Мне сообщили адрес, где будет происходить брит-мила, т.е. обрезание внучатого племянника (он же двоюродный внук).
Послышалось слово "Хана". Я не стала особо заморачиваться, т.к. рассчитывала на извозчика дочку с GPS. Но всё же решила поискать на карте.
Блин, и при поиске поняла, что это улица חינריך חינה, т.е. Хайнрих Хайне, т.е. Генрих Гейне. Ну так бы и сказали, тем более, что говорил-то не местный чурка уроженец, а вполне русскоязычный товарищ.
Возмущенно я позвонила дочке с вопросом, известен ли ей такой поэт - Генрих Гейне. Она ответила, что имя знакомое, но что это - поэт, она точно не знала.
Потом я стала приучать себя к смирению и спросила себя, что я еще знаю про Генриха Гейне кроме того, что он - крещеный еврей, немецкий поэт, живший где-то на рубеже 18-го и 19-го веков. А, ну вот про сосну написал - Лермонтов перевел. И что-то про Лорелею, которая живет в Рейне и сама вся рыжая. И еще, кажется, "подожди немного, отдохнешь и ты" - тоже Лермонтов.
Всё.
Вообще оказалось, что эта улица - совсем рядом с местом, где я раньше работала, я там гуляла в скверике во время обеденного перерыва. Там маленькая симпатичная синагога с очень симпатичным двориком, где есть даже стол и скамейки. И кошка живет.
Сказали прийти в полпятого, церемония началась в шесть. Но мы там неплохо посидели в садике, пообщались с родственниками, которых так-то почти не видишь.
И кое-какое угощение уже было выставлено - в помещении. Бутылки с разными безалкогольными напитками, орешки и всякая вредная бамба.
У моих родителей было двое детей: дочка и сын. Потом внук и две внучки. А сейчас (когда самих родителей уже давно нет в живых) - шесть внуков. С этим новым все сравнялись: у каждого по два мальчика. Говорят, что дело в израильском милитаризме (все родились в Израиле), но у других-то девочки рождаются!
А племянник с семьей, между прочим, уже довольно давно живет в Австралии, в Сиднее.
При рассматривании синагоге меня настиг когнитивный диссонанс. Вот есть запретное имя Бога. Я знала, что его нельзя произносить, и, по-моему, довольно логично считала, что и писать его нельзя. Ведь именно по аналогии б-гобоязненные пишут "Б-г".
А в этой синагоге крупными красивыми буквами - кажется, в виде мозаике, вот так бесстыдно было выложено это самое тайное имя. Ну, раз им можно, я его тоже напишу: יהוה, от него вот произошло "Иегова".
Я удивленно спросила дочку, как же так, а она ответила: а разве ты не знала - это произносить нельзя, а писать можно.
Всё равно я не очень поверила. Во всех священных текстах, которые я видела, это имя не упоминается. Там всегда эвфемизмы: "наш господин" (Адонай), "имя" - А-Шем. И в чем тогда смысл "Б-га"? Но факт - своими глазами видела написанное.
Когда началась церемония, всех женщин загнали на верхний ярус. Так что подробности видны не были, особенно совсем крошечный предмет обрезания. Даже обладателя предмета было не очень видно, но мы его видели до того в коляске. Ну, колдовали там что-то, распевали. В ответственный момент всё же вызвали мать ребенка, только велели покрыться, и она там стояла среди всей этой братии, держа младенца.
Кстати, о дресс-коде. Я на всякий случай захватила шляпу (впрочем, всё равно надеваемую от солнца). Даже юбку хотела надеть, но всё же пошла в брюках. Оказалось, что из присутствующих женщин (а их, как водится, было даже больше, чем мужчин) лишь две были с покрытыми головами. Так что шляпу я почти сразу сняла. И в юбках тоже были две или три, остальные - в брюках.
Для мужчин всё строже. Голову закрывать обязательно.
Кстати, практический совет. Если вы - мужчина и почему-то внезапно захотели зайти в синагогу, а головного убора у вас нет, то ничего страшного. В синагоге всегда есть запасные кипы, которые выдаются нуждающимся в них. Беленькие, красивые. Там тоже были.
Потом мы стали с дочкой обсуждать целесообразность и смысл обрезания. Началось с того, что я заговорила об обрезании у мусульман. Когда-то я думала, что у них обязательно это делают в 13 лет. Потом читала в Вики - оказалось, что по-разному. Иногда в шесть лет, иногда и в младенчестве.
(Это было связано с романом Ромена Гари, где говорится, что мусульманский мальчик с младенчества был обрезанным - мне показалось, что тут ошибка.)
Так вот, я сказала, что у евреев лучше: в таком нежном возрасте процедура переносится легче. Но Оля возразила, что всё может быть наоборот: то, что происходит с ребенком именно вскоре после рождения может глубже всего запечатлеться.
Но нет никакого способа определить, как влияет обрезание на формирование психики.
(Я всё же думаю, что не должно серьезно влиять. Мало ли всяких неприятных ощущений у младенца. Начиная с самой травмы рождения. А потом - всякие газики, опрелости и пр. Боль в одной части тела тут капля в море. Но опять же - как проверить?)
Потом заговорили о том, делали ли обрезание в СССР. Я сказала, что никакой статистики нет, но предположила, что где-то 50%. Чисто умозрительно.
Тогда Оля сказала, что это как раз хорошо для исследования. Надо сравнить тех евреев, кому сделали, и тех, кому не делали. Есть ли какие-то отличия: в характере, в способностях, в судьбе.
Я сказала, что всё равно это очень трудно. Непонятно, какие могут быть корреляции. Например, партийные обычно не делали обрезание детям. Потому что могли быть неприятности по партийной линии. И вообще, чем выше был человек на социальной лестнице, тем менее вероятно, что сделает сыну обрезание.
После церемонии пошли закусывать. Оказалось, что рядом с синагогой, на ее же территории есть такой накрытый павильон. Не основательное здание, а наскоро сооруженное, покрытое чем-то легким, но вполне обитаемое. Там уже были длинные столы с основательными закусками. Но всё же не ресторан: одноразовая посуда, сам себе всё накладываешь.
Я прокомментировала, что это - характерно: место для трапезы прямо у синагоги. Рядом с церковью такого не делают. Оля удивилась и спросила, а как же закусывают после всяких церковных мероприятий. Ну идут куда-то: в дом или в ресторан - сказала я. Но не прямо около церкви. Не так удобно, конечно.