Радуйся и научи меня (с)
Я совсем забросила ЖЖ, но это не повод иногда не собирать здесь осколки записок из разных других мест.
Странное получается лето, но - лето, а лето - священная штука для таких сумасшедших теплозависимых, как я. Поэтому главное, что оно вообще есть.
***
- Привет, я сегодня страшный зверь психанул, - говорю я с порога. - И я купил ящик клубники.
Я люблю приезжать в этот дом всегда, но летом это особое удовольствие, потому что ужасно похоже на летние каникулы в школе. Можно сидеть на балконе, только что не болтая ногами в окно - высоко и подоконники слишком узкие - гонять чаи и смотреть, как поздно и с неохотой темнеет июньское небо.
Можно привезти тебе ящик клубники, случайно купленный на трассе, с грузовика, "нет, полкило вам не взвесим, только опт", чёрт знает где. По дороге, конечно, отложить часть ягод в пакет, залить водой и помыть по-походному, бултыхая эти самые ягоды в этом самом пакете и думая, что, надо же, неужто всё-таки лето? Рулить одной рукой, таскать клубничины другой и выкидывать хвостики за стекло, опущенное по долгожданному теплу почти до конца - кажется, в этом году так ещё не было.
В этом году много чего ещё не было, долгие холода, позднее лето, завтра опять обещают одиннадцать градусов и дожди, но чёрт их знает уже, вдруг не сбудется? Вдруг всё-таки останется лето, июнь, ящик клубники, пристроенный на скамейке у подъезда, пока мы, сходив забрать из машины остатки роскоши, заболтались со случайно встреченными друзьями. Пока заполночь стоит тишина, та самая безветренная тишина тёплой ночи, по которой безошибочно и всегда определяешь самое невероятное время года: лето впереди на две трети, небо до конца не темнеет, сухой и слегка пыльный асфальт похож на театральную сцену, а вокруг ни души, и кажется, что вот именно так и будет всегда, хотя, конечно же, на самом деле максимум до рассвета.
Но до рассвета ещё есть время, поэтому мы, нагулявшись, снова идём домой резать на варенье остатки клубники и доедать на балконе черешню: я же сегодня страшный зверь психанул, а черешня у них тоже была, а я молодец и практически не сумасшедший псих, поэтому её, в отличие от клубники, всего лишь пол-ящика. А - лето ведь.
***
Храбрость может быть очень разной.
Иногда она - прыжок с парашютом, рука, сжимающаяся в кулак, чтобы защитить то, что тебе дорого, закулисье за секунду до того, как поднимется занавес. Иногда большее, иногда меньшее, но все эти критерии - для других. Внутри твоей головы то, что требует от тебя храбрости, одинаково, чем бы оно ни было. Когда-то очень давно было и, может быть, когда-нибудь очень не скоро самой огромной твоей храбростью будет решение в одиночку выйти из дома. Очень много раз в прошлом и будущем самое страшное - набрать телефонный номер, не зная, как тебя примут на том конце.
Когда-то очень сейчас, в любое из твоих "очень", храбрость - это умение признать то, что ты чувствуешь, то, что тебя разрывает - жизнью, которую ты способен любить просто потому, что она у тебя есть. И ты привычным движением выдавливаешь на ладонь капельку бепантена и тянешься смазать татуировку, которая тоже - твоя огромная храбрость. Не потому, что её больно делать или непонятно, как она будет выглядеть в твоей удивительно странной старости - нет, это всё ерунда. Храбрость делать с собой то, что действительно важно тебе, а не кому-то другому, то, что болит, но создаёт для тебя тебя, действительно может быть очень разной.
"Ты правда чувствуешь всё это так?" "Да". "Каждый раз?" "Да". "Как же ты до сих пор не сгорел?" "Я не знаю".
Нет большей храбрости, чем оставить себе себя. А уж что тебе для этого нужно сделать - вариативно.
