Повесть о девочке, в семнадцать лет ушедшей к звёздам… 4
Картина шестая
Июль 1943 года. Лесная поляна, на поваленном стволе сосны сидят Фрося и Зина, перед ними стоит Николай Гаврилович, в новой форме с погонами капитана
Зина: - Дядя Коля, ну сколько можно - листовки, наблюдение за железной дорогой, песок в буксы вагонов, поджоги…. Мы можем больше!
Николай Гаврилович: - То есть ты считаешь, что торфозавод спалить - это мелочь? И что листовки расклеивать не надо? А ты знаешь, что такое для человека, впавшего в отчаяние - весточка от своих? Вспомни осень сорок первого! Когда немцы всюду хвастались, что вот-вот возьмут Москву, когда крутили хронику с тысячными колоннами наших пленных…. Вспомнила? Как вам было в вашей Оболи, весело? А как нам, в лесу? Когда, почитай, половина моих однополчан скурвилась и к немцам в услужение подалась - да и в вашей деревне полицаи вдруг объявились - из тех, кто ещё вчера на демонстрациях красным флагом бойчей всех махал? А? Каково?
Зина: - Помню. Жить не хотелось…
Николай Гаврилович: - То-то же… Ребята наши крепились, но я по глазам видел - на последнем пределе держатся… И сколько нас там собралось? Меньше сотни… Меньше сотни из тех, почитай, десяти тысяч, что немцы в лагерь под Должей согнали! И ведь сбежать попервоначалу труда особого не составляло… А - не побежали! Не верили, стало быть, что мы устоим…. Я тебе честно скажу, однажды, числа не помню, в конце сентября, кажись - и я так подумал… Когда в Глушу пробрался, хлеба Христа ради попросить - а на стадионе школьном немцы полицаев будущих школили. Шесть десятков! Повязки нацепили, все в новых сапогах юфтевых, винтовки наши…. И рады стараться немецким командам! Как увидел я всё это - в глазах потемнело…. Эти ж шесть десятков окрестных мужиков - вчера ещё были нашими, советскими людьми! Горше той минуты я уж и не упомню… В отряд вернулся с мешком хлеба да капусты с картошкой - а на душе так пакостно, что хоть не живи…
Зина: - Так ведь выжили!
Николай Гаврилович: - Потому и выжили, что на следующий день командир привёл в отряд хлопчика этого вашего, деревенского радиолюбителя - вместе с радио его и аккумуляторами. И принял он тогда, прямо при нас, первую сводку…. Мы стояли вокруг него, не дыша - пока он в наушниках в эфир вслушивался, верньеры свои крутил да чирикал что-то там у себя карандашом в блокнотике… Да и не сказать, чтоб сводка какая-то победная была - говорилось в ней об оставлении Полтавы - но не это было главным. Главным было - мы сражаемся, мы не сдались, Красная армия ведёт бои! Пусть не шибко успешные - немцы тогда везде трубили о взятии Киева и огромных наших потерях в людях и технике - но ведёт! И это значит, что мы, сотня беглых пленных в глухом лесу - не просто кучка отчаянных и не покорившихся окруженцев, а часть Красной армии! Мы тогда единогласно решили, что отныне будем партизанским отрядом имени Ворошилова… И на следующий день вышли на шоссе, залегли в засаду, и, дождавшись немецкую колонну из пяти грузовиков - расстреляли её вчистую. И не важно, что везли эти грузовики древесный уголь на станцию - важно было, что мы стали частью сражающейся с врагом Красной армии… А теперь нас почти двести штыков, мы часть Полоцко-Лепельской партизанской зоны, наш отряд на учёте в белорусском штабе партизанского движения, для нас доставляют грузы с Большой земли…
Фрося, кивая на погоны Николая Гавриловича: - И новую форму?
Николай Гаврилович: - И новую форму.
Фруза: - А почему погоны? Как у беляков…
Николай Гаврилович: - Как в прежней русской армии. С апреля все партизаны - военнослужащие Красной армии, с присвоением воинских званий. Мне вот капитана присвоили, а Григорию Павловичу - майора, как командиру отряда. Хоть ни он, ни я до войны никаких званий вообще не имели, Гриша только в гражданскую успел повоевать, а мне и того не довелось, я его на десять лет младше…А теперь вот мы с ним - офицеры, хоть и самим непривычно…
Фруза: - Офицеры… Слово-то какое старорежимное! То ли дело командиры!
