг - это не просто враг. Он непременно обязан быть чудовищем, и как раз поэтому мы с ним и воюем. <…>
Почему эти фантазии о «Хорошей войне» так тяжело критиковать? А ведь это действительно так и есть. Тех, кто на такое отважится, очень скоро обвинят в пронацистских симпатиях, пораженчестве, моральном оппортунизме и других подобных неприятных вещах. <…> [Легенду эту] поддерживают политики-мегаломаны и футбольные фанаты, которые распевают хвалебные гимны о «бомбардировщике Гаррисе» и скандируют лозунг «две мировые войны и один Кубок мира!», желая утешить себя после очередного поражения Англии на футбольном поле от немцев.
Другой шедевр Пера Крога, автора фрески в зале заседаний Совета Безопасности ООН
<...>Рассказы о добром самаритянине и блудном сыне не могли с этим сравниться. Само распятие Христа бледнело и отступало перед зловещим сиянием воздушных налетов и перед грандиозными колоннами пылающей нефти в Дюнкерке - огненными столпами ночью, столпами дыма днем. Но квази-религиозный аспект Второй мировой выражался (и до сих пор выражается) не просто в поминальных молитвах, которые странным образом становились все более пышными и зрелищными по мере того, как война отступала в далекое прошлое. Этому конкретному конфликту сопутствует благоговение совершенно особого сорта. Тот же псевдорелигиозный культ, стоит только присмотреться, вы увидите и в Бентли - штабе истребительной авиации Королевских ВВС во время Битвы за Британию. Память о сражении увековечивает мозаичное окно. Это само по себе любопытно, так как мозаика - это религиозный вид искусства, равно как и гимн - это религиозный вид музыки. В оконном створе господствует силуэт «Спитфайера», носом кверху, отчетливо напоминающий крест. Воспроизведение нового Креста, нового Жертвоприношения идет здесь даже дальше похоронных церемоний эпохи Первой мировой войны, когда в (знаменитом в то время) гимне «Доблестные сердца» тысячи погибших солдат сравнивались с Жертвой Христовой. Самый спорный куплет его звучит так:
С тех скорбных дней стоит сей Крест Живой,
Как яркая звезда над мрачной тьмой.
Царь славы милосердный взор склоняет
И младшие Голгофы осеняет.
Но имеется одно отличие: гимн этот сегодня почти забыт. Я регулярно посещаю традиционную церковь, но слышал его только однажды - когда прихожане промычали его, не зная ни слов, ни музыки. И все это, главным образом, потому, что вера в «Великую Войну за Мировую Цивилизацию» или «Войну за Прекращение Всех Войн» в связи с конфликтом 1914-18 годов ныне полностью стерта с лица земли. Когда сегодня в романах или газетных статьях того времени вы встречаете выражение «Война за Прекращение Всех Войн», вас охватывает недоумение, как могли люди реально, нелицемерно в это верить. Не так же ли будут сбиты с толку потомки и нашим наваждением по поводу «Хорошей Войны»? Подозреваю, что все так и будет, хотя момент, когда этот благоговейный шарик лопнет, еще лежит в неопределенном будущем.
Вера в то, что конфликт 1914-18 годов стал «Войной за Прекращение Всех Войн», разумеется, улетучилась в сентябре 1939 года, когда решительно выяснилось, что эта «Война не Прекратила Все Войны». На самом деле, ее с полным правом можно было бы назвать «Войной, Которая Привела Прямо к Новой Войне». На ее месте выросло новое верование о «Хорошей Войне» 1939-45 годов - точная начальная дата меняется от страны к стране. Эту войну мы считаем такой «хорошей», что многие постоянно хотят переиграть ее заново, чтобы еще раз искупаться в ее добродетели.
