"Ах, замёрзла тундра и покрылась снегом.
Я, проснувшись рано от мороз и вьюг,
побежал в просторы детским лёгким бегом;
позади остался домика уют.
Мне легко и просто бегать по сугробам.
Я бегу куда-то, снег меня бодрит.
Тундра - это людям, как подарок бога,
и на ней избушек огонёк горит"
Михаил Падранхасов, ненецкий поэт-оленевод
Было это давно. В те стародавние времена вся страна была еще грешна, и еще не знала этого и поэтому работала даже по великим церковным праздникам. Нет, конечно, Пасху отмечали, яйца красили, ведь по воскресеньям даже басурмане-большевики не работали, но вот Крещение или Воздвиженье, да что там! само Рождество не отмечали1. Давно это было. Большевики, правда, тогда уже перевелись, но истинные демократы еще только зарождались. А некоторые из моих сегодняшних хороших знакомых тогда еще только - только закончили начальную школу. Я же к тому времени уже год работал на Севере в Ноябрьской Аэрокосмогеологической партии.
Было это на новогодние праздники 1991-го года.
Я только что вернулся из Куйбышева. Куйбышевом Самаре оставалось быть не более трех недель, такие сильно исторические были времена. Из… Куйбышева-Самары я привез на Север свою семью: жену и пятилетнего сына. Ехали мы поездом двое с половиной суток, потому что на самолет у меня денег не хватало, тогда на много чего не хватало денег, и работа на Севере тому была не помеха. Привез я их на квартиру, которую снимал в «деревяшке»3.
«Деревяшка» это такое специальное щитовое быстровозводимое жилье, рассчитанное на временное проживание, однако народ в нем зависал порой на не один десяток лет. Строилось оно из профеноленных древесно-стружечных щитов, возводилось до двух этажей в высоту, подвалов не имело, замечательно горело, и при этом было прекрасным жильем для мышей и тараканов, несмотря на свою фенольную составляющую. Иногда складывалось впечатление, что для них оно и строилось, а люди… а люди они не навсегда, отравятся фенолом, умрут - новых заселят.
В одном из таких домов я и снимал однокомнатную квартиру. Ее хозяин по незначительному делу сел на годик, а чтобы квартира не пустовала, сдал ее мне. А я ее снял. Внутреннее ее состояние было отвратительным, квартира была захламлена сверх всякой меры, и потребовалось героическое усилие, чтобы превратить его в более - менее жилое помещение. Все это мы сделали с Валико в первый ее приезд в ноябре, а после Нового Года мы уже перебирались в Ноябрьск надолго - знали бы, что на шестнадцать лет… ох, если бы знали…
По приезду мы обнаружили, что температура в квартире не выше 12 градусов, но я посчитал, что это даже к лучшему. Тараканы и мыши будут не так активны. Жену и сына я привез 3-го января, а уже 4-го уехал на полевые работы.
Какие такие полевые работы в начале января, спросите вы? Да обычные полевые работы. Основным подрядчиком по прокладке межпромысловых автодорог для «Ноябрьскнефтегаза» была организация с экзотическим названием «Латдорстрой». Нет, это были не потомки латышей, переселенных «убийцей всех прибалтийских народов», «извергом» и «сыроядцем» - Сталиным, это были вполне себе отдающие отчет цивилизованные представители тогда еще немножко Советской Латвии. Деньги в Сибири платили. Правда по тому времени уже год, как никто никому не платил, в стране начинался этап накопления первоначального капитала, а, как известно из «Капитала» сатаны Маркса, честным путем это не происходит.
Так вот… подрядчику нужен был песок для отсыпки дорог, и, несмотря на то, что в районе Сибирских Увалов практически все кругом состоит из песка, в некоторых местах, как, например, в районе Вынгаяхинского месторождения5 этот песок лежит достаточно глубоко под торфом в болоте. А для строительства дороги желательно иметь сухой песок, ну, хотя бы, чтобы до грунтовых вод было метра два - три. А где его взять? А вот была такая контора - Ноябрьская Аэрокосмогеологическая партия, которая могла по космическим снимкам отыскать такое место, а потом, используя подповерхностную радиолокацию, подготовить его под разработку песчаного карьера. Оба метода сродни шаманству, но на самом деле вполне себя оправдывают, если только не берутся этими методами искать нефть.