***
Возможность учиться понимать людей, не похожих на тебя - натурально подарок небес, даже если говорить не о коммуникации как таковой, а только о том, что происходит при этом внутри у тебя самого.
Пытаться узнать на своём опыте, почему человеку, который тебе дорог, нравится то или это, и почему это не нравится тебе, и вдруг понимать, неожиданно, посреди ничего, за глотком кофе в кофейне у черта на рогах, куда приехал один в том числе для того, чтобы узнать, как это и почему это может быть хорошо - что, оказывается, просто раньше как следует не пробовал. Не так, или не в то время, или не в том настроении - не важно, почему у тебя никогда не было так, важно, что теперь оно у тебя есть, и ты знаешь, что может быть как ты привык, а может быть по-другому, и это правда можно любить так, как это любит тот, кого любишь ты.
Любить в значении хотеть понимать в этом смысле вообще самое лучшее, что может с тобой приключиться: ты становишься не только ты сам, но и кто-то совсем на тебя не похожий, удивительный и стоящий того, чтобы попробовать перестать бояться.
***
От себя не убежишь, а бежать к себе бывает мучительно больно, но нужно.
Придумывать себе ад и жить в нём - зачем я это делаю, зачем ты это делаешь, зачем все это делают. Я не знаю. Иногда мне кажется, что самое время сбежать на полгода жить в буддистский монастырь, просто чтобы выйти наконец из замкнутого круга, чтобы ни о чем не нужно было переживать вообще. Иногда кажется, что к этому спокойствию близок и так, вот уже почти, уже почти понял, как в него погружаться, не дожидаясь особенных обстоятельств. Но потом неизменно обнаруживаешь, что нет - пока ещё нет.
***
По дороге на Colours of Ostrava пересаживаемся с автобуса на поезд в Оломоуце. Идём в город перекусить.
- Как же жарко. Пока будет так жарко, я буду ныть и портить вам день.
- А если я тебя засуну в фонтан, ты перестанешь ныть?
- Да, пока не высохну обратно.
- Договорились, ищем фонтан.
Фонтана не случилось, зато случился перекопанный с целью ремонта дорог город, а в числе ремонтной техники - поливальная машина.
- О, ты хотела фонтан, на тебе фонтан. Иди давай, как раз до тебя добивает.
Фонтан слегка не добивает, но если широко улыбаться и пытаться влезть под воду, водитель, видя, что напора недостаточно, включает воду сильнее, а мы смеёмся ещё громче и подставляем лица. Немолодой рабочий, загорелый и пыльный, смотрит на нас и смеётся тоже, а мы машем ему, машем водителю поливалки и идём за сидром и едой на вынос, которую с удовольствием уничтожаем на прохладных каменных плитах ближайшего собора.
Жить легко очень трудно, но в дороге, когда ничего ежедневное тебя не беспокоит, этому легче учиться и потихонечку привыкать.
***
С трудом вылезти из переполненного трамвая с фестивальным людом, потому что тебе надо на вокзал.
Простоять полчаса на мосту над жд-путями, потому что красиво, а до поезда ещё долго.
Заходя наконец под крышу вокзала, улыбнуться сильному порыву ветра - через полчаса после моего отъезда обещали грозу. Я весь день смеялась, что сбежала из Москвы греться, поэтому жару заберу с собой дальше по маршруту, а дождя мне и дома хватило.
Сидеть на перроне в ожидании поезда, высовываясь из-под крыши, подставлять ладони дождю и смеяться - привет, мол, ты очень красивый, но оставайся, пожалуйста, здесь: я хочу солнца.
Я люблю ездить одна, люблю пустые ночные вокзалы, люблю много пунктов в плане, люблю, когда всё, что нужно, помещается в тридцатилитровый рюкзак. Это очень особенное ощущение - знать, что вот оно, всё, что у тебя сейчас есть, и больше нет никаких привязок. Только дорога и вполне нетяжёлый рюкзак на плечах, а что там дальше - неведомо, и это в кои-то веки очень хорошая новость.
