Родовой тур.
1 сентября 2011
Продолжаем наше повествование. Помимо фотографий здесь будут большие цитаты из семейных мемуаров, касающиеся жизни учительницы Анны Ефремовой (прабабушки моей жены) и ее семьи в Орлово в 1915-1917 гг. и Андреевке в 1917-1919 г. До этого она жила и учительствовала в селах Боёво и Красный Лог (находящиеся к юго-востоку от Воронежа).
Орлово и Андреевка до революции принадлежали Воронежскому уезду, ныне Новоусманскому району Воронежской области.
В связи с тем, что Лида начала учиться в воронежской гимназии, а на очереди был Володя, и учитывая, что сообщение с городом из Красного Лога очень неудобное - больше суток езды на лошадях - Анна Алексеевна добилась в земстве перевода в село Орлово, находящееся в трёх-четырёх километрах от железнодорожной станции Трёхсвятская, от которой до Воронежа 30 км. Трёхсвятская стояла на большой железнодорожной линии Ростов-на-Дону - Москва.
Село Орлово когда-то, лет сто назад считалось даже городком. Сейчас это село большое с собором в центре и церковью на другом краю. Здесь много хороших крепких домов. Вблизи каждой церкви построена школа. Кирпичное здание школы, в которую получила назначение Анна Алексеевна, находилось в центральной части села, недалеко от собора, на краю большой площади. Недалеко располагались три ветряные мельницы.
Орлово, Богоявленская церковь, построенная в 1886 г.
Отец Сергий Васильев, высокий, стройный, приятный с лица человек с волнистой гривой каштановых, чуть рыжеватых волос, был когда-то знаком с бабушкой (возможно, по работе её мужа-дьякона), поэтому довольно быстро у Анны Алексеевны завязалось знакомство домами с семейством отца Сергия. У него была жена небольшого роста, очень некрасивая чернявая женщина с широким ртом, чем-то напоминающим рот мартышки, с выступающими вперёд зубами. У них было пять дочерей и ни одного сына. Старшую дочь звали Полина, потом по лесенке Надя, Аня, Наташа, Маруся. Все они, кроме Нади, были в мать, некрасивые, и только Надя, хотя и походила на мать, но была миловидна.
Соборный приход в Орлове был богатый, семья отца Сергия жила состоятельно. Жили они вблизи собора в угловом большом деревянном доме с палисадником, садом, хозяйственным двором с постройками. В доме было около десяти комнат с большой кухней. Были лошади, коровы, домашняя птица. В саду фруктовые деревья, возле дома большой цветник. В доме хорошая обстановка, пианино, мягкая мебель. На пианино играла Надя. В кабинете отца Сергия шкафы, полные книг, много художественной литературы. Отец Сергий был молчаливый человек, дома большей частью читал у себя в кабинете или возился в цветнике (любил цветы).
Дома дьякона и дьячка были также расположены вблизи собора. Дьякон Богатырёв был многосемейный: десять человек детей от взрослого молодого человека до грудных двойняшек. Была у них дочка Нюра восьми лет, но с Марусей и Шурой бывала редко, всё время занимаясь дома с маленькими детьми. У дьячка Карманова было только два сына, Толя и Коля, немного старше Шуры и Маруси. Летом дети, учившиеся в Воронеже - Коля с Толей, сын дьякона Миша - приезжали на каникулы. С мальчиками дружил Володя. Часто вечерами дети засиживались у дома дьякона на скамеечке и на ступеньках крыльца. Разговоры шли, главным образом, о разных событиях в пансионе духовного училища и проделках учеников с учителями. Досидят до темноты, и потом Шура бежит с замирающим сердцем через большую площадь мимо собора домой в школу.
Орлово, бывшая земская школа, построенная в 1914 г. Ныне используется под жилье.
В Орлове школа была построена по общему стандарту, то есть две классные комнаты с передвижной перегородкой, учительская комната, просторная передняя, где стояли вешалки для одежды учеников; два входа в здание, один с площади для учеников и второй со двора для учителей со ступеньками на крылечко в небольшие деревянные сени, а из низ в переднюю, где имелся довольно просторный чулан, второй небольшой чуланчик, двери в кухню с русской печью и плитой и две двери в квартиры учителей из двух комнат среднего размера каждая. В одной из квартир (на юг) уже жила учительница, она же заведующая школой Елизавета Ивановна Шапочникова с дочкой двух лет Тусей и прислугой Гапкой из беженок. Муж Елизаветы Ивановны находился на фронте, служил прапорщиком.
В отличие от других, в этой школе имелось центральное отопление, котельная находилась в подвале. В комнаты были проведены узкие трубы, на них металлические пластинки. По замыслу это должно было полностью обогревать комнаты, однако трубы почти не нагревались, и зима встретила леденящим холодом в квартирах, особенно в той, которая на север. Отапливались здесь не соломой, а антрацитом, но все равно всю зиму в помещениях было очень холодно, все кутались во что придётся.