Ее страсти, ее притчи, а также ее герои известны сегодня лучше библейских. Вместо торжественного въезда в Иерусалим, Тайной Вечери и предательства в Гефсиманском саду, вместо Распятия и Воскресения, вместо Трапезы в Эммаусе и Сошествия Святого Духа в языках пламени у нас имеется современный суррогат: Уинстон - изгнанный пророк, вопиющий в пустыне и питающийся сигарами и шампанским вместо саранчи и дикого меда, но все равно ошельмованный, гонимый пророк. У нас имеются предательство в Мюнхене, чудесное торжество добродетели в Дюнкерке и в Битве за Британию, воскресение свободы и демократии в ходе высадки в Нормандии. За всем этим благодетельно наблюдали и все это поддерживали Соединенные Штаты Америки, богоподобные в своем достоинстве, изобилии и могуществе, - в особенности после явления рукотворных молний в Хиросиме и Нагасаки. В Британии символом веры является «Спитфайер» - что любопытно, оборонительный вид оружия, почитаемый, главным образом, за избавление от мнимой агрессии. Чуть реже предметом преклонения становится бомбардировщик «Ланкастер». Данный самолет был несомненно наступательным оружием, но об этом мы предпочитаем особенно не задумываться. Оба они, как живые реликвии, принимают участие в Памятных полетах в честь Битвы за Британию, которые разыгрываются по особо торжественным поводам общенационального масштаба наподобие королевских венчаний в виде некоего таинства.
Вера в доброкачественность этой войны столь велика, что ее адепты не просто оправдывают, но даже прославляют преднамеренное массовое убийство гражданских лиц в ходе воздушных налетов на бедные городские кварталы. Сэру Артуру Гаррису, который деятельно, умышленно, без сожалений старался убить как можно больше немцев, в центре Лондона поставили памятник, открытый самой королевой-матерью. Любую, даже самую мягкую, критику подобных налетов встречают гневом, возмущением и просто личными оскорблениями, как может засвидетельствовать автор этой книги. А громадная роль, которую сыграл в войне сталинский Советский Союз, это царство тайной полиции, лагерей рабского труда, пыточных подвалов и чудовищной тирании, ныне почти совершенно забыта. Мы не просто едва ли не напрочь забыли или почти не помним ГУЛАГ, хотя ни на секунду (справедливо) не забываем германские концлагеря, мы так же редко говорим и о роли Сталина в разгроме Гитлера. Мы храним поразительное невежество по поводу его пакта с Третьим рейхом (1939), захвата половины Польши (которую так и не вернули) и агрессивного нападения на Финляндию. И мы мало что знаем о грандиозных сухопутных сражениях на Востоке, которые определили исход войны в Европе. Мы совершенно ничего не знаем о странном зигзагообразном конфликте СССР с Японией, развивавшемся в противофазе с ходом остальной войны.
И причина для подобных забывчивости и невежества вполне очевидна. Раз это была «Хорошая Война» против сил «Зла», то как мы могли победить в ней при помощи столь гнусной страны - страны, которую мы потом якобы презирали все последующие полвека? Финляндия, наш фактический союзник в 1940 году, стремясь сохранить свою независимость от СССР, в период с 1941 по 1944 годы состояла в неофициальном альянсе с Гитлером. Финляндия столкнулась с зеркальным отражением той нравственной дилеммы, которую в свое время переживала Британия. Злейшим противником Финляндии выступал тиранический и кровожадный СССР. Самый могущественный враг СССР, тиранический и кровожадный Третий рейх, помог ей уцелеть. Но ценой выживания стал союз с ужасным режимом. Так Финляндия и оказалась на неправильной стороне, о каковом эпизоде с тех пор предпочли вежливо забыть. Как и о некоторых иных странных и неподобающих событиях в Скандинавии периода 1940-45 годов, когда, например, цивилизованная социал-демократическая Швеция открыла свои границы и железные дороги для транзита германских (или правильнее говорить «нацистских»?) войск, чтобы они могли обрушиться на другие страны. Об этом случае за пределами Скандинавии мало кто помнит. Но о нем с горечью вспоминают в Норвегии, главной жертве такой политики. В ходе германского нападения на СССР Швеция разрешила Германии перебросить через свою территорию из Норвегии в Финляндию целую пехотную дивизию, которая затем участвовала в боях с Советским Союзом. И это лишь малая часть куда более масштабной переброски войск в течение длительного срока. Это затянувшееся - неопровержимое и неловкое - событие называют в шведской истории кризисом, но шведские ученые продолжают спорить, настоящий ли это был кризис или же инсценировка с целью скрыть тот факт, что Швеция вовсе никогда и не противилась военным передвижениям немцев.