Николай Гаврилович, усмехнувшись: - А мы командирами и остались. Да и не всегда офицер было синонимом контрреволюционера-золотопогонника, Суворов и Кутузов тоже были русскими офицерами, не говоря про декабристов… Ну да мы с Григорием Павловичем шибко на это внимания не обращаем, раз в армии такой порядок установлен - так тому и быть, на то и дисциплина, и субординация…
Зина: - А где он? Сам позвал, а сам опаздывает…
Николай Гаврилович, разводя руками: - То дело командирское….
На поляне появляется бывший председатель сельсовета, в плащ-палатке, в сопровождении двух партизан.
Фруза: - Григорий Павлович! Наконец-то! Битый час дожидаемся!
Командир отряда: - Прости, Фруза, как раз прибыл нарочный из Ушачей, из штаба зоны. Поэтому задержался…
Зина: - Григорий Павлович, это всё понятно, дело военное, просто нам до комендантского часа надо в Оболь успеть….
Командир отряда: - Успеете. У меня к вам разговор короткий, но важный. - Помолчав, продолжил: - В Оболи, в посёлке торфозавода, какой ваши пацаны три месяца назад сожгли, сейчас какие-то курсы для немецких офицеров организовали. Вы про это слышали?
Фруза: - Слышали, на станции даже объявление вчера вывесили немцы, что набирают персонал на кухню и в прочую обслугу. Обещают рабочую карточку и приварок….
Командир отряда: - И много желающих?
Фруза, пожав плечами: - Наши тётки вроде ходили наниматься, но их немцы забраковали - старые. А молодёжь не хочет, понимают, чем там пахнет…
Командир отряда: - Значит, места вакантные?
Фруза: - На кухню, подсобными рабочими, картошку чистить да посуду мыть, и поломойками - не шибко радостно. Да и немцам служить....
Командир отряда: - Ну вот и славно. Значит, пойдут туда вербоваться кто-то из вас, из «Юных мстителей».
Фруза, возмущённо: - Григорий Павлович!
Командир отряда: - Никаких Григориев Павловичей. Во-первых, «товарищ майор», во-вторых, приказы не обсуждаются, и в-третьих - дослушайте до конца, сороки….
Зина: - Мы слушаем.
Командир отряда: - Когда устроитесь - подберёте момент и высыпите в котёл с супом для этих офицеров яд.
На полянке повисла напряжённая тишина.
Фруза: - А дальше?
Командир отряда: - А дальше - тикать, и чем быстрей, тем лучше.
Зина: - Их там под сотню столуется, яду на всех хватит?
Командир отряда, кивнув: - Хватит. У нас тут бывший учитель химии из Шатилово вторым взводом командует, он, когда в лес собрался - все химикаты из школьной лаборатории прихватил… так вот, он обещает, что яд будет неразличим ни по вкусу, ни по запаху, а по воздействию - круче цианистого калия, про какой вы до войны в романах читали… Важно только влить его в котёл после того, как его с огня снимут, чтобы температура была ниже семидесяти градусов. Иначе не подействует, просто просру…. Ну¸в общем, прохватит немцев по желудочной части. Кто из вас готов?
Зина: - Я пойду!
Фруза: - Пойдём вдвоём, так больше вероятность, что кто-то на кухню попадёт, а не в поломойки…. И Нинку на всякий случай возьмем, если кого из нас немцы забракуют.
Николай Гаврилович: - Это верно, чтоб, значит, с гарантией…Ну вот, девчата, то самое большое дело, которое вы просили… Справитесь?
Фруза: - Справимся, дядя Ваня!
Зина: - Мы постараемся….