Итак, 4 января 1991 года, раннее утро, я поцеловал жену и сынишку, надел унты, полушубок и ушанку, вышел на улицу и пошел в партию. На улице еще темно, светает на Севере зимой не раньше 10 часов, воздух приемлемо морозный, что-то около 15 градусов, для Севера - сущий курорт. До партии пешком десять минут, никаких электричек, никаких метро. В партии уже собрались пять человек. Главный инженер партии Богдан Несторович Лящук, водитель Мишка Соколенко, мой старший брат и мой же по совместительству начальник Слава, аэрокосмогеолог Саша Макарчук и эколог Валерий Григорьевич Мозолевский. Последние трое вместе со мной - это и есть изыскательская группа. Нужно сразу же написать, что изначально из этого коллектива никто не планировал в своем детстве, отрочестве и даже студенческой юности, вот так вот, зимой отправляться на полевые работы, жить в палатке, топить буржуйку, спать в спальниках, не бриться и не мыться неделю-другую. Мы со Славкой выпускники радиотехнического факультета Куйбышевского авиационного института, только он старше меня на четырнадцать лет, мне в 91-ом было двадцать шесть лет. Саша Макарчук, на пять лет старше меня, выпускник Киевского Университета, географ по образованию. Григорич - ровесник моего старшего окончил Новосибирский Университет, биологический факультет. Пожалуй, только он все-таки был связан с полевыми работами достаточно давно, он долгое время занимался лесным хозяйством. Вот так, вчерашние аспиранты и работники институтских кафедр тогда начинали зарабатывать себе деньги. Надо сказать не самый худший способ. Не платили, конечно, а кому тогда платили?
Дорога нам предстояла не очень долгая, но в два этапа. Сначала до поселка Вынгапур6 до базы «Латдорстроя» чуть более ста километров на нашем партийном уазике, а потом от базы до места работ на вездеходе еще километров пятьдесят. Груза у нас с собой было около полутоны. Это два комплекта армейских палаток с разделкой под печку, сама печка-буржуйка, пара зиловских аккумуляторов, комплект радиолокационной аппаратуры, мотобур со шнеками, мотопила, пару ящиков со жратвой, четыре спальника, доски под спальники, лист плотного брезента под них же, и еще куча всякого, казалось бы ненужного, но такого на самом деле необходимого барахла. Например, обычного радиоприемника ВЭФ, а иначе от скуки помрешь. Работы-то от силы часов на шесть в сутки, с десяти утра до четырех дня, а потом все равно темень, и как-то надо заполнять время, а тут хоть новости послушаешь.
Весь груз был загружен накануне с вечера. Грузили без меня, мне дали возможность пообщаться с семьей.
Мишка - водитель ходил злой с похмелья, праздники кончаться не желали, и если остальные могли рассчитывать на то, чтобы похмелиться, то ему никак нельзя.
- Давай, давай, хватит уже копаться! - торопил он всех. - Раньше сядешь - раньше выйдешь! Вчера же все собрали…
- Михаил, не сепети, - наставительно говорил Богдан, - сейчас я мужикам здоровье поправлю и поедете.
На столике в гараже был накрыт небольшой столик: сало, черный хлеб, чеснок, лук, бутылка водки. Богдан аккуратно разлил бутылку на пять стаканов, поднял свой, все потянулись, чокнулись.
- Ну, чтобы все прошло хорошо! - произнес Богдан, выпил и аккуратно занюхал кусочком хлеба.
Все последовали его примеру, выпили, крякнули, разобрали закуску и принялись жевать.
- Богдан, ты созванивался с латышами? - аппетитно жуя, спросил мой тезка.
- Да, вас там ждут. - И, оглядев всех, скомандовал, - все мужики, по коням!
Мы погрузились в уазик, Мишка завел его, и мы поехали.
Дорога до Вынгапура, все два часа, прошла в дреме. В «Латдорстрое» нас действительно уже ждали и сразу проводили к начальнику. Ему кто-то уже наплел, что едут космонавты, и они прямо с космоса будут искать место под песчаный карьер. Пришлось объяснять, как на самом деле творятся чудеса. Тем не менее, комические снимки живо заинтересовали господина Захарова, а такая была у главного латыша фамилия, более всего его интересовали читаемые на снимке поймы, а в некоторых местах, и русла рек. Рыбаком оказался начальник, заядлым рыбаком. Часто встречающийся недостаток среди руководящего состава в Западной Сибири.
