Оригинал взят у
palaman в
О Франции Вчера глянул какой-то французский фильм и снова подумал: всё-таки французы намного тоньше и интереснее англичан. Интереснее французов в Европе только итальянцы. Ещё интереснее были австрийские Габсбурги, и до тех пор, пока они были, Европа помнила, что такое настоящее изящество.
В Английской культуре, несмотря на всё её величие, время от времени проглядывает вдруг что-то удивительно незрелое, подростковое. Американцы учились жизни у англичан, и в их культуре эта черта порой приобретает характер настоящего инфантилизма. В этом инфантилизме есть даже своеобразный шарм, милая непосредственность
enfant terrible*.
Англичане поняли жизнь как-то односторонне. Они решили, что в жизни всегда побеждает тот, кто окажется всех подлее, и вот изо всех сил стараются. Нельзя не признать, что получается у них хорошо, убедительно. Вдохновенно и разнообразно. Следить за этим интересно и почти не надоедает.
Но все-таки смысл жизни не в подлости. Добро глубже зла, оно укоренено в самой основе бытия, и в конечном итоге является единственно верной стратегией. Преимущество зла явно, но оно - тактическое, большого будущего за ним нет. И когда француз делает успешную подлость, он не торжествует подобно англичанину, но печалится, потому что знает, что это не конец сюжета, а лишь завязка трагедии.
Россия спасла Францию в 1914-м, и Франции следовало отплатить ей тем же в 1917 году. Сделав подлость, французы потеряли не только лицо. Они потеряли надежного союзника в борьбе с Англией - и это привело их к тому тяжелому положению, в котором они сегодня пребывают. На пятьдесят англосаксонских фильмов приходится лишь один французский, и не случайно в нем всегда есть привкус какой-то уютной, умудренной старческой обреченности.
Звезда Франции выше всего поднялась в XVII веке, когда Генрих Наваррский сказал, что Париж стоит мессы. Французские короли были католиками, но чтобы победить католиков Габсбургов, им пришлось вступить союз с голландскими протестантами. После этого христианство пришлось упразднить, заменив масонством, и окончилась эта игра кровавой вакханалией Революции, от которой Франция так и не смогла оправиться.
Французы учились жизни у итальянцев, и не хуже англичан сознают силу подлости. Но они слишком хорошо знают и её слабость. При борьбе за власть определяющим соблазном в этом вопросе становится то обстоятельство, что победителя не судят. Напротив, здесь победителю-то и суждено будет определять, что такое добро и что такое зло. Для победителя естественно давать такие определения, чтобы выглядеть достойно. Но путь обмана рано или поздно приводит к самообману. С другой стороны, если постоянно помнить, что сделал подлость, это знание разлагает изнутри. Потому что ведь не французам и не англичанам предстоит выносить последний Суд.
Лёгкая победа пьянит англосакса и в его сердце поселяется безумная надежда, что так будет всегда. Но француз-то знает, что так будет не всегда.
------------
*Enfant terrible (иногда это крылатое выражение встречается в русской транслитерации - анфа́н тери́бль или анфа́н терри́бль) - несносный (избалованный, капризный, озорной, непоседливый) ребёнок, происходит от французского выражения, появившегося в XIX веке, которое буквально означает «ужасный ребёнок». В научных изданиях enfant terrible классифицируется как пример фразеологизма-варваризма - устойчивого оборота, попавшего в русский язык из различных западноевропейских языков без перевода.
Широкое распространение это выражение получило в XX веке, после появления в 1929 году романа французского сюрреалиста Жан Кокто «Les Enfants Terribles». В Великобритании это выражение применялось первоначально к детям и могло входить в лексику французских гувернанток, которые присматривали за детьми. В середине XIX века оно уже прочно вошло в английский язык и обозначало в нём непредсказуемость детей, смущавшую взрослых. С 1930-х годов это выражение получило в английском языке более широкое применение - теперь "несносным ребёнком" мог быть кто угодно независимо от возраста, важно было, что его поведение шокировало окружающих.
В России выражение «Enfant terrible» получило распространение уже в середине XIX века, уже тогда оно употребляется по отношению к взрослым людям. Оно встречается в произведениях Льва Толстого: «Это была княгиня Мягкая, известная своей простотой, грубостью обращения и прозванная enfant terrible» (Л. Толстой «Анна Каренина»).