Николай Гаврилович: - Командир ещё не знает, а мне сегодня сообщили, что там за курсы, в посёлке торфозавода, и что за офицеры там учатся. Эти немцы - офицерские кадры для ягдкоманд. С партизанами воевать, то есть. Их натаскивают на нас - и нам важно их переиграть ещё до того, как они по своим частям разъедутся, облавы на нашего брата проводить. И ваша задача - не дать им выучится, чтобы вся их противопартизанская война прямо там, в торфозаводском бараке, и закончилась. Иначе много бед от них может быть…
Зина: - Григорий Павлович, я на всякий случай Галку к вам приведу, мало ли что…
Командир отряда, кивнув: - Приводи. Как устроитесь, недельку поработаете - так мы вас и ждём. Сестру свою приведёшь, лекарство для немцев получишь - и с Богом! Только не задерживайтесь там ни на секунду! Как только пузырёк в котёл опрокинете - под любым предлогом тикайте с кухни, и бегом в Летковское урочище, там, на опушке, вас будет Николай Гаврилович… ну, то есть капитан Гаврилов - ждать с хлопцами. От Оболи до тамошнего леса где-то версты полторы будет, за четверть часа должны успеть. Прохоров, химик, говорит, что яд через пятнадцать минут начинает действовать… И тебя, Фрося, это касается - ежели тебя, а не Зину, на кухню возьмут. Четверть часа, максимум!
Фруза, кивнув: - Мы понимаем.
Командир отряда: - Ну а раз понимаете - то шагом марш в Оболь! И завтра с утра - в комендатуру! Дескать, жрать нечего, оголодали, поизносились - хотим помочь великогерманскому Рейху! Ступайте, девчата, и храни вас Бог - хоть вы в него и не верите….
Картина седьмая
Август 1943 года. Та же лесная поляна, Зина с Галей и командир отряда
Зина: - Вот, товарищ майор, Григорий Павлович, привела сестрёнку - мало ли что…
Командир отряда: - Устроились, работаете?
Зина, вздохнув: - Устроились, работаем. Фрузу не взяли, вместо неё со мной Нинка Давыдова работает. Ну, вы её знаете, моя сестра двоюродная, они с Тонькой Лузгиной подружки. Она в овощном цеху, я на посудомойке. Немцы рабочие карточки выдали, хлеба по восемьсот, да приварок… Разрешили на станции, в ближнем пакгаузе, где вещи евреев полоцких свалены - себе что-то подобрать из одёжи и обуви. Да только….
Командир: - Брезгуешь?
Зина: - Не в этом дело. Бабка Зинчиха, что поломойкой там, на прошлой неделе копалась, внукам что-то выбрать - прибежала ни жива, ни мертва…. Костюмчики детские, блузки на девочек, юбочки - все в крови…. Убили деток этих немцы… Или полицаи, да это сейчас без разницы. Деток, Григорий Павлович! Маленьких деток! - И уткнувшись в плечо командира, заплакала.
Командир, гладя Зину по голове: - Не надо плакать, Зинуля. Мы воюем не с армией людей - с войском нелюдей. Какие и детей, и стариков, и беременных женщин - никого не жалеют. Нет у них жалости - и у нас к ним её не должно быть. - Помолчав, спросил: - Ну, вы готовы?
Зина: - Готовы, Григорий Павлович. Давайте ваше зелье… Только трудно будет к котлу подобраться, повар и его помощник - немцы, нас к мармиту не подпускают, боятся… Ну да ничего, мы что-нибудь придумаем.
Командир кивнул и, достав из полевой сумки чёрный пакет с порошком: - Держи. Химик наш гарантирует¸ что на двадцатилитровый котёл аккурат хватит. Не забудь только - как снимут его с огня, сразу не сыпь, надо супу остыть градусов до семидесяти. Иначе не сработает…. И сама запомни, и Нине передай. У неё шансов к котлу подобраться, чай, поболее будет.
Зина, кивнув: - Запомню и Нине в точности все предам.
Командир отряда: - Химик сказал, что действовать будет долго, у немцев поначалу будет несварение желудка, а уж летальный исход - у кого как, на часа два может растянутся процесс, глядишь, они и не сразу хватятся искать виноватых… Но вы на это не рассчитывайте. Пятнадцать минут!