- А вы, мужики, я смотрю, наметили место возле реки? - разглядывая снимки, поинтересовался господин Захаров.
- Да. Вот здесь. - Григорич показал пальцем на снимке, - Тут излучина Вынгаяхи, а тут предположительно песчаная грива, песка там уйма, надо только проверить мощность сухого.
- Предполагаем, что два - три метра там есть, - добавил брат.
- Погоди, погоди, - перебил начальник, - а рыбачить вы собираетесь? - Рыбалка она интереснее сухого песка. А песок, да куда он денется?
- Ну-у-у-у, сетку-то мы взяли, - неуверенно промычал Мозолевский, - попробуем, наверное.
- Попробуйте! - загорелся Захаров. - Обязательно попробуйте. А если рыбалка пойдет, я тогда к вам на выходные приеду. Договорились? - и протянул руку Григоричу.
- Договорились! - ответил Мозолевский и пожал руку.
Через сорок минут мы перегрузили свои полтонны в ГТТ - большой гусеничный вездеход, и выехали в сторону Вынгаяхинского месторождения.
Передвижение на ГТТ - это муторное занятие. Все ревет и грохочет. Стучит и лязгает. Говорить невозможно, все равно ничего не слышно. С нами поехали: главный механик «Латдорстроя» Янис - фамилии я его так и не узнал, и механик водитель Стас Захаров, да-да-да, родной племянник начальника. Стас только что закончил срочную службу в танковых войсках, и теперь дядя по блату устроил его на Север. Я такой же блатной, меня устроил брат. Сплошные блатные на Севере!
Через полтора часа вездеход прибыл на большую просеку среди леса. Под место для дислокации мы выбрали старую площадку разведочной буровой.
- О, как! А я все думал, что такое на снимке, - радостно заговорил Мозолевский, выглядывая из дверцы гэта - палатку ставить не надо! Смотрите! Брошенный балок, щас мы ему щели все заделаем и устроимся с комфортом!
- Ай, молодец, старый, - восхитился Саша.
- Молодец - молодец, - отодвинув Мозолевского и выбираясь на броню, согласился Славка, - только давай, мужики, не копаться, скоро темнеть уже будет, Стас, сдавай задом к балку, я скомандую.
Вездеход подъехал ближе, мы выгрузились. Латыши решили подождать, пока мы устроимся, но мой старшой, не задерживая, отправил их назад, скоро темно и по темени возвращаться не самый лучший вариант, даже с фарами.
- Ну, и правильно, Палыч! А то стоит тут, воняет… выхлопными газами… - сказал Сашка, который только что откуда-то приволок дверь - двери у балка не было.
- Ты откуда такую шикарную дверь притащил? - удивился брат.
- Вон, видишь, туалет деревянны, я с него снял, - радостно доложил Шура, - сейчас я ее дорнитом7 обошью, и получится классная дверь!
- А как мы теперь в туалет ходить будем без двери?! - притворно возмутился подошедший Мозолевский.
- Да! Как теперь стучаться и спрашивать «Занято?» - подхватил Славка.
- Поставить обратно? - поинтересовался Шура.
- Да, ладно… все равно инеем покроешься, пока сидишь, никто и не увидит… - сказал Григорич. - Тезка, пошли за дровами, - обратился он ко мне, - печка у нас в балке здоровенная, жрать будет много.
- А откуда такая печь? - поинтересовался я. В вагончике и правда стояла здоровая буржуйка.
- Похоже, здесь была столовая - предположил Сашка.
- Наверное, - согласился Славка, заглядывая в балок, - вон вроде столов вдоль стен установлено. Ладно, мужики, вы действительно давайте за дровами, а мы с Сашкой пока попробуем обустроить эту холеру.
Дрова мы пилили и таскали дотемна, пока еще можно было угадывать, что и где. Тем временем, Слава с Сашкой завесили одной палаткой пару окон, второй перегородили балок на две половины - иначе не протопить нам никогда эту халабуду, доски настелили поперек на столах в дальней части, расстелили брезент, установили аккумуляторы, подключили пару лампочек и даже уже попытались растопить печку.
