Пуски ракеты Н-1 - скорее диверсия. Ложь Марка Солонина. Часть III
В статье использованы фотографии, взятые из кадров советской кинохроники, приведенной в фильме «Царь-ракета: прерванный полет»
Ракета № 7Л отправляется из МИКа на стартовую площадку
Ракета № 7Л на стартовой площадке
Четвертый пуск. 23 ноября 1972 года. Ракета № 7Л с беспилотным лунным орбитальным кораблем ЛОК (11Ф93) и макетом лунного посадочного корабля ЛК (11Ф94) комплекса Л3.
К тому времени Н-1 прошла длительный путь модернизации и была доведена до высокой степени совершенства. Что не замедлило сказаться в полете. 110 секунд ракета шла без особого сучка и без такой же задоринки. Персонал приготовился к разделению ступеней, которое должно было последовать через три секунды, как вдруг...
«...После упоминания о заседании Госкомиссии в своих записных книжках я не обнаружил ни единого слова о последних часах подготовки и самом пуске № 7Л. Общее эмоциональное напряжение было настолько сильным, что было не до записной книжки. Каким бы тяжелым ни было бремя ответственности, лежащее на каждом из нас, надо было не распускаться и найти всего 15-20 минут для записей. Пробел в записях не могу себе простить. Через десятки лет несколько неразборчивых строк помогают вытягивать из глубин памяти детали событий, которых будущий историк не разыщет ни в каких архивах. Подавляющее большинство людей, являющихся участниками великих исторических событий, в момент их свершения не отдают себе отчета, в какой мере их свидетельства необходимы потомкам. Я восстанавливал события с помощью и при подсказке Бориса Дорофеева и Георгия Присса, у которых сохранились свои обрывки записей. Даже мы, трое непосредственных участников этого пуска Н1, делавшие текущие записи, при их сопоставлении спорили по поводу дат и различных эпизодов. В этой связи меня удивляет, с какой фанатичной уверенностью историки расписывают подробности событии тех времен, когда даже письменности не было.
Кроме стреляющих, находящихся в бункере, никто по-настоящему старта не видел. Под землю не проходил грохот огневого шквала. Но отчетливо слышны были доклады с ИП-1:
- 50 секунд! Тангаж, рыскание, вращение в норме. Полет нормальный. - 95 секунд! Двигатели центра выключены. Полет нормальный.
- 100 секунд! Полет нормальный.
Так и должно быть. На время 94,5 секунды по программе выключаются шесть центральных двигателей блока ”А”. Неужели проскочили? Я в который раз бросаю взгляд на свою шпаргалку, где раписаны по времени основные этапы полета. Все внутри сжимается в ожидании доклада о разделении и запуске блока ”Б”. Это должно произойти на 113-й секунде.
- 110 секунд... сбой! Сбой информации. Потеря информации по всем каналам!
Информация с ”борта” после доклада о сбоях так и не восстановилась. Уже ясно. Не проскочили! Авария на первой ступени. Теперь авария всего за несколько секунд до включения двигателей блока ”Б” и разделения...» (Там же).
Что приключилось на сей раз? Слово Борису Чертоку (Марк Солонин с ним солидарен):
«...Память и записи восстанавливают события к 15 часам 24 ноября. Техническое руководство и Госкомиссия - все мрачные, не спавшие ночь, убитые общим горем, собрались в городе, в зале вычислительного центра полигона. Сюда во время полета поступала телеметрическая информация. Уже проведена ее первая экспресс-обработка автоматической системой, которую разработал НИИ измерительной техники. Мы ждем докладов. Самый первый, предварительный доклад делает подполковник вычислительного центра. Он и его товарищи не спали больше суток. - Двигательные установки блока ”А” до времени 106,94 секунды работали нормально. При старте выход всех двигателей на главную ступень прошел в соответствии с расчетом. На момент времени 94,5 секунды по команде системы управления прошло выключение шести центральных двигателей. Это предусмотрено программой. На время 106,94 секунды по всем 24 периферийным двигателям ничего ненормального не выявлено. Поведение новых рулевых двигателей также нормальное. На двигательную установку блока ”Б” для запуска второй ступени никаких команд не поступало. После времени 106,9 секунды успели записать резкий спад давления в баках окислителя и горючего. Автомат стабилизации за время полета обеспечивал устойчивый полет. Углы вращения и рыскания незначительные. После 107-й секунды информации по блоку ”А” нет никакой. По верхней гироплатформе до обрыва связи на 110-й секунде зарегистрированы