Болезнь Достоевского, III
Часть I.
Часть II.
Эпилепсия - нервно-психическое заболевание, основным проявлением которого является судорожный припадок. Выделение эссенциальной эпилепсии происходило главным образом путем отграничения ее от психогенных заболеваний, зависящих от психической травматизации (в основном от неврозов, из которых наибольшее сходство с эпилепсией имеется у истерии) и от припадков при органических поражениях мозга. Основным изменением нервной системы при эссенциальной эпилепсии является повышенная судорожная активность.
Клиническая картина эпилепсии включает в себя следующие основные проявления:
1. Судорожные приступы;
2. Бессудорожные периодические нарушения эмоций, сознания и двигательной активности;
3. Стойкие изменения личности:
- вязкость и поверхностность мышления со склонностью застревать на деталях;
- педантичность;
- импульсивность, конфликтность, злопамятностью;
- нарастающее слабоумие.
Разграничение между симптомами собственно эпилепсии и различными проявлениями истерии во времена Достоевского были достаточно размыты. Широко применялся термин «истеро-эпилепсия», под которым подразумевалась нозология, промежуточная между истерической психопатией и собственно эпилепсией. В настоящее время этот термин считается неточным и устаревшим.
В разных источниках временной интервал, к которому относится возникновение у писателя судорожных припадков, указывается с диапазоном почти в 40 лет, начиная с «младенческого возраста», по данным статьи А.С. Суворина «О покойном», до послекаторжного периода, согласно воспоминаниям Софьи Ковалевской. Именно об этом обстоятельстве исследователь Б.Б. Бурсов заключает следующее: «Я много читал о его болезни... мне не удалось установить, когда он заболел. Разные лица, близко знавшие Достоевского, дают различные показания на этот счет. Во всяком случае, его болезнь не наследственная, а благоприобретенная».
Наиболее распространенные версии, существующие по поводу времени первых проявлений эпилепсии у Достоевского, исходят от его ближайшего окружения. Согласно воспоминаниям дочери писателя, первый судорожный припадок последовал за извещением о смерти отца писателя, который, по слухам, был убит своими крепостными за жестокое с ними обращение в 1839 году. Другой часто встречающейся в литературе версией является мнение врача Ризенкампфа, который утверждает о связи дебюта болезни с телесным наказанием, примененным к Достоевскому на каторге. Это утверждение опровергают многие другие биографы и исследователи, включая М. М. Громыко, А. Е. Врангеля, А. Г. Достоевскую. Тем не менее, сам Достоевский «всегда говорил, что падучую он получил в Сибири… и всегда выставлял причиной болезни свой страстный темперамент, который в течение 4 лет каторги ни разу не мог быть удовлетворен вследствие страха быть наказанным розгами».
Обратимся к рассказу Софьи Ковалевской о беседе с писателем про его первый эпилептический пароксизм. Согласно ее версии, болезнь впервые проявилась у Достоевского на поселении после каторги, когда писатель горячо поспорил с товарищем, приехавшим навестить его: речь шла о религии. Сам приступ описывается при этом так:
«Есть Бог, есть!» - закричал наконец Достоевский вне себя от возбуждения. В эту самую минуту ударили колокола соседней церкви к светлой Христовой заутрене. Воздух весь загудел и заколыхался. «И я почувствовал, - рассказывал Федор Михайлович, - что небо сошло на землю и поглотило меня. Я реально постиг Бога и проникнулся им. Да, есть Бог! - закричал я, - и больше ничего не помню».
Позднее, С.В. Ковалевская, сопоставляя приведенный в ее воспоминаниях рассказ Достоевского с другими версиями о начале заболевания, пишет следующее:
«Впоследствии я слышала другую, совсем различную, версию на этот счет… Эти две версии совсем не похожи друг на друга; которая из них справедлива, я не знаю, так как многие доктора говорили мне, что почти все больные этой болезнью… сами забывают, каким образом она начиналась у них, и постоянно фантазируют на этот счет».
Эта особенность, обозначенная Ковалевской, характерна для истерии. Ясная связь припадков Достоевского с психотравмирующими обстоятельствами прослеживается на протяжении всей его жизни.