В полтретьего ночи сесть наконец в поезд, закутаться в шемаг и попытаться уснуть - на это сегодня есть всего каких-нибудь три часа.
***
Здравствуйте.
Я - девочка в майке-борцовке, драных джинсах, подвернутых по колено, и самых дешёвых кроссовках из Декатлона. Мне двадцать девять лет, которые очень мало отличаются от моих девятнадцати. У меня всегда есть претензии к себе вообще и к себе в окружающем мире в частности. На правой лопатке у меня вытатуирован смерть по имени Яша, он всегда стоит за моей спиной и идёт за мной, куда бы я ни сбежала.
У меня на плечах веснушки, на руках веснушки, на носу - конечно - веснушки. У меня круглые очки под Оззи, но я не ем летучих мышей - я их наблюдаю. А ещё прямо сейчас я сижу на площади Сан-Марко в Венеции, о которой мечтала всю свою жизнь, и наблюдаю, как какой-то парень скачет по ней, нацепив на голову длинный картонный чехол от неизвестно чего высотой выше него самого. Парню отлично, мне тоже отлично, вчера, добравшись сюда в ночи, я слушала, как в пустующих по позднему времени каналах плещется вода, и готова была рухнуть на колени и целовать мостовую с криками: "Ура, наконец-то я дома". Сегодня я сижу на бортике колокольни на площади, про которую когда-то очень давно писала стихи, и знаю, что Венеция - совсем не такой подарок, каким кажется со стороны. Тут всё как я люблю: красиво снаружи, неоднозначно внутри и очень есть, о чём поговорить и помолчать. В этом смысле отношения с городами у меня строятся точно так же, как и с людьми: если всё заранее понятно, безопасно и предсказуемо - скучно.
***
Не существует плохих и хороших способов оказаться в дороге. Поезд, велосипед, самолёт, автобус, машина, байк, электричка и даже не особенно сильные ноги в дешёвых кроссовках из декатлона - всё подойдёт.
Ты уезжаешь, когда нет больше сил оставаться, когда определённые даты, если останешься, просто добьют тебя, или совсем уж элементарно - когда захочешь. Говорят, это всё инфантильность - модное слово, говорят, эскапизм - ещё более модное слово, а я говорю, всегда говорю, а ты слушай, и, если хочешь, запоминай - что дорога лечит. Душевные раны, мировые прорехи и тебя от всего, что тебе не нужно.
Убежать от себя невозможно, брось это гиблое дело, говорят мне. А я смеюсь, что давно уже бросил, что давно уже бегу не от себя, а к себе, и именно это мой самый надёжный способ побега. За музыкой на фестивали, за простором в поля, за тишиной в леса, за возможностью слышать только себя без дополнительных примесей - в города, в которых никогда не случался. Только ты и дорога, больше никто и ничто не поможет тебе вернуться домой. Дорога же должна куда-то вести, и неужели, глупый, ты думаешь, что она приводит куда-то ещё? Просто, чтобы вернуться, сначала нужно уехать.
Всему своя плата - одиночество, разочарование, боль, а иногда даже ложь, и, возможно, именно ложь является самой дорогой из валют, которой лучше бы не платить, но, увы, и это случается, знаешь. Иногда ты платишь дорогой, иногда - её невозможностью, равновесие бесчеловечно, но очень логично, и у тебя всегда всего будет в меру - правды и лжи, боли и радости, дороги и времени, когда остаёшься на месте. И вот когда почувствуешь, что уже достаточно засиделся, заплатил вперёд, вышел из равновесия холод-тепло, быстро-медленно, больно или легко, уезжай. Где-нибудь там, в дороге, снова найдёшь всё, чего тебе не хватало, и снова вернёшься целый. А плохих и хороших способов оказаться в дороге не существует - всё подойдёт.
***
Удивительно и странно возвращаться.