Печка. О-о-о-о! Печка - это отдельная история. Как я уже писал - она большая. Приблизительно семьдесят на семьдесят сантиметров и до полуметра высотой. Запустить такую печку очень сложно. С первого и до последнего дня пребывания ей занимался исключительно брат. Он назвал ее «атомным реактором», и при розжиге только что не камлал. Обычно в нее сначала загружалась изрядная доля бересты с мелкими чурочками, которые Славка предварительно заботливо готовил. Он их отщеплял от полена топором, аккуратно укладывал поближе к печке, чтобы они были сухими, а может быть даже по фен-шую, хотя вряд ли, тогда об этом никто не знал, а если кто их задевал и ронял на пол, того брат матерно ругал и обещал отлучить от еды и тепла. Печка, получив это топливо, делала удивленный вид «это че вы в меня загрузили?» и начинала капризничать. Поначалу у нее никак не появляется тяга, а без тяги, как известно, огонь задыхается, поэтому вся смесь начинала еле-еле тлеть и дымиться. В этот момент брат то открывал дверцу, а то опять закрывал дверцу печи, дул в нее, приплясывал, тер запорошенные глаза, замахивал воздух полевым журналом, в общем, делал все, чтобы организовать тягу. Так длилось минут пятнадцать, потом, видимо, в печке накапливалась горючая газовая смесь и она, смесь эта, наконец, воспламенялась, печка делала «ПУХ-Х-Х!» распахивала дверцу, извергала из себя облако сажи и заводилась, как реактивный двигатель. После этого в нее только успевай подкладывать дрова. Спалить она могла несколько кубометров древесины в час. Ладно, вру… но много могла спалить. Труба у нее становилась огненно-красной. Тепла она давала много, и уже через четверть часа в вагончике становилось тепло, а еще через полчаса все начинали от жары выбрасываться на снег. Если после этого печку остановить, то через сорок минут в балке наступала благоприятная температура, но еще через полчаса она уже падала ниже нуля. Печка тухла окончательно, и чтобы развести ее, все приходилось начинать сначала. Но брат все-таки договорился с ней и мог ее поддерживать в нормальном рабочем состоянии. Но в тот первый день мы все только начинали с ней знакомиться, и она показала нам все, на что она способна.
Но как бы то ни было, как ни старалась печка, мы обустроились. Расстелили свои спальники на досках, разложили нежную аппаратуру рядом с собой, приготовили ужин, что-то вроде макарон с тушенкой, достали бутылку водки и с аппетитом поужинали. Времени меж тем было уже часов восемь вечера, и мы потихоньку стали устраиваться спать.
Сон в полевых условиях - это такое отдельное издевательство.
В спальник ты забираешься, когда температура в балке выше сорока градусов, плюс сорока. Протапливают так специально, чтобы хватило надольше тепла. Тебе от жары уже хочется выброситься на снег, но ты лезешь в спальник. А в спальнике холодно! Практически минус. Такой вот «контрастный душ». В спальник ты лезешь в одном нижнем белье, а иначе ночью замерзнешь. Это народная мудрость, мне этот парадокс всегда объясняли так, дескать, это как рука или в перчатке, или в варежке, то есть все части тела сами греют друг друга. Физики процесса не понимаю до сих пор. Мне было холодно все равно. Если бы понимал, может быть и не мерз. Так вот, какое-то время ты лежишь и тебе после жары даже комфортно, но потом ты остываешь и трясешься от холода. Через какое-то время спальник потихоньку прогревается, от разных частей тела, а в это время начинает падать температура в балке, потому что печка доела свои дрова. В этот момент нужно обязательно уснуть, если не успеешь, то дальше будет только хуже: сначала прячешь нос, затыкаешь все дырки в спальнике, дышать становится нечем, но потом вроде ты привыкаешь. И ты лежишь, и считаешь баранов, и вдруг в какой-то момент начинаешь чувствовать, что холод снизу опять начинает добираться до тебя, ты ворочаешься, пытаешься подкладывать ладони под… под пятую точку, но через какое-то время холод впивается тебе в спину, и уже никакое подкладывание рук не помогает! А что помогает? А помогает то, что Славка уже замерз, как бобик, и он, матерясь, выбирается из своего спальника и начинает затапливать печку. Через полчаса становится тепло, и так по циклу, пока не наступит 8 часов утра. Тогда, как правило, уже Мозолевский не выдерживает, и уже он вылезает, матерясь, из спальника, но он вылезает не для того чтобы затопить печку, а для того чтобы справить малую нужду, запуская при этом еще больший мороз в балок. Теперь уже матерятся все. Но через полчаса уже опять тепло, потому что Славка опять затопил печку, и, кто может, тот досыпает, кто не может, тот бежит из вагончика окропить снежок желтеньким.