Богословие «Хорошей Войны» требует обильной массы уверток, сокрытий и забывчивости подобного сорта.
А что тогда можно сказать об окончательном итоге Второй мировой войны в виде Ялтинских соглашений? Если взглянуть беспристрастно, это бесстыдное поведение, это своего рода вымогательство в особо крупном размере, где в роли бандита выступал Сталин, а в роли жертв его западные Союзники, явилось куда более позорным примером умиротворения, чем любые Мюнхены. Этот трусливый пакт означал передачу жестокому чужеземному завоевателю миллионов невинных, беззащитных людей. Некоторых, например казаков, безжалостно отправили в запертых вагонах прямо в лапы расстрельных команд сталинского НКВД. Они имели все причины бояться за свою жизнь, но их отчаянные призывы разрешить им остаться на Западе отклика не нашли. Не вызывает сомнений, что долгие годы признаваться в мерзком характере советского режима нам мешало проникновение в высшие эшелоны власти поклонников советской деспотии. Но не исключено, что свою роль в подобном упрямстве сыграла и та неловкость, которая была связана с участием в качестве наших ценных союзников в войне людей этого рода.
Точно так же представление о пост-ялтинской Европе как о свободном, справедливом континенте серьезно подрывают и Потсдамские соглашения. По условиям договора державы-победительницы договорились о том, что сегодня назвали бы «этническими чистками» неописуемого размаха. Омерзительные кошмары этого исторического эпизода, когда Союзники лживо пообещали провести изгнание людей «упорядоченным и гуманным» образом, хорошо задокументированы. К нашему стыду, за пределами узкой группы профессиональных историков, которым надлежит помнить о подобных вещах, они почти неизвестны. Но ведь это одно из важнейших событий современной европейской истории. О нем забыли, потому что оно не согласуется с нашим воображаемым автопортретом. Словно детское пушистое одеяльце, эта оправдательная легенда неловко прикрывает чужие кости и мусор.
Этот ложно благочестивый и исторически нелепый взгляд на войну наиболее мощно запечатлен в одной поразительной фреске, которая притягивает взоры в зале заседаний Совета Безопасности ООН. Сама ООН утверждает, что этот шедевр «изображает стремление человечества вырваться из темного прошлого с его войнами и рабством к лучшей жизни и к будущему, озаренному светом науки и искусства». Но эта картина норвежского художника Пера Лассона Крога сделана в манере мозаичного окна и наполнена псевдорелигиозными, необязательно христианскими, символами. Из подземелья на волю выходят закованные узники, дети держат в руках голубей и срывают яблоки с дерева, возрождается птица Феникс, в открытую дверь льется магический свет, встает на дыбы белый скакун, солдат отбрасывает оружие, веселое сборище в традиционных нарядах что-то радостно празднует, мужчины и женщины отвешивают золото или глядят в телескопы и микроскопы. Верхняя часть фрески освещена лучше. Нижние фрагменты остаются в тени. Там во мраке издыхает дракон, поверженный мечом. В центре картины, взявшись за руки, на коленях друг перед другом стоят два человека в некой молитве. У женщины в руках цветы. На самом деле, эта же пара появляется и в другом, менее оптимистическом, произведении художника. Пер Крог пострадал в период германской оккупации и провел год на принудительных работах. Эта пара в центре ооновской фрески очень походит на один печальный этюд, созданный Крогом в годы германского вторжения в его страну, которое принесло ему немало горя. Неудивительно, что в разгроме Германии он увидел повод для едва ли не религиозного воодушевления, как это было со многими жителями оккупированных стран - особенно, если потом их не отдали Сталину. Фреска в Совете Безопасности изображает начало новой эпохи, свободной и просвещенной, по сути - нового мира; не просто конец войны, а конец целой эры в человеческой истории и начало нового века - века мира, братства и процветания.