резкие отклонения по всем трем осям до 18 градусов. После 110-й секунды БЦВМ регистрирует аварийную ситуацию. Система КОРД аварийных сигналов на выключение двигателей до времени 106,7 секунды не подавала. Это еще раз подтверждает нормальное функционирование двигательной установки. Пока не ясно, прошла ли команда САС. В сбоях как будто было изменение уровня - требуется дополнительная проверка. По датчикам конструкции зарегистрирован всплеск перегрузок на силовом кольце на момент времени 106,95 секунды. Наибольшие перегрузки во второй плоскости. Через 0,05 секунды после всплеска перегрузок по всем каналам обрыв информации. Алексей Богомолов перебивает: - Кроме нашей сантиметровой линии. Передатчик стоит на блоке ”В”, он продолжал работать до 282-й секунды, на падающей и горящей ракете! Сантиметры прошли сквозь плазму! - Это правильно, - подтвердил докладчик и продолжал: - Телеметрическая система блока ”Б” вышла из строя на момент времени 107,28 секунды, то есть на 0,33 секунды позже, чем телеметрия блока ”А”. Предварительный вывод: до времени 106,95 секунды все бортовые системы ракеты работали нормально. Замечаний по работе систем и агрегатов нет. Точнее, на момент времени 106,97 секунды возникло ударное воздействие в районе между второй и первой 266 плоскостью силового кольца блока ”А”. Сразу за этим последовали сбои по всем каналам, а затем и полный обрыв связи по всем радиосистемам. Сантиметровую линию еще не расшифровали. После доклада, который все слушали в тишине, словно речь у гроба, несколько минут длилась шоковая пауза. Постепенно возникало обсуждение, переходящее в локальные споры. Посоветовавшись с министром, я объявил:
- Из доклада ясно, что причина аварии пока не лежит на поверхности. Необходимо время, чтобы каждая служба провела тщательный микроанализ всей информации по каждой системе. Кто совсем не спал, пусть пару часов отдохнет, чтобы завтра, 25-го, в 15 часов здесь же мы собрались и заслушали: Дегтяренко - общий анализ; Чуркина - о работе телеметрических систем РТС-9 блока ”А” - там находится 28 локальных коммутаторов в разных зонах; Богомолова - о работе телеметрической системы ”Орбита”; Комиссарова - о работе телеметрической системы БРС-4; Танаева - по работе всех двигателей; Присса - по анализу системы управления; Никитина - по общему анализу работы радиосистем.
Наиболее беспристрастного и объективного Валентина Яковлевича Лихушина, директора НИИ тепловых процессов (бывший НИИ-1 в Лихоборах), я попросил вести независимую экспертизу. Правда, моя просьба оказалась излишней: он уже получил соответствующее указание от министра. Райков отвел меня в сторону от спорящих и, волнуясь, сказал: ”Я успел просмотреть вместе с нашими ребятами то, что надо, и уверен: взорвался кислородный насос четвертого двигателя”. По моей просьбе Рязанский дал поручение Анатолию Чуркину произвести привязку телеметрической информации разных систем к единой системе времени. Это было выполнено с гарантией точности до 0,1 микросекунды. На втором пленарном заседании аварийной комиссии докладывалось об уликах, ограничивающих пространство возникновения взрыва. В том, что на борту произошел взрыв, уже никто не сомневался. Стремительное развитие процесса прекращения радиосвязи в этом отношении - очень убедительная улика. Поэтому доклады я попросил начать с Бориса Никитина - начальника нашего радиоотдела. - Мы считаем доказанным, что начиная с момента времени 106,9 секунды начался процесс, который привел к образованию плотного слоя плазмы, быстро окутавшей всю ракету и ставшей непробиваемым экраном для радиосвязи между бортовыми антеннами и наземными измерительными пунктами. Сбой радиосвязи по всем диапазонам происходил с разбросом в десятые доли секунды. Мы имеем дело со взрывом более интенсивным, чем это было в 1969 году на № 3Л. Там процесс потери связи развивался также лавинообразно, но все же медленнее. Другим показателем взрывного характера процесса можно считать разрыв связей по силовому питанию между электросистемами блоков ”А” и ”Б”. Эти связи осуществляются не тоненькими проволочками, а прочным кабелем большого сечения. Он, как известно, был в дополнительной теплозащите. Кабель не перегорел, а был мгновенно разорван. Это зафиксировано между интервалами времени 107,45 и 107,5 секунды. Всего рассмотрено поведение 5500 параметров! И по всему вырисовывается картина, говорящая о взрыве. - Почему вы берете на себя