Зина прячет пакет с порошком в куклу. И, присев перед сестрой, обращается к ней: - Галчонок, я тебя пока тут оставлю, с дядей Гришей. А завтра приду с бабушкой. - Повернувшись к командиру, спрашивает: - Галка с вами в лесу будет ночевать?
Командир отряда: - Сегодня да, а когда ты вернешься - мы вас в семейный лагерь определим, в Ушачи. В бывшей школе они сейчас квартируют, там и вода, и отопление, и уроки учителя ведут… И с покушать все хорошо. Пять коров! Молоко детишкам каждый день…
Зина, вздохнув: - Прям интернат, как в Полоцке. Как будто и войны нет….
Командир отряда: - А для чего мы нашу зону от немца защищаем? Почитай, три сотни вёрст одних траншей накопали… Немцу в нашу партизанскую республику хода нет! Но ежели чего - мы вас и на Большую землю вывезти сможем, три аэродрома, чай, работают…. Так что убережем вас!
Зина, вновь обернувшись к сестре: - Галочка, теперь тебе надо запомнить адрес наших родителей в Ленинграде. Мало ли что, на всякий случай. Готова?
Галя: - Говори.
Зина: - Балтийская, двадцать четыре. Город Ленинград. Запомнила?
Галя: - Балтийская, двадцать четыре. А зачем запоминать?
Зина: - Галочка, всё может случится, ты можешь потеряться, заблудится, попадёшь к незнакомым людям… Ты всегда должна помнить, где мы живём в Ленинграде - и если случится так, что никого из нас, ни меня, ни бабушки, ни дяди Сени, ни Кольки с Лёнькой, ни тёти Нюры - не будет рядом, ты напишешь письмо нашим маме и папе. По адресу: Ленинград, Балтийская, двадцать четыре. И они тебя заберут домой…. А пока иди с дядей Гришей, я завтра вечером с бабушкой к тебе приду.
Галя, кивнув: - Хорошо. Только Тимку с собой возьмите!
Командир отряда: - А кто это, Тимка?
Зина, улыбнувшись: - Котёнок её, дружок закадычный, приятели - не разлей вода…. Хорошо, Галочка, не забудем. Жди нас!
С этими словами Зина покидает поляну, командир отряда уводит Галю.
Картина восьмая
Двор офицерской столовой торфозавода в Оболи
Зина и Нина у входа в погреб перебирают молодую картошку, рассыпанную на мешках, сортируя её на крупную и мелкую.
Зина, вполголоса, не отрываясь от работы: - Нинка, уже три дня прошло!
Нина, оборачиваясь и глядя виновато: - Зин, ну не могу я!
Зина: - Что не можешь? Пока суп на мармите стоит - порошок в него всыпать? Я вчера видела, шеф в туалет отходил, потом руки мыл, а Ганс в это время жаркое ворочал - у тебя минуты три было!
Нина, потупясь: - Не в этом дело…
Зина: - А в чём?
Нина, волнуясь и сбиваясь: - Зин, понимаешь, нутром я сознаю, что это враги, что у нас с ними война, что их соплеменники такое на нашей земле творят, что страх…. А с другой стороны - сидят за столами молодые парни, хохочут, едят, физкультуру вон крутят… Обер-лейтенант, рыжий, из авиаполевой дивизии - вчера мне шоколадку подарил…. «Мадхен, мадхен, неттес русише мадхен» …Вроде как хвалит…. И толстый гауптман, веселый, всё бабке Зинчихе фото своих киндеров показывает….
Зина, строго: - Пожалела, стало быть….
Нина, виновато: - Пожалела…
Зина: - Ты сводки читаешь. Знаешь, что сейчас на юге творится… Что наши перешли в наступление, Орёл и Белгород освободили… Битва идёт - не на жизнь, а насмерть! И мы сейчас можем Красной армии помочь - да так, что комсостав целой дивизии немецкой вышибем! Пусть даже не дивизии, полка - всё равно это помощь неоценимая… А ты решила их пожалеть! За шоколадку!
Нина, опустив голову: - Зин, ну прости…. Я попробую сегодня!
