Дэшилл Хэммет, "Ямочка"
Оригинал: Dashiell Hammett, “The Dimple”, 1923
Перевод: А. Бударов
Уолтер Доу вытащил из пишущей машинки последний лист рукописи и с удовлетворённым вздохом откинулся на спинку стула, обратив лицо к потолку, чтобы расслабить одеревеневшие мышцы шеи. Затем взглянул на часы: пятнадцать минут четвёртого. Он зевнул, поднялся на ноги, выключил свет и направился по коридору в спальню.
На пороге спальни он резко остановился. Лунное сияние, проникая через просторные окна, озаряло пустую кровать. Уолтер включил светильник и осмотрел комнату. Из предметов одежды, в которой вечером ушла жена, не было ни одного. Значит, вернувшись, она не переоделась. Возможно, услышала треск пишущей машинки и решила подождать внизу, пока муж не завершит дела. Его работу она не прерывала никогда, а он обычно настолько погружался в своё занятие, что даже не слышал шагов жены, если та проходила мимо его рабочего кабинета.
Он вышел на лестницу и позвал:
- Алтея!
Ответа не было.
Спустившись вниз, он обошёл все комнаты, зажигая свет; вернулся на второй этаж и сделал то же самое. Жены не было дома. Это его озадачило, даже немного обескуражило. Потом он вспомнил, что Алтея отправилась в театр вместе с Шайлерами. Когда Уолтер снял телефонную трубку, его рука дрожала.
На звонок ответила горничная Шайлеров… В театре «Маджестик» был пожар; ни мистер, ни миссис Шайлер домой не возвращались. Отец мистера Шайлера ушёл искать их и тоже пока не вернулся. Насколько поняла горничная, пожар был довольно сильный… Пострадало множество людей…
Когда подъехало вызванное такси, Доу ждал на улице. Пятнадцать минут спустя он уже рвался через пожарное ограждение, которое всё ещё было выставлено вокруг театра. Вспотевший краснолицый полицейский выталкивал Уолтера обратно:
- Вы ничего здесь не найдёте! В здании никого нет! Всех развезли по больницам!
Доу снова сел в такси и велел ехать в Городскую больницу. На серых каменных ступенях гомонила толпа, пришлось пробиваться сквозь неё. Вход был перекрыт полицейским. Когда Уолтер добрался до него, из-за плеча полицейского выглянул бледный мужчина, одетый в белое:
- Нет смысла ждать. Мы заняты оказанием помощи и не можем сейчас выяснять имена пострадавших. И посетителей пока не пускаем. Мы постараемся напечатать список жертв в утренних газетах, а посещения разрешим завтра к концу дня.
Доу двинулся прочь. Потом подумал: «Точно же, Мюррей Борнис!» Он вернулся в такси и дал водителю адрес.
Борнис выскочил прямо в пижаме. Доу вцепился в него, едва отворилась дверь квартиры:
- Вечером Алтея поехала в «Маджестик» и больше не появлялась дома. В больницу меня не пустили. Просили подождать, но я не выдержу! Ты комиссар полиции, проведи меня туда!
Пока Борнис одевался, Доу мерил шагами комнату, продолжая бормотать. Мельком увидев себя в зеркале, он замер на месте. Собственное искажённое лицо и дикий взгляд вызвали потрясение, и это помогло ему вновь обрести рассудок. Он на грани истерики. Нужно взять себя в руки. Нельзя падать духом - Алтея ещё не найдена.
Он заставил себя сесть на стул; заставил свой разум отогнать видения, в которых нежное белое тело Алтеи представало искалеченным и обугленным. Ему нужно думать о чём-то другом: о Борнисе, например… Но мысли, так или иначе, вновь возвращались к жене. Борнис ей никогда не нравился. Его беззастенчивая похотливость и сомнительная репутация, сложившаяся в результате бесчисленных интрижек с бесчисленными женщинами, оскорбляли её строгие моральные принципы. Безусловно, Алтея выказывала всю подобающую любезность другу своего мужа, но это были холодные, сугубо формальные знаки внимания. А Борнис, понимая её отношение и, пожалуй, даже немного презирая её ограниченность, оставался столь же мучительно-холоден - возможно, даже холоднее…
Держа верхнюю одежду в руках, Борнис спустился с Уолтером на улицу и закончил одеваться уже в такси.
Сначала они направились в Городскую больницу, и там никто на входе не посмел задерживать комиссара полиции с его спутником. Борнис и Доу долго бродили по бесконечным палатам между рядами стонущих и корчащихся тел, но среди изуродованных и обожжённых лиц не встретили ни одного знакомого. Потом поехали в Больницу милосердия, где нашли Сильвию Шайлер. Придя в сознание, она сказала, что во время давки в театре потеряла и мужа, и Алтею, и больше их не видела. Затем Сильвия снова впала в забытьё.
Вернувшись в такси, Борнис дал указания водителю приглушённым голосом, но Доу и не нужно было их слышать - он понимал, что могло прозвучать лишь одно: «В морг». Иных мест для поиска не оставалось.
Теперь они шли между рядами страшно изувеченных тел - оголённых, с бледной кожей, но, тем не менее, жутких, поскольку даже возможности кричать у них не было. Доу потерял способность чувствовать, не испытывал уже ни сострадания, ни отвращения. Вглядывался в очередное лицо: нет, черты не принадлежат Альтее; тогда оно не имеет никакого значения; и Уолтер переходил к следующему телу.
Вдруг его руку судорожно стиснули пальцы Борниса.
- Вот! Алтея!
Доу повернулся. Он увидел нечто, полностью лишённое индивидуальных черт: на месте лица были ошмётки кожи, вызывающие панический ужас. Туловище - почерневшее, с кровоподтёками и ранами, в разорванной одежде. Всё, что осталось человеческого - это ноги: что-то уберегло их от обезображивания.
- Нет! Нет! - зарыдал Доу.
В этом покрытом копотью, исковерканном предмете не было ничего от изящного белого тела Алтеи.
Сквозь ужас, который окутывал Доу, пряча от него окружающий мир, прорвался дрожащий, страдающий голос Борниса - криком:
- Говорю тебе, это она! - вытянутая рука указала на одну из гладких коленок: - Смотри! Её ямочка!