ответственность говорить о взрыве, а не допускаете мысли, что произошло разрушение конструкции из-за нерасчетного режима и, как следствие, разрушение трубопроводов, а уже потом пожар?! - этот вопрос задал Николай Кузнецов. Он и его заместители с самого начала искали доказательства безусловной невиновности двигателей. С первых лет создания ракетной техники считалось, что взрываться может ТНА 267 или камера сгорания. Значит, гибель ракеты - прямая вина главного конструктора двигателей. Чтобы опровергнуть эту версию, надо предложить другую, но тоже ”взрывную”. Меня уже предупреждали, что кузнецовцы будут выступать со своей версией. - Раньше чем открывать дискуссию, давайте послушаем других докладчиков, - предложил я. Дегтяренко объяснил, каким образом по датчикам перегрузок и другим параметрам пытались установить место, ”откуда все началось”. Для такого анализа потребовалось вылавливать на ”быстрой телеметрии” уже не сотые, а тысячные доли секунды. Все участвовавшие в этом поиске пришли к заключению, что ”первое динамическое воздействие” (чтобы не употреблять раньше времени термин ”взрыв”, как сказал Дегтяренко) началось в районе силового кольца блока ”А” между двигателями № 3 и № 5. Таким образом, мы называем источник взрыва - двигатель № 4. Дегтяренко продемонстрировал график, из которого следовало, что на интервале времени с 106,95 секунды по 107,1 секунды, то есть за 0,15 секунды, произошли три удара, зафиксированные датчиками перегрузки по продольной оси. Последующие доклады подтвердили, что до времени 107,1 секунды все двигатели работали без замечаний, кроме двигателя № 4. Датчик оборотов и другие показатели по двигателю № 4 показывают обрыв цепей, в то время как по остальным двигателям информация еще поступает. Значит, сначала мы имеем обрыв цепей на ТНА двигателя № 4, а вслед за этим облако плазмы и обрывы кабелей при разрушении лишают нас информации. Тончайшим микроанализом удалось ”уличить” двигатель № 4. Обороты ТНА на двигателе № 4 обрываются на 0,022 секунды раньше, чем на соседних № 5 и № 6. Первый отказ в телеметрии зафиксирован локальным коммутатором № 13 - на время 106,848 секунды, а пропадание всей телеметрии, по общему мнению, состоялось на момент времени 107,210 секунды. Следовательно, для анализа всем группам остается 0,362 секунды. Вот на этом отрезке времени и надо сосредоточить все силы следствия. Итогом дня было образование четырех подкомиссий. Их возглавили: Кузнецов по двигательным установкам, Козлов - по конструкции ракеты, Лапыгин - по системе управления и Дорофеев - по всему комплексу и обобщению результатов...» (Там же).
Старт ракеты № 7Л
Полет и взрыв ракеты № 7Л
Итак, во всем виноваты проклятые «кузнецовцы» и их гнилой двигатель №4, который взорвавшись, погубил всю ступень «А», а вместе с ней и ракету. Так?
Имеем на сей счет иное мнение. Излагаем.
Для начала отметим один любопытный факт. В четырех пусках ракеты Н-1 из 120 условно-совокупных двигателей НК-15/НК-15В первой ступени не сработали только два. То есть процент надежности движков блока «А» в этих пусках составил 98,33 %! Неслабо для сырого (гнилого - как изволил выразиться Глушко) двигателя, не проходившего обкатку на стенде! Это МЕДИЦИНСКИЙ ФАКТ.
При этом обращает на себя внимание и другой факт. В обоих случаях отказа от нормальной работы двигателей № 8 (во втором пуске) и двигателя № 4 (в четвертом) происходили взрывы. Движки не глохли, не сбоили, не отключались - они ВЗРЫВАЛИСЬ. Как это можно объяснить? Очень просто - диверсия.
Для начала отметим одну малоизвестную историю. Первый таинственный взрыв в истории комплекса Н-1/Л произошел еще до того, как ракету Н-1, собственно, построили. Об этом имеется свидетельство Каманина в его дневнике:
«...15 июля [1968 года].
Космические происшествия продолжаются. Сегодня пришло сообщение с полигона о том, что там на старте произошла авария корабля Л-1 № 8, предназначавшегося для беспилотного облета Луны (я вместе с космонавтами собирался вылететь на полигон 17 июля для участия в его пуске). 21 июня корабль прошел полный комплекс испытаний на технической позиции, после чего он был заправлен всеми видами рабочего тела и состыкован с ракетой УР-500К, которую затем установили на старт. За неделю до заправки ракеты топливом, когда все считали, что находиться на старте абсолютно безопасно, вдруг раздался взрыв, разнесший на куски корабль, ракету и старт. При взрыве погибли три человека.