Временно.
Пока лето ещё не закончилось, любое возвращение - временно.
Странное получается лето, но - лето, а лето - священная штука для таких сумасшедших теплозависимых, как я. Поэтому главное, что оно вообще есть.
***
- Привет, я сегодня страшный зверь психанул, - говорю я с порога. - И я купил ящик клубники.
Я люблю приезжать в этот дом всегда, но летом это особое удовольствие, потому что ужасно похоже на летние каникулы в школе. Можно сидеть на балконе, только что не болтая ногами в окно - высоко и подоконники слишком узкие - гонять чаи и смотреть, как поздно и с неохотой темнеет июньское небо.
Можно привезти тебе ящик клубники, случайно купленный на трассе, с грузовика, "нет, полкило вам не взвесим, только опт", чёрт знает где. По дороге, конечно, отложить часть ягод в пакет, залить водой и помыть по-походному, бултыхая эти самые ягоды в этом самом пакете и думая, что, надо же, неужто всё-таки лето? Рулить одной рукой, таскать клубничины другой и выкидывать хвостики за стекло, опущенное по долгожданному теплу почти до конца - кажется, в этом году так ещё не было.
В этом году много чего ещё не было, долгие холода, позднее лето, завтра опять обещают одиннадцать градусов и дожди, но чёрт их знает уже, вдруг не сбудется? Вдруг всё-таки останется лето, июнь, ящик клубники, пристроенный на скамейке у подъезда, пока мы, сходив забрать из машины остатки роскоши, заболтались со случайно встреченными друзьями. Пока заполночь стоит тишина, та самая безветренная тишина тёплой ночи, по которой безошибочно и всегда определяешь самое невероятное время года: лето впереди на две трети, небо до конца не темнеет, сухой и слегка пыльный асфальт похож на театральную сцену, а вокруг ни души, и кажется, что вот именно так и будет всегда, хотя, конечно же, на самом деле максимум до рассвета.
Но до рассвета ещё есть время, поэтому мы, нагулявшись, снова идём домой резать на варенье остатки клубники и доедать на балконе черешню: я же сегодня страшный зверь психанул, а черешня у них тоже была, а я молодец и практически не сумасшедший псих, поэтому её, в отличие от клубники, всего лишь пол-ящика. А - лето ведь.
***
Храбрость может быть очень разной.
Иногда она - прыжок с парашютом, рука, сжимающаяся в кулак, чтобы защитить то, что тебе дорого, закулисье за секунду до того, как поднимется занавес. Иногда большее, иногда меньшее, но все эти критерии - для других. Внутри твоей головы то, что требует от тебя храбрости, одинаково, чем бы оно ни было. Когда-то очень давно было и, может быть, когда-нибудь очень не скоро самой огромной твоей храбростью будет решение в одиночку выйти из дома. Очень много раз в прошлом и будущем самое страшное - набрать телефонный номер, не зная, как тебя примут на том конце.
Когда-то очень сейчас, в любое из твоих "очень", храбрость - это умение признать то, что ты чувствуешь, то, что тебя разрывает - жизнью, которую ты способен любить просто потому, что она у тебя есть. И ты привычным движением выдавливаешь на ладонь капельку бепантена и тянешься смазать татуировку, которая тоже - твоя огромная храбрость. Не потому, что её больно делать или непонятно, как она будет выглядеть в твоей удивительно странной старости - нет, это всё ерунда. Храбрость делать с собой то, что действительно важно тебе, а не кому-то другому, то, что болит, но создаёт для тебя тебя, действительно может быть очень разной.
"Ты правда чувствуешь всё это так?" "Да". "Каждый раз?" "Да". "Как же ты до сих пор не сгорел?" "Я не знаю".
Нет большей храбрости, чем оставить себе себя. А уж что тебе для этого нужно сделать - вариативно.
***
Возможность учиться понимать людей, не похожих на тебя - натурально подарок небес, даже если говорить не о коммуникации как таковой, а только о том, что происходит при этом внутри у тебя самого.