Ту же самую веру - в то, что в результате священной войны с откровенным злом наш мир стал более гуманным, - прекрасно выразил на привычном сегодня языке один выдающийся деятель моего поколения. В религиозной передаче Би-Би-Си «Мысли на сегодня», которая вышла в эфир 22 декабря 2016 года, принял участие наследник английского престола Его королевское высочество принц Уэльский и герцог Корнуолльский Чарльз. Он вспоминает:
Я родился в 1948 году, вскоре после окончания Второй мировой войны, в которой поколение моих родителей сражалось и умирало в битве с нетерпимостью, отвратительным экстремизмом и бесчеловечной попыткой истребить еврейское население Европы. Просто не могу поверить, что и сегодня, почти семь десятилетий спустя, мы все еще можем видеть подобные кошмарные притеснения. Теми, кто страдал и умирал в этих мучениях, нам завещано не повторять ужасов прошлого.
Данная формулировка - будто война эта являлась (сколько-нибудь сознательно) «битвой с нетерпимостью, отвратительным экстремизмом и бесчеловечной попыткой истребить еврейское население Европы» - является, на мой взгляд, абсолютно лживой, и я постараюсь это доказать. Ах, если бы так оно и было! Но хуже того, подобные верования заставляли и заставляют людей увязывать «добро» с новыми, современными войнами по своему выбору. <…>
Война с Гитлером стала - и остается до сих пор - столь идеалистической, столь идеологически обусловленной, что на ней просто нет места старомодным британским добродетелям: милости к противнику, самоиронии и выдержке. Они были дозволены и еще приветствовались в ходе битвы 1914-18 годов - которая внешне была даже более грязной. Нас сегодняшних ошеломило бы, например, сообщение о Рождественском перемирии на фронте в годы войны с Гитлером. И никакие эскадрильи Союзников, естественно, не направляли на церемонию похорон германского воздушного аса венки с лентой «доблестному и достойному противнику», как это было в 1918 году в случае с Манфредом фон Рихтгофеном. Да, немцев на войне с кайзером называли «гуннами», но никто не бросал им в лицо идеологически обусловленных обвинений в «нетерпимости» и «отвратительном экстремизме». При описании войны 1939-45 годов ныне общепринято говорить о «нацистских» кораблях, «нацистских» самолетах и «нацистских» солдатах, хотя правильнее было бы использовать слово «германские». Конечно, там хватало членов национал-социалистической партии. Но форма и флаги принадлежали стране, а не партии. Многие военные цели, за которые они сражались, считали абсолютно легитимными и демократические догитлеровские власти Германии. Что интересно, солдат и войска СССР, которые в том же конфликте чаще всего были нашими союзниками, редко или вообще никогда не называют «коммунистическими», хотя для единообразия их так и следовало бы именовать.
Самой нелепой и самой показательной жертвой этого нового свирепого извода идеализма стал злосчастный П.Г. Вудхаус, безусловный патриот, но политический недотепа, который с изумлением обнаружил, что его объявили предателем за шутки, произнесенные им в месяцы заточения. Когда-то давным-давно он написал сатирическую книжку «Налет» [The Swoop], в которой высмеял шпионские триллеры Вильяма Ле Кью [Le Queux] и других авторов о германском вторжении в Англию перед 1914 годом. В те дни такая сатира еще считалась делом допустимым. Но вудхаусовское чувство юмора не поспевало за временем. Он жил вне и по ту сторону реальной жизни - в вечном раю загородных усадеб, грозных тетушек и аристократических чудаков. Вероятно, единственный раз в его прозе имя Гитлера появляется в рассказике «Закопанный клад» (сентябрь 1936). Он выдержан в характерно легкомысленном тоне:
Положение в Германии стало темой для обсуждения в салоне бара «Приют рыболова», и все согласились с тем, что Гитлер стоит на распутье и что скоро ему придется решиться на что-то конкретное. Нынешняя его политика, сказал Виски-с-Капелькой, это одно сплошное мягкотельство.
- Или пусть растут, или сбрить совсем, - заявил Виски-с-Капелькой. - Нельзя сидеть между двух стульев. Усы, они либо есть, либо их нет. Третьего не дано.