Причины происшествия пока неясны, но совершенно очевидно, что их надо искать не на ракете УР-500К Челомея, а на разгонной ступени Мишина (блок «Д»), в которой, по предварительным данным, взорвался бак окислителя. Это первое происшествие с блоком «Д» (до этого он безотказно отработал более 30 раз) вновь затормозит реализацию нашей лунной программы, сопровождаемую непрерывной цепью катастроф и аварий...».
Еще наблюдая за пуском Н-1 на кадрах кинохроники я невольно поймал себя на мысли, что наблюдаемый мною взрыв больше напоминает срабатывание взрывного устройства. Причем устройства с таймером - тот факт, что катастрофа разразилась за каких-то пять секунд до разделения ступеней говорит за то. Когда я показал кадры одному знакомому специалисту взрывотехнику тот сказал мне примерно следующее:
- Какой тут, нахрен, взрыв двигателя? Ты посмотри на объем: там ведь одномоментно взлетел не только движок, не только сопутствующие баки с топливом, но и все, что рядом располагалось. Фактически, чуть ли не весь блок «А» - что и погубило ракету.
Добавим к этому несколько фактов, подтвержденных телеметрией.
«...Все участвовавшие в этом поиске пришли к заключению, что ”первое динамическое воздействие” (чтобы не употреблять раньше времени термин ”взрыв”, как сказал Дегтяренко) началось в районе силового кольца блока ”А” между двигателями № 3 и № 5. Таким образом, мы называем источник взрыва - двигатель № 4. Дегтяренко продемонстрировал график, из которого следовало, что на интервале времени с 106,95 секунды по 107,1 секунды, то есть за 0,15 секунды, произошли три удара, зафиксированные датчиками перегрузки по продольной оси. Последующие доклады подтвердили, что до времени 107,1 секунды все двигатели работали без замечаний, кроме двигателя № 4. Датчик оборотов и другие показатели по двигателю № 4 показывают обрыв цепей, в то время как по остальным двигателям информация еще поступает. Значит, сначала мы имеем обрыв цепей на ТНА двигателя № 4, а вслед за этим облако плазмы и обрывы кабелей при разрушении лишают нас информации. Тончайшим микроанализом удалось ”уличить” двигатель № 4. Обороты ТНА на двигателе № 4 обрываются на 0,022 секунды раньше, чем на соседних № 5 и № 6. Первый отказ в телеметрии зафиксирован локальным коммутатором № 13 - на время 106,848 секунды, а пропадание всей телеметрии, по общему мнению, состоялось на момент времени 107,210 секунды...» (Б.Черток. Ракеты и люди. Часть 4. Лунная гонка).
То есть, практически одновременно (с микроскопическим временным интервалом) вместе
Замедленная динамика взрыва на ракете № 7Л показывает одномоментное возникновение мощной детонации
с двигателем № 4, взлетели на воздух соседние с ним двигатели №№ 5 и 6. Не слишком ли мощный взрыв? Три года назад взовалось потише. А ведь надо учесть, что за это время совершенствовалась не только ракета Н-1; совершенствовались и двигатели к ней. А тут такой конфуз!
Поскольку основной нашей версией в данной ситуации является взрыв бомбы, рассмотрим ее подробнее.
Представьте, что вы я вляетесь исполнителем теракта, которому поручено взорвать ракету, маскируя взрыв мины под взрыв движка. Куда вы поместите взрывное устройство? В район двигателя? Правильно, но куда конкретно? Закрепите на движке? Опасно - могут обнаружить при первом же техосмотре. Значит нужно поместить взрывное устройство куда-нибудь внутрь двигателя. Но есть одна проблема: в этом случае работающий двигатель может повредить или вообще уничтожить «адскую машину», помешав выполнению задания. Следовательно, необходимо предварительно либо полностью вывести двигатель из строя непосредственно перед пуском, либо вывести из строя тот блок в ЖРД, в котором вы решили пристроить свою взрывчатку. То есть, нормально работать в полете такой двигатель не будет в любом случае. А теперь давайте вспомним.
Во втором пуске двигатель № 8 взорвался сразу, причем «кузнецовцы» сразу указали на тот факт, что насос мог взорваться только ПРИ ПОПАДАНИИ В НЕГО ТВЕРДОГО ИНОРОДНОГО ТЕЛА.
В четвертом пуске телеметрия фиксировала безупречную работу всех механизмов, кроме двигателя № 4 (к сожалению, не объясняется в чем заключались проблемы, но судя по тому, что ТНА двигателя работал, функционировал и движок, правда, с перебоями). За 6 секунд до расстыковки произошел взрыв. Сразу же вопрос - каким образом он доработал почти до расстыковки, если был неисправен? Или же он барахлил из-за повреждений, нанесенных при установке взрывного устройства? Мы склонны предполагать последний вариант.
