Если когда и слушаю радио, то в автомобиле. То есть очень редко.
Выбор авиатора - Юмор ФМ: Жва-нец-ко-го! Жва-нец-ко-го!
Но вместо Жванецкого заводят песню про любовь, вернее, про то, что она кончилась.
Раздосадован: У них, на удивление, отвратительная подборка музыки!
Переключается на Джаз ФМ.
Эти тоже отличились. Несколько раз подряд: "Джаз ФМ - это не просто радиостанция, а философия правильного образа мыслей". Очевидно же, что если некая словесная конструкция утверждает что-то правильным, всё остальное автоматически попадает в разряд неправильного. Я возмущена.
На обратном пути песня: они так близки, что аж колко, видимо "пришиты друг к другу слишком острой иголкой". Старая швея, недоумеваю: насколько плотно сшиты два лоскута, зависит не от остроты иголки, а хорошо ли натягивали нить при шитье.
Дальше заводят: "Не волнуйтесь, тётя, дядя на работе...". Слова кажутся мне образцом осмысленности. "Послушай, - стучу я авиатора по коленке, - песни как фотографии. Тебя сняли, ты смотришь на то, что получилось, и думаешь: неужели эта страшная рожа - я? Проходит пять лет и тот же снимок вызывает совсем другие чувства: боже, какая я была красивая". Авиатор смеётся, он тоже заметил такую тенденцию.
Исполнив сложный манёвр, заезжаем в жулебинский "Сабвэй" - там дают супербутики: "Сытные! Такие... Жирные!". Я противница бутиков, обхожусь салатом.
Супербутик - ударение на двух "у".
Наблюдаю в окно: вдоль террасы "Сабвэя" вышагивает высокий худой юноша полудемонического вида. На нем черная, с белыми и красными кантами кожаная куртка. Походка странно знакома - выкидывает ноги не совсем вперёд, а чуть в стороны. За ним девушка, нежная блондинка. Пластика ходьбы похожа, но мягче, изящнее. Есть что-то такое в их виде, что отделяет от остальных людей вокруг, ставит особняком. Они из другой жизни и в этих координатах оказались по чистой случайности. Поднимаются на террасу, замечаю в руках у них мотоциклетные шлемы. Ха! Ну понятно. Девушкин - раскрашен под "гжель". Занимают места за столиком. Ничего не заказывают, просто сидят, расслабленно откинувшись на спинки стульев, смотрят на шоссе, я вижу их затылки. Спокойно переговариваются: время от времени обращают друг к другу лица, кивают, шевелят губами, улыбаются. На столике между ними, касаясь друг друга, "лицами" ко мне, стоят их шлемы, на шлемах солнечные блики. Терраса обрамлена ящиками с разноцветной петунией - белой, розовой, фиолетовой.
Гляжу на этих ребят и вспоминаю, как недели три или четыре назад Валя с Аркашей собирались в Крым. Аркаша с восторгом: там будет спортивная "хонда", в две секунды разгоняется до двухсот!
Нет! Нет и нет! Это я про себя произнесла. Вслух - только одно "нет" и без восклицательного знака. История с "хондой" мне не понравилась - в отличие от детей, я не нашла её сколько-нибудь романтичной. Равно как и авиатор, он, как человек более прямой и более сведущий в двух колёсах и скорости, не постеснялся множественных восклицаний. Идея с Крымом в конце концов рассосалась.
Недавно случилось со знакомым: ехал на мотоцикле, упал. Сам встать не мог, так ему пришлось минут двадцать пролежать на обочине, прежде чем возле остановились и спросили, не нужна ли помощь. А машины шли сплошным потоком. Оказалось потом, что он сломал руку.
- Ха! - ответил мне на это авиатор. И в свою очередь рассказал, что однажды он провёл эксперимент: на выезде из города картинно раскинулся сам и раскинул велосипед. Примерно через полчаса пришлось кряхтя подниматься. Никому он не был интересен со своим велосипедом и гипотетическими синяками.
Четверть века назад дороги, конечно же, были совсем другие. И мотоциклы другие. И эта сторона жизни выглядела не так страшно, как нынче.
Фотографировал Валера Блинов.