Бывшая земская школа, превращённая в квартиры для жилья: вид со двора
Орловская школа в 1964 г.
А так это выглядит в 2011 г.
Орлово, воинский мемориал
В первый год отношения Анны Алексеевны и Елизаветы Ивановны были неплохими. Оживляла их и всеобщая баловница Туся. Но постепенно они начали портиться: система обучения обеих учительниц имела различия, Анна Алексеевна не признавала телесных наказаний, Елизавета Ивановна стояла за них, расходились и по другим вопросам. Дошло до начальства, Елизавета Ивановна была оставлена на месте как жена, офицера, а Анна Алексеевна вынуждена была переехать в село Андреевку, находившуюся примерно в 15 км от Орлова. Продав кое-что из вещей, на меньшем, чем прежде, количестве подвод Ефремовы осенью 1917 года переехали в село Андреевку.
Революцию 1917 года Анна Алексеевна приняла с радостью. Когда эта весть донеслась до школы, у Ефремовых была в гостях учительница из села Макарье что в семи верстах от Орлова. Немолодая гостья начала прыгать по комнате радуясь этой вести. Шуре революция принесла неприятность: перестал приходить журнал «Нива», к которому было приложение сочинений Жюля Верна. Первая книжка романа «Из пушки на Луну» пришла с записью в конце «продолжение следует», а оно не последовало, что Шура пережила с трудом. В это время большое горе постигло бабушку. Откладывая многие годы буквально по копейке, она скопила, включая деньги за продажу дома, три тысячи, которые положила в банк по тысяче на имя каждого внука. Вклады эти пропали. Много, очень много горевала бабушка, непрестанно плакала, зрение её, и так уже испорченное, быстро ухудшилось, развилась катаракта, и через два-три года бабушка совсем ослепла.
На фотографиях ниже - бывшая земская школа в Андреевке, построенная в 1911 году, сто лет спустя...
Переехали в Андреевку.
Это оказалось совсем небольшое село дворов на 40-50, с домами, вытянутыми вдоль пруда в одну линию, с оврагом, отгороженным от пруда плотиной. Пруд большой, по узкой стороне его чуть в стороне расположилась школа, а с другой узкой стороны начинался парк бывшей помещичьей усадьбы. Ещё до приезда Ефремовых именье было куплено несколькими семьями украинцев, или, как их здесь называли. «хохлов», из которых две семьи жили в одноэтажном помещичьем доме, поделив его на две половины, остальные разместились в дворовых постройках, и только одна семья Сулимы построила себе крепкий дом несколько на отшибе от других хохлов. Своей церкви в Андреевке не было, деревня была приписана к церкви села Макарье, километрах в семи от Андреевки, на полпути к Орлову. Школа довольно новая, кирпичная. Рассчитана она была на одного учителя, он же заведующий, и в ней кроме двух классных комнат имелась одна квартира для учителя, как обычно, из двух комнат с кухней и с передней.
Семья Ефремовых, как и в Орлове, многие вечера с весны до поздней осени проводила на парадном крыльце школы, бабушка на скамеечке, остальные на ступеньках. Крыльцо выходило на пруд, рядом с ним направо пустой луг, а за ним дорога, по которой редко-редко проходила подвода. Сразу же за дорогой поле. Бабушка с мамой беседовали оразных делах, обменивались впечатлениями о деревенских новостях, дети разглядывали облака, находили в них разные фигуры и целые сцены, следили за их изменением, рассказывали прочитанное, прислушиваясь к звукам гармоники, частушек, доносившихся с деревенской улицы. Когда темнело, шли домой, ужинали и укладывались спать.
Шура вдруг пристрастилась к рисованью. Ни цветных карандашей, ни красок не было, да и бумага только обыкновенная писчая, но не смущаясь этим, Шура с увлечением срисовывала иллюстрации из старых журналов «Нивы». Особенно нравились ей пейзажи Клевера, Левитана и других художников. Как-то срисовала Шура с натуры всю Андреевку, благо она находилась на некотором возвышении над прудом и была видна из школы, как на ладони.
Детям запомнилась свадьба у хохлов, на которую дети ходили смотреть. За столом сидели и хохлы, приехавшие из другого хутора. Один из них с женой средних лет, крупной женщиной в броском эстрадном платье, бывшая кафешантанная певичка. Она с увлечением пела за столом, как одна, так и хором с другими гостями. Дети не сводили с певички глаз. С нею приехала дочка, красивая, стройная барышня, одетая тоже в невиданное здесь нарядное городское платье. За дочкой ухаживал Алёша Ищенко, показывал ей парк, подолгу гулял, удалившись от гостей. За столом говорили, что Алёша собирается на ней жениться. Однако вскоре с того хутора дошёл слух, что эта девушка заболела сыпным тифом и умерла.