Ракета № 7Л отправляется из МИКа на стартовую площадку
Ракета № 7Л на стартовой площадке
Четвертый пуск. 23 ноября 1972 года. Ракета № 7Л с беспилотным лунным орбитальным кораблем ЛОК (11Ф93) и макетом лунного посадочного корабля ЛК (11Ф94) комплекса Л3.
К тому времени Н-1 прошла длительный путь модернизации и была доведена до высокой степени совершенства. Что не замедлило сказаться в полете. 110 секунд ракета шла без особого сучка и без такой же задоринки. Персонал приготовился к разделению ступеней, которое должно было последовать через три секунды, как вдруг...
«...После упоминания о заседании Госкомиссии в своих записных книжках я не обнаружил ни единого слова о последних часах подготовки и самом пуске № 7Л. Общее эмоциональное напряжение было настолько сильным, что было не до записной книжки. Каким бы тяжелым ни было бремя ответственности, лежащее на каждом из нас, надо было не распускаться и найти всего 15-20 минут для записей. Пробел в записях не могу себе простить. Через десятки лет несколько неразборчивых строк помогают вытягивать из глубин памяти детали событий, которых будущий историк не разыщет ни в каких архивах. Подавляющее большинство людей, являющихся участниками великих исторических событий, в момент их свершения не отдают себе отчета, в какой мере их свидетельства необходимы потомкам. Я восстанавливал события с помощью и при подсказке Бориса Дорофеева и Георгия Присса, у которых сохранились свои обрывки записей. Даже мы, трое непосредственных участников этого пуска Н1, делавшие текущие записи, при их сопоставлении спорили по поводу дат и различных эпизодов. В этой связи меня удивляет, с какой фанатичной уверенностью историки расписывают подробности событии тех времен, когда даже письменности не было.
Кроме стреляющих, находящихся в бункере, никто по-настоящему старта не видел. Под землю не проходил грохот огневого шквала. Но отчетливо слышны были доклады с ИП-1:
- 50 секунд! Тангаж, рыскание, вращение в норме. Полет нормальный. - 95 секунд! Двигатели центра выключены. Полет нормальный.
- 100 секунд! Полет нормальный.
Так и должно быть. На время 94,5 секунды по программе выключаются шесть центральных двигателей блока ”А”. Неужели проскочили? Я в который раз бросаю взгляд на свою шпаргалку, где раписаны по времени основные этапы полета. Все внутри сжимается в ожидании доклада о разделении и запуске блока ”Б”. Это должно произойти на 113-й секунде.
- 110 секунд... сбой! Сбой информации. Потеря информации по всем каналам!
Информация с ”борта” после доклада о сбоях так и не восстановилась. Уже ясно. Не проскочили! Авария на первой ступени. Теперь авария всего за несколько секунд до включения двигателей блока ”Б” и разделения...» (Там же).
Что приключилось на сей раз? Слово Борису Чертоку (Марк Солонин с ним солидарен):
«...Память и записи восстанавливают события к 15 часам 24 ноября. Техническое руководство и Госкомиссия - все мрачные, не спавшие ночь, убитые общим горем, собрались в городе, в зале вычислительного центра полигона. Сюда во время полета поступала телеметрическая информация. Уже проведена ее первая экспресс-обработка автоматической системой, которую разработал НИИ измерительной техники. Мы ждем докладов. Самый первый, предварительный доклад делает подполковник вычислительного центра. Он и его товарищи не спали больше суток. - Двигательные установки блока ”А” до времени 106,94 секунды работали нормально. При старте выход всех двигателей на главную ступень прошел в соответствии с расчетом. На момент времени 94,5 секунды по команде системы управления прошло выключение шести центральных двигателей. Это предусмотрено программой. На время 106,94 секунды по всем 24 периферийным двигателям ничего ненормального не выявлено. Поведение новых рулевых двигателей также нормальное. На двигательную установку блока ”Б” для запуска второй ступени никаких команд не поступало. После времени 106,9 секунды успели записать резкий спад давления в баках окислителя и горючего. Автомат стабилизации за время полета обеспечивал устойчивый полет. Углы вращения и рыскания незначительные. После 107-й секунды информации по блоку ”А” нет никакой. По верхней гироплатформе до обрыва связи на 110-й секунде зарегистрированы резкие отклонения по всем трем осям до 18 градусов. После 110-й секунды БЦВМ регистрирует аварийную ситуацию. Система КОРД аварийных