День начался.
Тезка начинает готовить завтрак. А что у нас на завтрак? Не поверите! Молочная рисовая каша! Не хухры-мухры, как не уезжали из дома.
Этот комфорт в полевую жизнь привнес наш лесник Мозолевский. Это он всех приучил ездить на полевые работы «как людям». До этого возили одну туристическую палатку, печку и спальники, ели тушенку прямо из банок, только что не руками, а может и руками, я не видел, это было до меня. Григорич, посмотрев на все это, произнес фразу «Ё…ные туристы» и за месяц изготовил с Мишкой две армейские палатки с разделкой под высокую печку, доски под спальники и прочие удобства. «Не на себе возим!» Он же завел правило питаться в поле, как в обычной жизни. Утром молочная каша, днем первое и второе, вечером обязательно горячее, лучше даже живое мясо, не тушенка. Нормальный такой был быт.
Вот так мы начали свою трудовую жизнь на 57-м километре трассы Вынгапур - Вынгаяхинское месторождение. Утром вставали, готовили завтрак, потом шли на работу. Мозолевский с Макарчуком брали нивелир8 - «хитрый глаз» и размечали территорию будущего карьера, я обмундировался нашей радиолокационной аппаратурой и шел на лыжах сканировать поверхность, брат выводил на самописец полученные мною результаты, а заодно занимался по хозяйству, готовил обед, поддерживал жилое состояние вагончика. Работали почти дотемна, часов до двух - трех, потом заготавливали дрова и паковались в балок на ночь. Обедали, опять выводили материалы. Отрисовывали будущую территорию карьера, готовили ужин, ужинали, слушали радио, ложились спать, опять мучились во сне, вставали, завтракали и шли на работу. Полная романтика!
На третий день к нам с утра на ГТТ приехали наши знакомые: Янис и Стас. Узнать, не надо ли нам чего, как идут дела, а главное - это главное! - главное, узнать как у нас тут с рыбалкой? А как у нас тут с рыбалкой? А никак! Не до нее нам было. За день выматывались до чертиков. Ну, а раз руководство решило узнать, то надо ответить. И мы все дружно сели в ГТТ и поехали на излучину реки Вынгаяхи.
Дорога туда проходила через мерзлотное болото, а это значит озера - низины чередуются с возвышенностями - мерзлотными буграми и все это щедро присыпано снегом. Стас Захаров сидел за рычагами, газуя, когда забирался на бугры и, притормаживая, когда проваливались к озерам.
- Не тормози! - кричал ему мой тезка. - Не тормози! Проскакивай на ходу озера!
Но Стас чего-то боялся и притормаживал, и в одной из таких мочажин вездеход взревел в очередной раз, пытаясь выбраться на бугор, но вдруг захлебнулся и заглох.
Стас давил на кнопку зажигания, но раздавался только слабый шелест стартера, а двигатель не заводился.
Янис метнулся посмотреть аккумуляторы, что-то там поковырялся, а потом с прибалтийским акцентом, но чисто по-русски выдал:
-Ё…ный рот, аккумулятор, б…ть, лопнул!
- Как лопнул? - хором спросили мы.
- Поперек лопнул! - ответил Янис - Наверное, когта ты, Стас, последний раз провалился в яму, он и лопнул.
- Я же говорил, не тормози… - начал заводиться Мозолевский.
- Я думал там озеро, - оправдывался Стас.
- Озеро! Конечно, озеро! Только ты его уже проехал, да и льда там два метра…
А я сидел и видел, как на меня внимательно смотрит Славка и уже догадывался, что он сейчас предложит:
- Нет… - покачал я головой. - Не смотри на меня так, не потащу я по болоту наши аккумуляторы! И не думай! И…
- Валер, - остановил меня брат, - ты же понимаешь, что другого выхода нет, пока двигатель совсем не остыл. Пошли! Поставим на лыжи аккумуляторы и притащим.
- Вместе пошли, - предложил Мозолевский, - вы один потащите, а мы с Сашкой второй, на всякий случай.
Через полчаса мы, закрепив на лыжах аккумуляторы, двадцать пять килограмм каждый, как известные персонажи картины «Тройка» («Ученики мастеровые везут воду») - знаменитая картина русского живописца Василия Перова, написанная в 1866 году, в данный момент находится в Москве в Государственной Третьяковской галерее - тащили эти клятые энергонакопители от балка к вездеходу. Еще через полчаса установили вместо лопнувшего свой аккумулятор и поняли, что он у нас «дохлый». На нашу аппаратуру его хватало, а вот на запуск двигателя, увы, нет! Такой же был и второй.