Зина, махнув рукой: - Не надо. Я сама попробую, тебе надо будет помощника повара чем-то отвлечь. Жалельщица… Забыла ты про заложников, что немцы в Шумилино в июле расстреляли - двенадцать человек! Иван Трофимович, учитель географии - ты ж мне про него сама рассказывала! - за что они его? А те еврейские семьи, что эвакуироваться не успели - тебя сводить на их братскую могилу в усадьбе Гребницких? Бабы рассказывали - после того, как её засыпали, ещё два дня земля дышала…. А лагерь в Долже? Где военнопленные с голоду сотнями мёрли, и живые меж трупов спали, мёртвыми укрываясь - забыла? Нас ведь в декабре сорок первого гоняли туда трупы закапывать! Помнишь ты тех бедолаг? Когда ты труп одна подняла и понесла - одна! До того истощён он был…. Забыла….
Нина заплакала.
Зина: - Не реви! Немцы, не ровён час, выйдут - по шее тебе надают, что ты не картошку перебираешь. а слёзы льешь…
В это время во двор входит пожилой мужчина, в крестьянской одежде, на плече - мешок с картошкой.
Мужчина: - Куда, девки?
Зина: - Да вот сюда, дядь Коля, на мешки высыпайте. Ганс, помощник повара ругается, если с сырой земли мы бульбу перебираем….
В это время из калитки во двор входят двое немецких офицеров, о чём-то переговаривающихся вполголоса. Пожилой мужчина случайно задевает одного из них мешком. Немец, продолжая разговаривать со своим товарищем, не спеша достаёт из кобуры пистолет, взводит его, и, продолжая что-то говорить собеседнику - стреляет в пожилого мужчину. Тот падает, успев лишь заслонится рукой. Немец кладёт пистолет в кобуру и вместе со своим товарищем уходит в столовую - напоследок равнодушно посмотрев на труп убитого им пожилого мужчины.
Зина, звенящим от ненависти голосом: - ШОКОЛАДКА!?!? - И, помолчав, таким же голосом, но на полтона ниже: - Где пакет?
Нина, в ужасе глядя на тело убитого мужчины: - В мешке с сахаром…. У наружного края… Мешок за плитой, от входа справа….
Зина: - Скажи Гансу, чтоб сходил к помощнику коменданта, тело вынести с территории столовой. Как только он выйдет с кухни - махни мне в окошко.
Нина: - Хорошо, Зиночка…. Да как же это… Дядя Коля….
Зина: - На кухню!
Нина, всхлипывая, бежит в столовую.
Зина ждёт, пристально всматриваясь в окошко. Через минуту в нём появляется Нина, машет платком. Зина срывается и бежит на кухню.
Через минуту обе девочки возвращаются во двор и пытаются снова взяться за переборку картошки - но получается у них плохо, руки дрожат, клубни вываливаются из рук.
Нина: - Зиночка, что же будет?
Зина, холодно: - А вот сейчас и увидим…. Только бы сработало!
Нина: - Дядя Коля…. Он ведь ничего не сделал…. Просто мешком задел….
Зина: - Мы для них не люди - так, насекомые. Навроде комаров или тараканов…
Нина: - Надо тёте Даше сказать…. И что будет? Ой, Зин, что мы наделали!
Зина: - А вот сейчас и увидим….
После этих её слов из дверей столовой показывается немецкий офицер, держась за живот. Он что-то невнятно говорит, падает на колени, его тошнит, он заваливается набок, скребет руками землю - и затихает.
Зина: - Сработало! Нинка, ходу!
Девчонки вскакивают, собираясь бежать - но тут в калитку вваливается двое немецких солдат, которые, увидев во дворе два трупа, хватают девчат. Тут же из дверей столовой выскакивает помощник повара Ганс. Увидев труп офицера и схваченных девочек, он истошно орёт что-то нечленораздельное¸ указывая пальцем на Зину и Нину. Вслед за помощником на крыльце кухни появляется шеф-повар - толстый немец в белой куртке и белом поварском колпаке.
Шеф-повар, обращаясь к Гансу: - Zwei Schüsseln Suppe, schnell!
Ганс, вытягиваясь: - Jawol, Herr Oberfeldfebel! - и исчезает в проёме кухонной двери. Через несколько секунд он вновь появляется, неся в руках две тарелки супа.