сигналов на выключение двигателей до времени 106,7 секунды не подавала. Это еще раз подтверждает нормальное функционирование двигательной установки. Пока не ясно, прошла ли команда САС. В сбоях как будто было изменение уровня - требуется дополнительная проверка. По датчикам конструкции зарегистрирован всплеск перегрузок на силовом кольце на момент времени 106,95 секунды. Наибольшие перегрузки во второй плоскости. Через 0,05 секунды после всплеска перегрузок по всем каналам обрыв информации. Алексей Богомолов перебивает: - Кроме нашей сантиметровой линии. Передатчик стоит на блоке ”В”, он продолжал работать до 282-й секунды, на падающей и горящей ракете! Сантиметры прошли сквозь плазму! - Это правильно, - подтвердил докладчик и продолжал: - Телеметрическая система блока ”Б” вышла из строя на момент времени 107,28 секунды, то есть на 0,33 секунды позже, чем телеметрия блока ”А”. Предварительный вывод: до времени 106,95 секунды все бортовые системы ракеты работали нормально. Замечаний по работе систем и агрегатов нет. Точнее, на момент времени 106,97 секунды возникло ударное воздействие в районе между второй и первой 266 плоскостью силового кольца блока ”А”. Сразу за этим последовали сбои по всем каналам, а затем и полный обрыв связи по всем радиосистемам. Сантиметровую линию еще не расшифровали. После доклада, который все слушали в тишине, словно речь у гроба, несколько минут длилась шоковая пауза. Постепенно возникало обсуждение, переходящее в локальные споры. Посоветовавшись с министром, я объявил:
- Из доклада ясно, что причина аварии пока не лежит на поверхности. Необходимо время, чтобы каждая служба провела тщательный микроанализ всей информации по каждой системе. Кто совсем не спал, пусть пару часов отдохнет, чтобы завтра, 25-го, в 15 часов здесь же мы собрались и заслушали: Дегтяренко - общий анализ; Чуркина - о работе телеметрических систем РТС-9 блока ”А” - там находится 28 локальных коммутаторов в разных зонах; Богомолова - о работе телеметрической системы ”Орбита”; Комиссарова - о работе телеметрической системы БРС-4; Танаева - по работе всех двигателей; Присса - по анализу системы управления; Никитина - по общему анализу работы радиосистем.
Наиболее беспристрастного и объективного Валентина Яковлевича Лихушина, директора НИИ тепловых процессов (бывший НИИ-1 в Лихоборах), я попросил вести независимую экспертизу. Правда, моя просьба оказалась излишней: он уже получил соответствующее указание от министра. Райков отвел меня в сторону от спорящих и, волнуясь, сказал: ”Я успел просмотреть вместе с нашими ребятами то, что надо, и уверен: взорвался кислородный насос четвертого двигателя”. По моей просьбе Рязанский дал поручение Анатолию Чуркину произвести привязку телеметрической информации разных систем к единой системе времени. Это было выполнено с гарантией точности до 0,1 микросекунды. На втором пленарном заседании аварийной комиссии докладывалось об уликах, ограничивающих пространство возникновения взрыва. В том, что на борту произошел взрыв, уже никто не сомневался. Стремительное развитие процесса прекращения радиосвязи в этом отношении - очень убедительная улика. Поэтому доклады я попросил начать с Бориса Никитина - начальника нашего радиоотдела. - Мы считаем доказанным, что начиная с момента времени 106,9 секунды начался процесс, который привел к образованию плотного слоя плазмы, быстро окутавшей всю ракету и ставшей непробиваемым экраном для радиосвязи между бортовыми антеннами и наземными измерительными пунктами. Сбой радиосвязи по всем диапазонам происходил с разбросом в десятые доли секунды. Мы имеем дело со взрывом более интенсивным, чем это было в 1969 году на № 3Л. Там процесс потери связи развивался также лавинообразно, но все же медленнее. Другим показателем взрывного характера процесса можно считать разрыв связей по силовому питанию между электросистемами блоков ”А” и ”Б”. Эти связи осуществляются не тоненькими проволочками, а прочным кабелем большого сечения. Он, как известно, был в дополнительной теплозащите. Кабель не перегорел, а был мгновенно разорван. Это зафиксировано между интервалами времени 107,45 и 107,5 секунды. Всего рассмотрено поведение 5500 параметров! И по всему вырисовывается картина, говорящая о взрыве. - Почему вы берете на себя ответственность говорить о взрыве, а не допускаете мысли, что произошло