Первый год в Андреевке прошёл нормально в смысле занятий со школьниками, отопления школы, организации питания и т.д. Но скоро стало жить всё труднее и труднее. Зарплата учительницы 47 рублей в месяц «керенками», потом ещё какими-то бумажками, явно не обеспечивала, при растущей дороговизне семья стояла накануне голода. Пришлось организовать обмен в селе на пищевые продукты кое-чего из вещей. Сильно выручала собранная на школьном огороде картошка да несколько кур-несушек. Наменяли проса, пекли из просяной муки сухие и неприятные на вкус лепёшки. Вместо сахара употребляли запаренную в печке сахарную свёклу, которую ели чуть ли не с отвращением. Иногда удавалось приобрести в селе немного молока, масла, сала или масла, а также ржаную муку. Выручали с продуктами, в основном, хохлы, как более состоятельные, предпочитая менять продукты на вещи. Анна Алексеевна, непрактичная интеллигентка, совсем не умела поторговаться, постоять за себя, как-то учитывать стоимость своих вещей. В результате много вещей ушло из дому за бесценок, за маленькое количество продуктов. Постепенно из дому исчезли два сундука, гардероб, письменный стол, диван, бабушкины платья, не осталось лишнего платья у Анны Алексеевны и даже у детей. Исчез граммофон, все пластинки к нему, все цветы - фикусы, олеандры. К тому же, школу на эту зиму не обеспечили топливом. Володя с соседским мальчиком спилили пару осин в овраге за ручьём. Мокрые поленья еле-еле тлели в печке, не давая тепла. Бабушкину кровать перенесли на кухню, сами спали в ледяных комнатах, а днём дети отсиживались на печке.
Пятнадцатилетняя Лида жила дома. Стройная привлекательная девочка с большими серо-голубыми глазами, чуть вздёрнутым носиком, вечно усыпанным веснушками, и хорошим ртом болезненно переживала трудности. В гимназии она уже не училась. В конце концов вечное недоедание сломило её и она начала прихварывать. Мама свозила её в Воронеж показала врачу. Частный врач Шаройко определил у Лиды скоротечную чахотку. Это явилось страшным ударом: лечить негде, с питанием из рук вон плохо. Другим детям о страшной болезни Лиды ничего не сказали.
Старый хохол Юрко, самый состоятельный и уважаемый на селе, с большой симпатией относился к Анне Алексеевне, сочувствуя её тяжёлому положению. По договоренности с ним Анна Алексеевна с Володей посетили его поздно вечером , и он уже ночью, чтобы не видели соседи, привёз в школу несколько пудов ржи, сказав, что у него её всё равно отберут: через село проходят военные части. Действительно, через Андреевку время от времени проходили военные части, следовавшие по главному тракту, что шёл примерно в двух километрах от села, останавливались на короткий срок, меняли своих разбитых лошадей на свежих, запасались продовольствием. В селе упоминались части Мамонтова, Будённого и других командиров.
Однажды, ближе к весне, в школу пришёл комиссар с двумя красноармейцами и предложил Анне Алексеевне сдать имеющееся оружие. По-видимому, прошёл слух об её револьвере. Анна Алексеевна сказала что никакого оружия у неё нет, и дала в этом подписку. Комиссар посмотрел на Анну Алексеевну, перепуганную бабушку, на трёх чуть не дрожащих детей и не стал делать обыск. Револьвера на самом деле не было: Анна Алексеевна давно уже закопала револьвер где-то в овраге. Только ушёл комиссар, Володя кинулся под свою подушку на диване и к ужасу мамы и бабушки достал оттуда горсть патронов, выбежал во двор и кинул всю горсть в колодец. Подобрал он их где-то на дороге.
Во всей Андреевке было только три человека, с которыми общалась семья учительницы. Это уже упоминавшийся Алёша Ищенко, лет 25, ранее учившийся в гимназии, воевал в небольшом офицерском чине, а после революции вернулся домой, как рассказывали, сбежал, переодевшись в платье монашенки. Был он довольно высокого роста, черноволосый и черноглазый, всегда улыбчивый, типичный украинец. Ещё был молодой человек лет двадцати, тоже из хохлов, ранее учившийся в реальном училище, небольшого росточка, живой, смешливый. Звали его Пантюша. В 1919 году его мобилизовали белые, он ушёл с ними и скоро там умер от сыпняка.
И молодая девушка Наташа Сулима встречалась с Ефремовыми. Было ей лет 20, училась в гимназии, а после революции жила в Андреевке у родителей. Смуглая, с чёрными волосами и большими карими глазами, она часто приходила в школу посидеть, поболтать. Анна Алексеевна, Лида и Шура ходили с Наташей в парк, и для Шуры эти прогулки были всегда желанными и интересными, ведь у неё здесь подруг-однолеток вовсе не было.