Пытаться узнать на своём опыте, почему человеку, который тебе дорог, нравится то или это, и почему это не нравится тебе, и вдруг понимать, неожиданно, посреди ничего, за глотком кофе в кофейне у черта на рогах, куда приехал один в том числе для того, чтобы узнать, как это и почему это может быть хорошо - что, оказывается, просто раньше как следует не пробовал. Не так, или не в то время, или не в том настроении - не важно, почему у тебя никогда не было так, важно, что теперь оно у тебя есть, и ты знаешь, что может быть как ты привык, а может быть по-другому, и это правда можно любить так, как это любит тот, кого любишь ты.
Любить в значении хотеть понимать в этом смысле вообще самое лучшее, что может с тобой приключиться: ты становишься не только ты сам, но и кто-то совсем на тебя не похожий, удивительный и стоящий того, чтобы попробовать перестать бояться.
***
От себя не убежишь, а бежать к себе бывает мучительно больно, но нужно.
Придумывать себе ад и жить в нём - зачем я это делаю, зачем ты это делаешь, зачем все это делают. Я не знаю. Иногда мне кажется, что самое время сбежать на полгода жить в буддистский монастырь, просто чтобы выйти наконец из замкнутого круга, чтобы ни о чем не нужно было переживать вообще. Иногда кажется, что к этому спокойствию близок и так, вот уже почти, уже почти понял, как в него погружаться, не дожидаясь особенных обстоятельств. Но потом неизменно обнаруживаешь, что нет - пока ещё нет.
***
По дороге на Colours of Ostrava пересаживаемся с автобуса на поезд в Оломоуце. Идём в город перекусить.
- Как же жарко. Пока будет так жарко, я буду ныть и портить вам день.
- А если я тебя засуну в фонтан, ты перестанешь ныть?
- Да, пока не высохну обратно.
- Договорились, ищем фонтан.
Фонтана не случилось, зато случился перекопанный с целью ремонта дорог город, а в числе ремонтной техники - поливальная машина.
- О, ты хотела фонтан, на тебе фонтан. Иди давай, как раз до тебя добивает.
Фонтан слегка не добивает, но если широко улыбаться и пытаться влезть под воду, водитель, видя, что напора недостаточно, включает воду сильнее, а мы смеёмся ещё громче и подставляем лица. Немолодой рабочий, загорелый и пыльный, смотрит на нас и смеётся тоже, а мы машем ему, машем водителю поливалки и идём за сидром и едой на вынос, которую с удовольствием уничтожаем на прохладных каменных плитах ближайшего собора.
Жить легко очень трудно, но в дороге, когда ничего ежедневное тебя не беспокоит, этому легче учиться и потихонечку привыкать.
***
С трудом вылезти из переполненного трамвая с фестивальным людом, потому что тебе надо на вокзал.
Простоять полчаса на мосту над жд-путями, потому что красиво, а до поезда ещё долго.
Заходя наконец под крышу вокзала, улыбнуться сильному порыву ветра - через полчаса после моего отъезда обещали грозу. Я весь день смеялась, что сбежала из Москвы греться, поэтому жару заберу с собой дальше по маршруту, а дождя мне и дома хватило.
Сидеть на перроне в ожидании поезда, высовываясь из-под крыши, подставлять ладони дождю и смеяться - привет, мол, ты очень красивый, но оставайся, пожалуйста, здесь: я хочу солнца.
Я люблю ездить одна, люблю пустые ночные вокзалы, люблю много пунктов в плане, люблю, когда всё, что нужно, помещается в тридцатилитровый рюкзак. Это очень особенное ощущение - знать, что вот оно, всё, что у тебя сейчас есть, и больше нет никаких привязок. Только дорога и вполне нетяжёлый рюкзак на плечах, а что там дальше - неведомо, и это в кои-то веки очень хорошая новость.