разрушение конструкции из-за нерасчетного режима и, как следствие, разрушение трубопроводов, а уже потом пожар?! - этот вопрос задал Николай Кузнецов. Он и его заместители с самого начала искали доказательства безусловной невиновности двигателей. С первых лет создания ракетной техники считалось, что взрываться может ТНА 267 или камера сгорания. Значит, гибель ракеты - прямая вина главного конструктора двигателей. Чтобы опровергнуть эту версию, надо предложить другую, но тоже ”взрывную”. Меня уже предупреждали, что кузнецовцы будут выступать со своей версией. - Раньше чем открывать дискуссию, давайте послушаем других докладчиков, - предложил я. Дегтяренко объяснил, каким образом по датчикам перегрузок и другим параметрам пытались установить место, ”откуда все началось”. Для такого анализа потребовалось вылавливать на ”быстрой телеметрии” уже не сотые, а тысячные доли секунды. Все участвовавшие в этом поиске пришли к заключению, что ”первое динамическое воздействие” (чтобы не употреблять раньше времени термин ”взрыв”, как сказал Дегтяренко) началось в районе силового кольца блока ”А” между двигателями № 3 и № 5. Таким образом, мы называем источник взрыва - двигатель № 4. Дегтяренко продемонстрировал график, из которого следовало, что на интервале времени с 106,95 секунды по 107,1 секунды, то есть за 0,15 секунды, произошли три удара, зафиксированные датчиками перегрузки по продольной оси. Последующие доклады подтвердили, что до времени 107,1 секунды все двигатели работали без замечаний, кроме двигателя № 4. Датчик оборотов и другие показатели по двигателю № 4 показывают обрыв цепей, в то время как по остальным двигателям информация еще поступает. Значит, сначала мы имеем обрыв цепей на ТНА двигателя № 4, а вслед за этим облако плазмы и обрывы кабелей при разрушении лишают нас информации. Тончайшим микроанализом удалось ”уличить” двигатель № 4. Обороты ТНА на двигателе № 4 обрываются на 0,022 секунды раньше, чем на соседних № 5 и № 6. Первый отказ в телеметрии зафиксирован локальным коммутатором № 13 - на время 106,848 секунды, а пропадание всей телеметрии, по общему мнению, состоялось на момент времени 107,210 секунды. Следовательно, для анализа всем группам остается 0,362 секунды. Вот на этом отрезке времени и надо сосредоточить все силы следствия. Итогом дня было образование четырех подкомиссий. Их возглавили: Кузнецов по двигательным установкам, Козлов - по конструкции ракеты, Лапыгин - по системе управления и Дорофеев - по всему комплексу и обобщению результатов...» (Там же).
Старт ракеты № 7Л
Полет и взрыв ракеты № 7Л
Итак, во всем виноваты проклятые «кузнецовцы» и их гнилой двигатель №4, который взорвавшись, погубил всю ступень «А», а вместе с ней и ракету. Так?
Имеем на сей счет иное мнение. Излагаем.
Для начала отметим один любопытный факт. В четырех пусках ракеты Н-1 из 120 условно-совокупных двигателей НК-15/НК-15В первой ступени не сработали только два. То есть процент надежности движков блока «А» в этих пусках составил 98,33 %! Неслабо для сырого (гнилого - как изволил выразиться Глушко) двигателя, не проходившего обкатку на стенде! Это МЕДИЦИНСКИЙ ФАКТ.
При этом обращает на себя внимание и другой факт. В обоих случаях отказа от нормальной работы двигателей № 8 (во втором пуске) и двигателя № 4 (в четвертом) происходили взрывы. Движки не глохли, не сбоили, не отключались - они ВЗРЫВАЛИСЬ. Как это можно объяснить? Очень просто - диверсия.
Для начала отметим одну малоизвестную историю. Первый таинственный взрыв в истории комплекса Н-1/Л произошел еще до того, как ракету Н-1, собственно, построили. Об этом имеется свидетельство Каманина в его дневнике:
«...15 июля [1968 года].
Космические происшествия продолжаются. Сегодня пришло сообщение с полигона о том, что там на старте произошла авария корабля Л-1 № 8, предназначавшегося для беспилотного облета Луны (я вместе с космонавтами собирался вылететь на полигон 17 июля для участия в его пуске). 21 июня корабль прошел полный комплекс испытаний на технической позиции, после чего он был заправлен всеми видами рабочего тела и состыкован с ракетой УР-500К, которую затем установили на старт. За неделю до заправки ракеты топливом, когда все считали, что находиться на старте абсолютно безопасно, вдруг раздался взрыв, разнесший на куски корабль, ракету и старт. При взрыве погибли три человека.