-Ну? И чего вы теперь собираетесь делать? - поинтересовался Мозолевский у наших вездеходчиков.
- Пойтём за тракторами! - ответил Янис.
- Ага… на ночь глядя, тридцать километров до ближайшей подбазы… - поддакнул мой брат, он скрутил контакты с нашего аккумулятора и с силой выдернул его из ячейки. Обратно их зараз тащить надо. Свет в балке это то, от чего мы отказываться не собирались.
- Вот что, мужики - сказал Мозолевский. - Сейчас мы все пойдем в балок, ночь вы переночуете у нас, как-нибудь разместимся. Не возражать! - оборвал, пытающегося было встрять Яниса. - Куда на ночь-то? И мороз вон начинается. А завтра, мы вам дадим лыжи, дадим рукавицы… у вас же рукавиц даже нет! Так вот, завтра с утра дадим рукавицы, и вы пойдете до подбазы. Всё. А щас пошли домой! - и с этими словами Григорич полез из вездехода. - Порыбачили, мать его…
В тесноте да не в обиде. Ночь мы провели вполне благополучно. Парням выдали всю теплую одежду, в которую они закутались, пока спали, да и Славка всю ночь подтапливал наш «атомный реактор».
Утром, позавтракав, мы начали собирать наших страдальцев. Выдали им лыжи, выдали рукавицы, дали с собой топор, два комплекта спичек, чай, печенье, сахар, две банки тушенки, кусок сала, чифирбак (обычная пустая литровая консервная банка с ручкой из стальной проволоки, вода вскипает моментально).
- Веревку им, Саш, выдели, - попросил Славка.
- Феревку? Тля чего феревку? - забеспокоился Янис.
- Ты что, Янис, правда, не знаешь, зачем зимой веревка в тундре? - поинтересовался Сашка.
- Нетт! А зачем?
- Когда совсем будет хреново, найдете дерево, перекинете через сук… - мрачно начал Мозолевский.
- Плохо шутишь, Крикорич!
- Плохо! Потому что мне все это не нравится! Потому что вы ё..ные туристы и на лыжах ходить толком не умеете, ориентироваться не умеете, а вам предстоит тридцать километров зимней дороги, по лесу, по болоту, по морозу, - Мозолевский говорил с напором, зло, агрессивно.
- Фалерий Кригорьевич! Не тридцать, а твадцать семь! - парировал Янис. - Ну, как мы путем тут сидеть? Что подумают на подпазе?
- А хватятся и приедут сюда! - поддержал Славка Мозолевского. - И вас заберут, и технику вытащат! Правда, ну куда вы претесь, а!
- Нет, мужики, - переглянувшись со Стасом, ответил Янис, - мы решили, мы пойтём!
И они ушли.
- Зря мы их отпустили, - глядя им в след и почесывая бороду, сказал Мозолевский.
- А как бы мы их задержали? - спросил Славка.
- А не дали бы лыж…
- А они без лыж бы ушли! Ты же видел, он же упертый при-палт!
- Видел… - Григорич махнул рукой. - Ладно, пошли работать, за нас никто ничего делать не будет.
Латыши ушли еще затемно, в 9 утра. Утро было ясное и морозное. Погода была по сибирским меркам замечательная, всего -25, тихо и ясно. Но Север был бы не Севером, если бы погода не стала быстро меняться. К 10-30 уже нагнало туч, начала повышаться температура, поднялся ветер и повалил снег. В 10-45 Мозолевский решил закончить работу, потому что снег валил так, что в нивелир ничего не было видно. Мне снег не мешал, но одного меня никто оставлять не собирался. Нельзя на Севере одному. И мы вернулись в балок. Славка поинтересовался, а чего это мы приперлись, но Мозолевский посоветовал ему сходить и поработать самому, Славка выглянул за дверь и больше никого ни о чем не спрашивал.
День прошел в ожидании. Предполагалось, что, как только Янис со Стасом дойдут, так пришлют бригаду за техникой, чтобы она совсем не вымерзла. Но уже наступил вечер, а никого не было. Пурга мела не прекращаясь.
Часов в восемь вечера, над нами с грохотом прошел вертолет.