Характерно также и то, что другая симптоматика, ассоцироиванная в первую очередь с неврозами, (психастения, тревожность, фобии, ипохондрия) также ярко представлена в письмах писателя. Так, его послание к А. Г. Достоевской содержит следующие строки:
«…от капризов и ипохондрии избавиться не могу… Нервы расстроены ужасно, бывает горловая спазма, что… случалось при крайнем расстройстве нервов. Вчера и третьего дня… захватывало душу, как… перед припадком… чувствую себя расстроенным и как-то расслабившимся… сплю мало… все потею… кто знает, может быть, мне и не пойдут на этот раз впрок воды…»
«…С 18 на 19 число я вынес ночью ужасный кошмар, то, что я тебя лишился… как я мучился… кошмар продолжался весь день после того, как пробудился, так он был жив… Напиши непременно, не случилось ли с тобой чего-нибудь 18-го или 19-го числа.
Рассмотрим образ еще одного эпилептика, вышедшего из-под пера Достоевского, - Смердякова («Братья Карамазовы»). Эпилепсия Смердякова на первый взгляд обусловлена его наследственностью - происхождением от душевнобольной Лизаветы Смердящей. Тем не менее, выдающийся немецкий психиатр К. Леонгард однозначно относит Смердякова к личностям истерического склада:
«Истерическая натура Смердякова сказалась и в том, что он, страдая эпилепсией, перед совершением убийства симулировал припадок, который был настолько типичным во всех деталях, что никто не сомневался в его подлинности».
В теории К. Леонгарда Смердяков типологически связывается в первую очередь с Федором Павловичем Карамазовым, которого исследователь описывает в качестве «тяжелого истерического психопата, разыгрывающего роли, которые показали бы его с выгодной стороны или, во всяком случае, привлекли бы к нему внимание окружающих».
В пользу такой трактовки говорит и тот факт, что именно истерический «механизм симуляции припадка», а не эпилепсия, оказался центральным как в образе Смердякова, так и в сюжете романа в целом.
Стоит отметить, что в романах Достоевского зачастую отсутствует четкая грань между эпилепсией и истерией. Выраженная истеричка Нелли из «Униженных и оскорбленных» одновременно описывается и как больная «падучей». Яркие истерические черты проявляются в характерах Настасьи Филлиповны и Лизы Хохлаковой.
Отождествление истерии с эпилепсией наблюдается также в обращении Ивана Карамазова к брату Алеше: «Алексей Федорович… я пророков и эпилептиков не терплю», после того как брат Иван наблюдал у Алеши истероподобный эпизод - судорожный припадок по типу эпилептической реакции - после оскорбления отцом братьев памяти их матери.
Часть II.
Эпилепсия - нервно-психическое заболевание, основным проявлением которого является судорожный припадок. Выделение эссенциальной эпилепсии происходило главным образом путем отграничения ее от психогенных заболеваний, зависящих от психической травматизации (в основном от неврозов, из которых наибольшее сходство с эпилепсией имеется у истерии) и от припадков при органических поражениях мозга. Основным изменением нервной системы при эссенциальной эпилепсии является повышенная судорожная активность.
Клиническая картина эпилепсии включает в себя следующие основные проявления:
1. Судорожные приступы;
2. Бессудорожные периодические нарушения эмоций, сознания и двигательной активности;
3. Стойкие изменения личности:
- вязкость и поверхностность мышления со склонностью застревать на деталях;
- педантичность;
- импульсивность, конфликтность, злопамятностью;
- нарастающее слабоумие.
Разграничение между симптомами собственно эпилепсии и различными проявлениями истерии во времена Достоевского были достаточно размыты. Широко применялся термин «истеро-эпилепсия», под которым подразумевалась нозология, промежуточная между истерической психопатией и собственно эпилепсией. В настоящее время этот термин считается неточным и устаревшим.
В разных источниках временной интервал, к которому относится возникновение у писателя судорожных припадков, указывается с диапазоном почти в 40 лет, начиная с «младенческого возраста», по данным статьи А.С. Суворина «О покойном», до послекаторжного периода, согласно воспоминаниям Софьи Ковалевской. Именно об этом обстоятельстве исследователь Б.Б. Бурсов заключает следующее: «Я много читал о его болезни... мне не удалось установить, когда он заболел. Разные лица, близко знавшие Достоевского, дают различные показания на этот счет. Во всяком случае, его болезнь не наследственная, а благоприобретенная».
Наиболее распространенные версии, существующие по поводу времени первых проявлений эпилепсии у Достоевского, исходят от его ближайшего окружения. Согласно воспоминаниям дочери писателя, первый судорожный припадок последовал за извещением о смерти отца писателя, который, по слухам, был убит своими крепостными за жестокое с ними обращение в 1839 году. Другой часто встречающейся в литературе версией является мнение врача Ризенкампфа, который утверждает о связи дебюта болезни с телесным наказанием, примененным к Достоевскому на каторге. Это утверждение опровергают многие другие биографы и исследователи, включая М. М. Громыко, А. Е. Врангеля, А. Г. Достоевскую. Тем не менее, сам Достоевский «всегда говорил, что падучую он получил в Сибири… и всегда выставлял причиной болезни свой страстный темперамент, который в течение 4 лет каторги ни разу не мог быть удовлетворен вследствие страха быть наказанным розгами».