Причины происшествия пока неясны, но совершенно очевидно, что их надо искать не на ракете УР-500К Челомея, а на разгонной ступени Мишина (блок «Д»), в которой, по предварительным данным, взорвался бак окислителя. Это первое происшествие с блоком «Д» (до этого он безотказно отработал более 30 раз) вновь затормозит реализацию нашей лунной программы, сопровождаемую непрерывной цепью катастроф и аварий...».
Еще наблюдая за пуском Н-1 на кадрах кинохроники я невольно поймал себя на мысли, что наблюдаемый мною взрыв больше напоминает срабатывание взрывного устройства. Причем устройства с таймером - тот факт, что катастрофа разразилась за каких-то пять секунд до разделения ступеней говорит за то. Когда я показал кадры одному знакомому специалисту взрывотехнику тот сказал мне примерно следующее:
- Какой тут, нахрен, взрыв двигателя? Ты посмотри на объем: там ведь одномоментно взлетел не только движок, не только сопутствующие баки с топливом, но и все, что рядом располагалось. Фактически, чуть ли не весь блок «А» - что и погубило ракету.
Добавим к этому несколько фактов, подтвержденных телеметрией.
«...Все участвовавшие в этом поиске пришли к заключению, что ”первое динамическое воздействие” (чтобы не употреблять раньше времени термин ”взрыв”, как сказал Дегтяренко) началось в районе силового кольца блока ”А” между двигателями № 3 и № 5. Таким образом, мы называем источник взрыва - двигатель № 4. Дегтяренко продемонстрировал график, из которого следовало, что на интервале времени с 106,95 секунды по 107,1 секунды, то есть за 0,15 секунды, произошли три удара, зафиксированные датчиками перегрузки по продольной оси. Последующие доклады подтвердили, что до времени 107,1 секунды все двигатели работали без замечаний, кроме двигателя № 4. Датчик оборотов и другие показатели по двигателю № 4 показывают обрыв цепей, в то время как по остальным двигателям информация еще поступает. Значит, сначала мы имеем обрыв цепей на ТНА двигателя № 4, а вслед за этим облако плазмы и обрывы кабелей при разрушении лишают нас информации. Тончайшим микроанализом удалось ”уличить” двигатель № 4. Обороты ТНА на двигателе № 4 обрываются на 0,022 секунды раньше, чем на соседних № 5 и № 6. Первый отказ в телеметрии зафиксирован локальным коммутатором № 13 - на время 106,848 секунды, а пропадание всей телеметрии, по общему мнению, состоялось на момент времени 107,210 секунды...» (Б.Черток. Ракеты и люди. Часть 4. Лунная гонка).
То есть, практически одновременно (с микроскопическим временным интервалом) вместе
Замедленная динамика взрыва на ракете № 7Л показывает одномоментное возникновение мощной детонации
с двигателем № 4, взлетели на воздух соседние с ним двигатели №№ 5 и 6. Не слишком ли мощный взрыв? Три года назад взовалось потише. А ведь надо учесть, что за это время совершенствовалась не только ракета Н-1; совершенствовались и двигатели к ней. А тут такой конфуз!
Поскольку основной нашей версией в данной ситуации является взрыв бомбы, рассмотрим ее подробнее.
Представьте, что вы я вляетесь исполнителем теракта, которому поручено взорвать ракету, маскируя взрыв мины под взрыв движка. Куда вы поместите взрывное устройство? В район двигателя? Правильно, но куда конкретно? Закрепите на движке? Опасно - могут обнаружить при первом же техосмотре. Значит нужно поместить взрывное устройство куда-нибудь внутрь двигателя. Но есть одна проблема: в этом случае работающий двигатель может повредить или вообще уничтожить «адскую машину», помешав выполнению задания. Следовательно, необходимо предварительно либо полностью вывести двигатель из строя непосредственно перед пуском, либо вывести из строя тот блок в ЖРД, в котором вы решили пристроить свою взрывчатку. То есть, нормально работать в полете такой двигатель не будет в любом случае. А теперь давайте вспомним.
Во втором пуске двигатель № 8 взорвался сразу, причем «кузнецовцы» сразу указали на тот факт, что насос мог взорваться только ПРИ ПОПАДАНИИ В НЕГО ТВЕРДОГО ИНОРОДНОГО ТЕЛА.
В четвертом пуске телеметрия фиксировала безупречную работу всех механизмов, кроме двигателя № 4 (к сожалению, не объясняется в чем заключались проблемы, но судя по тому, что ТНА двигателя работал, функционировал и движок, правда, с перебоями). За 6 секунд до расстыковки произошел взрыв. Сразу же вопрос - каким образом он доработал почти до расстыковки, если был неисправен? Или же он барахлил из-за повреждений, нанесенных при установке взрывного устройства? Мы склонны предполагать последний вариант.