"Психосоматика" и что с ней вообще можно делать
Слово «психосоматика» я специально заключила в кавычки, потому что в заголовке использую как имя нарицательное. Ну и бытует мнение, что есть некая такая «психосоматическая психотерапия», которая излечивает ну прям все или почти все соматические болезни. И ведь люди верят. Наверное.
Так вот, то, что я думаю насчёт психотерапии, работающей не с психосоматикой, конечно, а с соматизирующим свои эмоции пациентом. Работает она исключительно с тем, чтобы развить эмоциональную сферу, иногда даже создать ее почти с нуля. Так как психосоматические пациенты, кстати, на мой взгляд одни из наиболее трудных пациентов, приходящих в анализ, не имеют психического места для переживания эмоционального контекста своей жизни, поэтому «складывать» свои эмоции они могут лишь в тело, что в конечном итоге может приводить и к реальным соматическим диагнозам.
Во французской школе психоанализа есть определение, вполне прижившееся, где такую психику, «неинвестированную» в детстве в период ее развития, называют оператуарной.
Это определение немного шире традиционного понимания психосоматики, как процесса, генерирующего вместо эмоционального переживания некий телесный, соматический симптом, описывает такое состояние человека, когда он в принципе не понимает и не способен описать свои чувства. Например, переживая депрессию, такой человек не говорит о своих депрессивных чувствах, а скорее скажет о том, что у него «нет сил» или он «не в форме». Испытывающие тревогу не говорят ни о тревоге, ни о том, что может скрываться за ней, но лишь о перенапряжении, невозможности расслабиться. Такой способ переживания косвенно может указывать на некоторую вероятность появления соматической болезни или симптома.
Вспоминается термин Сифнеоса «алекситимия», предложенный им в конце 60х для описания людей, «неспособных определить и описать свои чувства».
Так вот, вылечивает ли психотерапия болезнь? Нет, конечно. Она может лишь помочь в формировании, укреплении и обучении пользования эмоциональной сферой. Что, в свою очередь, приводит к облегчению имеющихся и предотвращению новых соматизаций, могущих привести к болезни. К огромному сожалению, некоторые вещи, не произошедшие вовремя, в дальнейшем происходят с огромными трудностями и крайне медленно, что относится и к работе с оператуарным функционированием.
Клод Смаджа, французский аналитик, занимающийся именно этой областью, отмечает два вида соматизаций.
Одна из них кризисная, когда в момент травмы или серьезного потрясения, часто связанного с какой-либо серьёзной утратой, или другим травматическим для индивида событием, человек регрессирует, чаще всего обратимо, к психосоматическому реагированию.
И вторая, постоянная, которая и является основой психосоматического функционирования как закрепившегося способа переживания, приводит к формированию «оператуарной жизни». Такие люди по большой степени выглядят очень спокойными, они не чувствуют себя ни подавленными, ни тревожными, но их жизнь протекает в отрезанности от собственных эмоций, которые не просто подавляются, но не переживаются совсем.
Вот как описывает их печальный образ Смаджа: «Они не чувствуют себя подавленными, но они уже лишены своей индивидуальности, живут в мире конформизма и делают то, что должны делать. Их мышление конкретно и пригвождено к границам настоящего.»
При прочтении в воображении возникает нечто механическое, роботоподобное, образ «мамы из проволочек», материнского объекта, сконструированного в ходе эксперимента Харлоу, проводившегося для исследования формирования привязанности, где в качестве подопытных выступали детеныши макак-резусов. Бедные детеныши, надо сказать:(
И становится понятным формирование цепочки неинвестированных детей таких же механистических, неинвестированных их матерями, «проволочных» мам.