- Всё! Хана! Не дошли они… - констатировал Мозолевский.
- Почему так думаешь? - спросил я.
- Вертолетом ищут. Там же Стас Захаров.
- Погоди. А откуда они знают, что пора искать? - возразил Сашка.
- Техники и ребят нет вторые сутки, погода - дрянь, - сказал Славка. - Чего же непонятно?
- А сегодня какое число? - вдруг поинтересовался Григорич. - Не седьмое?
- Седьмое, - ответил Слава. - У моей Манюни день рождения. А что?
- Рождество! Ох, не надо было их пускать… Ладно, давайте есть и ложиться спать, нечего зря дрова жечь, - предложил Мозолевский.
- Давайте, - согласился Славка и поставил на печку разогревать гречневую кашу с тушенкой.
Это мы сейчас без мобильного телефона не ходим даже в туалет доветру, и это мы сейчас контролируем местоположение себя и своих родных и знакомых ежечасно и даже ежеминутно. Вы все знаете, что самый распространенный вопрос по мобильному телефону: «Ты где?» А тогда, двадцать лет назад, ничего этого не было. У нас даже рации не было! Это, конечно, было совершенное свинство, но факт остается фактом, рации не было. Мы лежали в своих спальниках, не спали, пытаясь представить, где сейчас наши латыши. Хреновые были дела, не сказать бы хуже.
Ночь прошла в ожидании. Ближе к полночи утихла пурга. Опять установилась ясная, морозная и тихая погода. Славка и Григорич всю ночь по очереди подтапливали печку, видимо, в душе надеясь, что, может быть, парни вернутся.
А потом наступило утро.
И надо было вставать, готовить завтрак, и собираться на работу.
В 10 утра мы, как обычно, ушли. Я на профили с локацией, Григорич с Шурой нивелировать профили для меня.
В 12 часов мы слышали, что где-то прошел трактор, и прогудела машина.
В 2 часа мы вернулись к балку и увидели, что дорога к нам расчищена бульдозером, а Славка сидит на деревянной колоде, видимо дрова колол, курит и сияет, как начищенный чайник.
- Дошли, - догадался Мозолевский.
- Дошли! - кивнул головой Славка и рассказал, что пока мы были на профилях, приезжал бульдозер с «Уралом». На «Урале» приехал главный инженер «Латдорстроя» и сообщил, что парни дошли, что подробностей он не знает, его задача - передать нам две бутылки водки, четыре банки тушенки, пару буханок хлеба и глубокие и искренние благодарности.
- Ну, что мужики? Отметим праздник? - предложил Славка. - День рождение у дочки… Задним числом, конечно! Ну, да что там? А, главное, парни-то дошли!
- Давай, - согласился Мозолевский, - обязательно надо отметить это дело.
Через два дня за ГТТ приехали сами Янис и Стас. Были они довольные, хотя рожи у них были несколько обморожены. И не только рожи. Вот что они рассказали:
Сначала они пошли на лыжах по дороге, потом выбрались на трассу газопровода (о ней мы сразу говорили, как о возможном ориентире, которого надо держаться). Но тут началась пурга, и они потеряли трассу. Куда идти стало непонятно. Попробовали спрятаться от ветра в лесу и одновременно идти, но там было столько снега, что не спасали даже лыжи, когда они выходили на болото, то их сдувал ветер. В конце концов, они решили пересидеть пургу в лесу, выкопав в снегу яму и разведя костер. Несколько часов они сидели у костра, грелись, рубили деревья, пили чай. Выпили весь чай, съели все печенья, всю тушенку и сало. Ночью, когда стало проясняться, встали на лыжи и пошли на факел. Уже на исходе сил, в полночь, выбрались на кустовую площадку9 и попали на объезд бригады КРС10, которые своим ЗИЛом и привезли их на подбазу. Повезло.
- Славка, я теперь снаю, сачем нужна феревка в тунтре! - весело сказал со своим прибалтийским акцентом Янис.
- Да? И зачем же? - иронично спросил мой брат.
- Связываться! Связываться нато феревкой. Котда стало ничего не видно из-за пурги, мы связались. А то бы я Стаса потерял. Никогта бы не поверил, что вот так вот можно заблудиться и самерзнуть в этих местах.
- Я же говорил. Ё… ные туристы! - улыбнувшись, подытожил Валерий Григорьевич. И все заржали.
Еще через пару дней мы закончили свою работу. Кондиционный песок нашли.