Обратимся к рассказу Софьи Ковалевской о беседе с писателем про его первый эпилептический пароксизм. Согласно ее версии, болезнь впервые проявилась у Достоевского на поселении после каторги, когда писатель горячо поспорил с товарищем, приехавшим навестить его: речь шла о религии. Сам приступ описывается при этом так:
«Есть Бог, есть!» - закричал наконец Достоевский вне себя от возбуждения. В эту самую минуту ударили колокола соседней церкви к светлой Христовой заутрене. Воздух весь загудел и заколыхался. «И я почувствовал, - рассказывал Федор Михайлович, - что небо сошло на землю и поглотило меня. Я реально постиг Бога и проникнулся им. Да, есть Бог! - закричал я, - и больше ничего не помню».
Позднее, С.В. Ковалевская, сопоставляя приведенный в ее воспоминаниях рассказ Достоевского с другими версиями о начале заболевания, пишет следующее:
«Впоследствии я слышала другую, совсем различную, версию на этот счет… Эти две версии совсем не похожи друг на друга; которая из них справедлива, я не знаю, так как многие доктора говорили мне, что почти все больные этой болезнью… сами забывают, каким образом она начиналась у них, и постоянно фантазируют на этот счет».
Эта особенность, обозначенная Ковалевской, характерна для истерии. Ясная связь припадков Достоевского с психотравмирующими обстоятельствами прослеживается на протяжении всей его жизни.
Характерно также и то, что другая симптоматика, ассоцироиванная в первую очередь с неврозами, (психастения, тревожность, фобии, ипохондрия) также ярко представлена в письмах писателя. Так, его послание к А. Г. Достоевской содержит следующие строки:
«…от капризов и ипохондрии избавиться не могу… Нервы расстроены ужасно, бывает горловая спазма, что… случалось при крайнем расстройстве нервов. Вчера и третьего дня… захватывало душу, как… перед припадком… чувствую себя расстроенным и как-то расслабившимся… сплю мало… все потею… кто знает, может быть, мне и не пойдут на этот раз впрок воды…»
«…С 18 на 19 число я вынес ночью ужасный кошмар, то, что я тебя лишился… как я мучился… кошмар продолжался весь день после того, как пробудился, так он был жив… Напиши непременно, не случилось ли с тобой чего-нибудь 18-го или 19-го числа.
Рассмотрим образ еще одного эпилептика, вышедшего из-под пера Достоевского, - Смердякова («Братья Карамазовы»). Эпилепсия Смердякова на первый взгляд обусловлена его наследственностью - происхождением от душевнобольной Лизаветы Смердящей. Тем не менее, выдающийся немецкий психиатр К. Леонгард однозначно относит Смердякова к личностям истерического склада:
«Истерическая натура Смердякова сказалась и в том, что он, страдая эпилепсией, перед совершением убийства симулировал припадок, который был настолько типичным во всех деталях, что никто не сомневался в его подлинности».
В теории К. Леонгарда Смердяков типологически связывается в первую очередь с Федором Павловичем Карамазовым, которого исследователь описывает в качестве «тяжелого истерического психопата, разыгрывающего роли, которые показали бы его с выгодной стороны или, во всяком случае, привлекли бы к нему внимание окружающих».
В пользу такой трактовки говорит и тот факт, что именно истерический «механизм симуляции припадка», а не эпилепсия, оказался центральным как в образе Смердякова, так и в сюжете романа в целом.
Стоит отметить, что в романах Достоевского зачастую отсутствует четкая грань между эпилепсией и истерией. Выраженная истеричка Нелли из «Униженных и оскорбленных» одновременно описывается и как больная «падучей». Яркие истерические черты проявляются в характерах Настасьи Филлиповны и Лизы Хохлаковой.
Отождествление истерии с эпилепсией наблюдается также в обращении Ивана Карамазова к брату Алеше: «Алексей Федорович… я пророков и эпилептиков не терплю», после того как брат Иван наблюдал у Алеши истероподобный эпизод - судорожный припадок по типу эпилептической реакции - после оскорбления отцом братьев памяти их матери.