Конверсия эмоций. Продолжение о психосоматике
Думая о психосоматике, то есть конверсии эмоциональной жизни в симптом, оставлении его в первобытном состоянии, конечно, нельзя не упомянуть о важной группе пациентов, истероидной. Происходит это слово от слова «histrionic», то есть театральный, наигранный. Многие не понимают, почему именно игра здесь вынесена в название, но смысл именно в том, что такие люди играют в чувства, усиливая и зачастую «накручивая» их градус, а не переживают их.
Это совсем не обозначает, что истероиды (а это определенно подтип нарциссических неинвестированных пациентов) специально притворяются или не страдают, а делают вид. Как раз наоборот. Это люди, которые хронически не были услышаны, отсюда «накрутка» чувств, потому что, «если ты не умирал, то к тебе никто не приходил». А также те, кто был жестоко использован родительскими фигурами для помещения их психического материала внутрь психики ребёнка, а не наоборот, как должно было бы быть. Это иногда сложно понять, но в простом смысле это означает, что родители, чаще всего оба, перекладывали ответственность за свои чувства на ребёнка, требовали от него, чтобы он обеспечил им спокойствие, отсутствие тревоги и любых чувств, которые они не могли переносить.
В итоге такие дети теряют постепенно связь со своими собственными чувствами, потому что им не до них, им надо маму-папу обслужить, чтобы не остаться в одиночестве или рядом с ненормальными. А себя-нормального можно и сыграть, подсмотрев это у других. От таких людей можно часто услышать вопросы, а как это у других людей/как они понимают себя/переживают свои чувства/ выражают их?
Мало того, что такие люди разобщены со своим внутренним миром, не способны символизировать или перерабатывать свои чувства, так они ещё переполнены чужими, которые вряд ли отличают от своих. Это, с одной стороны, делает их почти ясновидящими, постоянная тренировка в том, чтобы догадаться, что хочет другой, не проходит даром; а с другой совершенно несчастными в плане собственной эмоциональности, ведь они постоянно тренировали лишь свою «контейнерную» или «унитазную» функции.
В их психике нет ни места для их эмоций, ни способов их переработки и распознавания, а потому они так и остаются в первозданном виде: в виде напряжений, симптомов и непонятных тревожащих ощущений в теле, от которых хочется лишь избавиться.
С трудом можно вообразить масштаб того бедствия, когда ребёнок не имеет места для своего психического материала в психике своих родителей, и, более того, нагружается наоборот их материалом, с которым он ничего не может поделать, а лишь «засоряется» им, интоксицируется, не в силах отказаться от чужого бессознательного, так как это единственная доступная форма отношений с его родителями, которая ими предлагается.