В полтретьего ночи сесть наконец в поезд, закутаться в шемаг и попытаться уснуть - на это сегодня есть всего каких-нибудь три часа.
***
Здравствуйте.
Я - девочка в майке-борцовке, драных джинсах, подвернутых по колено, и самых дешёвых кроссовках из Декатлона. Мне двадцать девять лет, которые очень мало отличаются от моих девятнадцати. У меня всегда есть претензии к себе вообще и к себе в окружающем мире в частности. На правой лопатке у меня вытатуирован смерть по имени Яша, он всегда стоит за моей спиной и идёт за мной, куда бы я ни сбежала.
У меня на плечах веснушки, на руках веснушки, на носу - конечно - веснушки. У меня круглые очки под Оззи, но я не ем летучих мышей - я их наблюдаю. А ещё прямо сейчас я сижу на площади Сан-Марко в Венеции, о которой мечтала всю свою жизнь, и наблюдаю, как какой-то парень скачет по ней, нацепив на голову длинный картонный чехол от неизвестно чего высотой выше него самого. Парню отлично, мне тоже отлично, вчера, добравшись сюда в ночи, я слушала, как в пустующих по позднему времени каналах плещется вода, и готова была рухнуть на колени и целовать мостовую с криками: "Ура, наконец-то я дома". Сегодня я сижу на бортике колокольни на площади, про которую когда-то очень давно писала стихи, и знаю, что Венеция - совсем не такой подарок, каким кажется со стороны. Тут всё как я люблю: красиво снаружи, неоднозначно внутри и очень есть, о чём поговорить и помолчать. В этом смысле отношения с городами у меня строятся точно так же, как и с людьми: если всё заранее понятно, безопасно и предсказуемо - скучно.
***
Не существует плохих и хороших способов оказаться в дороге. Поезд, велосипед, самолёт, автобус, машина, байк, электричка и даже не особенно сильные ноги в дешёвых кроссовках из декатлона - всё подойдёт.
Ты уезжаешь, когда нет больше сил оставаться, когда определённые даты, если останешься, просто добьют тебя, или совсем уж элементарно - когда захочешь. Говорят, это всё инфантильность - модное слово, говорят, эскапизм - ещё более модное слово, а я говорю, всегда говорю, а ты слушай, и, если хочешь, запоминай - что дорога лечит. Душевные раны, мировые прорехи и тебя от всего, что тебе не нужно.
Убежать от себя невозможно, брось это гиблое дело, говорят мне. А я смеюсь, что давно уже бросил, что давно уже бегу не от себя, а к себе, и именно это мой самый надёжный способ побега. За музыкой на фестивали, за простором в поля, за тишиной в леса, за возможностью слышать только себя без дополнительных примесей - в города, в которых никогда не случался. Только ты и дорога, больше никто и ничто не поможет тебе вернуться домой. Дорога же должна куда-то вести, и неужели, глупый, ты думаешь, что она приводит куда-то ещё? Просто, чтобы вернуться, сначала нужно уехать.
Всему своя плата - одиночество, разочарование, боль, а иногда даже ложь, и, возможно, именно ложь является самой дорогой из валют, которой лучше бы не платить, но, увы, и это случается, знаешь. Иногда ты платишь дорогой, иногда - её невозможностью, равновесие бесчеловечно, но очень логично, и у тебя всегда всего будет в меру - правды и лжи, боли и радости, дороги и времени, когда остаёшься на месте. И вот когда почувствуешь, что уже достаточно засиделся, заплатил вперёд, вышел из равновесия холод-тепло, быстро-медленно, больно или легко, уезжай. Где-нибудь там, в дороге, снова найдёшь всё, чего тебе не хватало, и снова вернёшься целый. А плохих и хороших способов оказаться в дороге не существует - всё подойдёт.
***
Удивительно и странно возвращаться.
Временно.
Пока лето ещё не закончилось, любое возвращение - временно.