В условиях тотальной войны такая позиция, конечно же, являлась абсолютно неприемлемой. Она кажется непостижимой тем, кто сегодня знает, до каких глубин опустилось гитлеровское государство перед своим концом и о чем тогда никто даже не догадывался. Любопытно, на самом деле, почитать книжки самых жестоких противников Гитлера в эпоху до 1945 года, потому что и они не знали всего даже наполовину. О нем писали как об агрессивном, жестоком и фанатичном тиране - но тиране, типичном для Европы. Они не знали того, что известно нам. Также они даже и не пытались заручиться поддержкой войны среди граждан крупной демократической страны, которые не особо спешили отказываться от своего растущего благосостояния в пользу карточек, светомаскировки и призыва.
Поэтому, когда тотальная идеологически обусловленная война началась и окатила его с головой, Вудхаус все еще не почувствовал разницы. Ему казалось, что он попал в плен к тем самым «гуннам», опасным, но по сути дела нелепым, над которыми можно смеяться. Конфликт 1939 года он считал очередным столкновением между враждебными странами, в котором остается место для легких шуток. Увы, схватили его не «гунны», а те, кого называли «нацистами» и к кому в конце 1940 года надлежало уже относиться абсолютно всерьез, пусть в начале того же года на них все еще глядели легкомысленно - ну, или почти. В комедии расчет времени - это всё. Раньше британская военная пропаганда придерживалась того же взгляда, что и Вудхаус, изображая Гитлера в виде нелепой и смешной фигуры, а немцев - чопорными пруссаками. Написали даже песню о том, как мы «развесим стирку на Линии Зигфрида» - после мая 1940 года ее мало исполняли. Реальным солдатам все это страшно не нравилось. В чарли-чаплиновском фильме «Великий диктатор» (1940) Гитлера также изобразили в клоунском виде. Поэтому его сегодня так тяжело смотреть. Организаторы этой кампании заблуждались не менее Вудхауса, но им простили грехи, так как в те долгие месяцы, когда все это считалось обычной войной против обычного врага, над подобными вещами смеялись еще слишком многие.
В 1939-м и в начале 1940 года за пределами Германии сколько-нибудь лучше него были осведомлены очень немногие, и менее всего британский истеблишмент. Видное место среди яростных и благочестивых критиков Вудхауса за то, что в любом здравом обществе и по любым разумным параметрам могло бы считаться мелкой ошибкой, принадлежит одному странному типу, которого звали Дафф Купер. Этот персонаж, один из ближайших союзников Черчилля, до сих пор почитается как человек, оказавшийся в «правильном» лагере в дни Великого предательства Чехословакии в 1938 году. Он был одним из самых ранних приспешников могучего Черчилля. Даже тогда уместно было бы спросить, насколько в действительности «правильным» оказался этот лагерь, если учесть вероятность большой войны в 1938 году между Британией с ее крошечной сухопутной армией и с бипланами на вооружении и гитлеровской Германией. Представление о том, что в тот момент англо-германская война могла бы «остановить Гитлера», имеет поразительно широкое хождение. Вероятно, это объясняется тем, что большинство британцев плохо знают географию Восточной Европы и не понимают, в частности, что Вена расположена восточнее Праги. После аншлюса Австрии Чехословакия осенью 1938 года стала фактически беззащитной и была с трех сторон окружена германскими землями и германскими аэродромами. На нижеследующих страницах мы еще встретимся с Даффом Купером уже в несколько иной связи. Но его отношение к Вудхаусу явилось первой весточкой, предупреждавшей о могуществе мифа «Хорошей войны». На хорошей войне враг - это не просто враг. Он непременно обязан быть чудовищем, и как раз поэтому мы с ним и воюем. <…>
Почему эти фантазии о «Хорошей войне» так тяжело критиковать? А ведь это действительно так и есть. Тех, кто на такое отважится, очень скоро обвинят в пронацистских симпатиях, пораженчестве, моральном оппортунизме и других подобных неприятных вещах. <…> [Легенду эту] поддерживают политики-мегаломаны и футбольные фанаты, которые распевают хвалебные гимны о «бомбардировщике Гаррисе» и скандируют лозунг «две мировые войны и один Кубок мира!», желая утешить себя после очередного поражения Англии на футбольном поле от немцев.