Родина
Имбирёв совершал фрикции и думал о сложности сексуального поведения человеческих особей. Еще с полчаса назад он не очень-то хотел. Но хотела Ниночка, а Ниночка, во-первых, не противная, а во-вторых, сделала какое-то неуловимое движение шеей, когда намекала… и потом, засмеявшись, зацепила одной из своих ноток у Имбирёва там, внизу… нет-нет, зря это вспомнил, еще рано, продолжай. Что там у нас в-третьих? В-третьих, возраст… надо быть в форме. И потом, когда еще представится случай.
При мысли о возрасте и форме Имбирёв задышал часто-часто и сделался брутален и неистов. Разумеется, при полном самообладании.
И всё же, зачем он теперь так рьяно работал поршнем, когда можно было еще много славных вечеров провести в задушевных беседах с Ниночкой …что она, в самом деле, тянет-то?
Он представил все эти церемонии, наступающие после эпизодических и не всегда удачных блаженств. Эх, повёлся, вот уж влип… Теперь будет тебе па-дё-дё из балета «Щелкунчик».
Имбирёв совсем уж было потерял смысл своего существования, когда пряная и прелая Ниночка пробормотала что-то и пельменём перевернулась на живот. Взору Имбирёва предстали удивительные ландшафты русской природы-матушки. Уже через десять секунд сознание его окончательно затуманилось, и он, ликуя, понесся под гору кубарем, спешно извинив себя за всё сразу. Издал гортанный клёкот, отдался торжеству, которое раздробилось на мелкие конвульсии, разбрелось по всем закоулкам тела. И затих.
Ниночка не шевелилась, только обмякала под ним. Имбирёв чувствовал, как сдавливаются дуги ее ребёр. Он отлепился от нее, подул ей на спину, а заодно и себе на живот.
- Милая, прости, я больше не мог сдерживаться, - бархатно произнес он, увы, помня о возрасте и необходимости упражнений.
Ниночка вкусно фыркнула, тряхнула кудряшками химзавивки, скинула Имбирёва и звонко расхохоталась:
- Да ты меня заездил вусмерть, я уж думала - мож, чем помочь.
- А ты… разве ты… - начал Имбирёв и вдруг понял, что всё пропустил. Все Ниночкины восторги, ах, пень… И следом понял, что впереди еще много славных вечеров, и церемонии его больше не пугали. Лишь бы еще и еще поймать, как это бывает. Еще и еще слышать, видеть, вдыхать. Еще и еще вот тот поворот головы, и ту ноту, и те холмы…
19.09.2014
При мысли о возрасте и форме Имбирёв задышал часто-часто и сделался брутален и неистов. Разумеется, при полном самообладании.
И всё же, зачем он теперь так рьяно работал поршнем, когда можно было еще много славных вечеров провести в задушевных беседах с Ниночкой …что она, в самом деле, тянет-то?
Он представил все эти церемонии, наступающие после эпизодических и не всегда удачных блаженств. Эх, повёлся, вот уж влип… Теперь будет тебе па-дё-дё из балета «Щелкунчик».
Имбирёв совсем уж было потерял смысл своего существования, когда пряная и прелая Ниночка пробормотала что-то и пельменём перевернулась на живот. Взору Имбирёва предстали удивительные ландшафты русской природы-матушки. Уже через десять секунд сознание его окончательно затуманилось, и он, ликуя, понесся под гору кубарем, спешно извинив себя за всё сразу. Издал гортанный клёкот, отдался торжеству, которое раздробилось на мелкие конвульсии, разбрелось по всем закоулкам тела. И затих.
Ниночка не шевелилась, только обмякала под ним. Имбирёв чувствовал, как сдавливаются дуги ее ребёр. Он отлепился от нее, подул ей на спину, а заодно и себе на живот.
- Милая, прости, я больше не мог сдерживаться, - бархатно произнес он, увы, помня о возрасте и необходимости упражнений.
Ниночка вкусно фыркнула, тряхнула кудряшками химзавивки, скинула Имбирёва и звонко расхохоталась:
- Да ты меня заездил вусмерть, я уж думала - мож, чем помочь.
- А ты… разве ты… - начал Имбирёв и вдруг понял, что всё пропустил. Все Ниночкины восторги, ах, пень… И следом понял, что впереди еще много славных вечеров, и церемонии его больше не пугали. Лишь бы еще и еще поймать, как это бывает. Еще и еще слышать, видеть, вдыхать. Еще и еще вот тот поворот головы, и ту ноту, и те холмы…
19.09.2014