После революции в Андреевской школе оживилась общественная жизнь. Анна Алексеевна сумела объединить и заинтересовать местную молодёжь - в школе два-три раза устраивали спектакли. Режиссировала Анна Алексеевна. Ставили Чехова - Предложение, Юбилей, Злоумышленник, Медведь. Неизменно участвовали три артиста: Алёша Ищенко Пантюша и Наташа Сулима. Особенно хорошо, свободно, непринуждённо и с юмором играл Пантюша. У жителей села эти спектакли пользовались большим успехом.
Со школьниками учительница разучивала новые песни: «Варшавянка», «Смело, товарищи, в ногу» и другие. Дети Анны Алексеевны в спектаклях не участвовали, были только зрителями, но песни разучивали со всеми и распевали с большим удовольствием.
Анна Алексеевна иногда ездила по делам в Орлово, в волостное правление, и в Воронеж. По приезде рассказывала новости: Мария Андреевна Петрова переехала учительствовать в Орлово. Там и поблизости происходили бои между белыми и красными, люди прятались в погребах, было немало жертв. Мама с бабушкой радовались, что на такое тревожное время они оказались в глухом углу, куда редко заглядывали военные, а боёв вовсе не было.
Трудности с продуктами питания не уменьшались, и вот, весной 1919 года Анна Алексеевна собралась поехать куда-нибудь на юг Украины за мукой. Решили ехать с хромым мужиком с громкой фамилией Трубецкой. Его хутор находился в 2-3 километрах от села. Утром Трубецкой заехал на подводе, и Анна Алексеевна, захватив узел с вещами, намеченными на обмен за продукты, уселась на подводе, и поехали они на станцию Трёхсвятскую.
С детьми осталась бабушка, но дети уже в первый день почувствовали себя без мамы сиротами и загрустили. И вдруг под вечер подкатила к школе подвода Трубецкого. К великой радости детей мама вернулась обратно. Анна Алексеевна образно описала дорожные перипетии. Как подходили к станции Трёхсвятской поезда, переполненные людьми, как к каждому поезду хромал Трубецкой, как умолял население каждого вагона: «Товарищи! Нельзя ли примоститься?» - а за ним Анна Алексеевна с тем же, но всё напрасно. Продраться же сквозь толпы орущих и берущих приступом вагоны они, конечно, не смогли - и вот они дома! Поездка эта, по тому времени, конечно, была очень рискованной и могла кончиться плохо, были примеры таких не возвратившихся домой. Кого сталкивали с крыши или с буфера вагона, кого забирали, как мешочников, на принудработы, а кто умирал среди дороги от сыпняка.
В 1918 году Шура тяжело заболела. В тёплый летний день она уселась на берегу пруда с книжкой в руках и долго просидела там, болтая ногами в воде. К вечеру поднялась температура, начался бред, всё повторяла: Пух! Пух! Уберите пушок! - Привезли врача, он определил: испанка. В то время эпидемия испанки (нечто вроде гриппа) гуляла по стране, во многих случаях со смертельным исходом. Анна Алексеевна спросила врача, надо ли отрезать у девочки косы, тот посмотрел невнимательно, увидел чёлку на лбу и сказал, что волосы короткие, можно оставить. Врач не заметил довольно длинной косы сзади головы. Волосы не остригли и после болезни они стали сильно вылезать, пришлось их коротко обрезать. Проболела Шура тяжело и долго. Только к концу лета стала выздоравливать, но получилось осложнение на ноги, они подкашивались при каждом шаге. К столу девочку носили на руках, на руках выносили и на воздух. Потихоньку Шура стала учиться ходить, сперва держась за стенку, за стулья, а потом и без поддержки.
Выздоровлению Шуры помог Алеша Ищенко. Он каждый день присылал свежую рыбу - лещиков, окуньков, которых он вместе с отцом ловил в пруду. Из рыбы получалась отличная уха и неплохое второе к обеду. Такое питанье помогло быстрее поправиться..
На фото тот самый пруд...
На втором году в Андреевку прислали зачем-то ещё одного учителя, мужчину с университетским образованием. Жить ему было негде, так как в школе имелась только одна двухкомнатная квартира, в которой жила семья Ефремовых. Новый учитель поставил в классе железную койку, маленький письменный столик и стул. Там и жил. Кто-то из учителей оказался лишним. Сельский сход решил оставить нового учителя, и снова пришлось переезжать в другое село.
В 1964 г. Шура (бабушка моей жены) во время путешествия посетила Андреевку. На фото 1964 г. то же самое место, что и на фото 2011 г. выше: через окно уже выросло толстое дерево...