Шеф-повар, обращаясь к девочкам: - Кушать, бистро!
Нина, в ужасе глядя на тарелку: - Н-н-нет! Нет! Не буду!
Шеф-повар, удовлетворённо кивнув, обращается к Зине: - Ти, кушать, бистро!
Зина, внимательно посмотрев на немца, берет в руки тарелку и, зачерпнув немного супа, отправляет его в рот.
Шеф-повар: - Езчо!
Зина съедает ещё две ложки, после чего, выронив тарелку, падает на колени. Её тошнит.
Шеф-повар, удовлетворённо кивнув, обращается к немецким солдатам, указывая на Нину: - Dieses Mädchen ist ein Mörder. Erschieße sie sofort!
Солдаты хватают ничего не понимающую и испуганно озирающуюся Нину, волокут её к забору, ставят её на колени, и пока один из них держит её за плечи - второй, щёлкнув затвором винтовки, направляет её на Нину.
Нина: - Нет! Не надо! Мы не хотели! Шоколад! Лагерь! Мамо… - Не успевает договорить, раздаётся выстрел. Нина падает.
Шеф-повар Зине: - Ти можешь идти. На хаузе, домой. Там будешь умереть…
Зина ползком, кашляя, покидает двор столовой. Из дверей кухни вываливается двое давешних офицеров, делают несколько шагов по двору, один падает на колени, второй, глядя на труп Нины, изумлённо произносит «Мадхен?» и тоже падает.
Июль 1943 года. Лесная поляна, на поваленном стволе сосны сидят Фрося и Зина, перед ними стоит Николай Гаврилович, в новой форме с погонами капитана
Зина: - Дядя Коля, ну сколько можно - листовки, наблюдение за железной дорогой, песок в буксы вагонов, поджоги…. Мы можем больше!
Николай Гаврилович: - То есть ты считаешь, что торфозавод спалить - это мелочь? И что листовки расклеивать не надо? А ты знаешь, что такое для человека, впавшего в отчаяние - весточка от своих? Вспомни осень сорок первого! Когда немцы всюду хвастались, что вот-вот возьмут Москву, когда крутили хронику с тысячными колоннами наших пленных…. Вспомнила? Как вам было в вашей Оболи, весело? А как нам, в лесу? Когда, почитай, половина моих однополчан скурвилась и к немцам в услужение подалась - да и в вашей деревне полицаи вдруг объявились - из тех, кто ещё вчера на демонстрациях красным флагом бойчей всех махал? А? Каково?
Зина: - Помню. Жить не хотелось…
Николай Гаврилович: - То-то же… Ребята наши крепились, но я по глазам видел - на последнем пределе держатся… И сколько нас там собралось? Меньше сотни… Меньше сотни из тех, почитай, десяти тысяч, что немцы в лагерь под Должей согнали! И ведь сбежать попервоначалу труда особого не составляло… А - не побежали! Не верили, стало быть, что мы устоим…. Я тебе честно скажу, однажды, числа не помню, в конце сентября, кажись - и я так подумал… Когда в Глушу пробрался, хлеба Христа ради попросить - а на стадионе школьном немцы полицаев будущих школили. Шесть десятков! Повязки нацепили, все в новых сапогах юфтевых, винтовки наши…. И рады стараться немецким командам! Как увидел я всё это - в глазах потемнело…. Эти ж шесть десятков окрестных мужиков - вчера ещё были нашими, советскими людьми! Горше той минуты я уж и не упомню… В отряд вернулся с мешком хлеба да капусты с картошкой - а на душе так пакостно, что хоть не живи…
Зина: - Так ведь выжили!
Николай Гаврилович: - Потому и выжили, что на следующий день командир привёл в отряд хлопчика этого вашего, деревенского радиолюбителя - вместе с радио его и аккумуляторами. И принял он тогда, прямо при нас, первую сводку…. Мы стояли вокруг него, не дыша - пока он в наушниках в эфир вслушивался, верньеры свои крутил да чирикал что-то там у себя карандашом в блокнотике… Да и не сказать, чтоб сводка какая-то победная была - говорилось в ней об оставлении Полтавы - но не это было главным. Главным было - мы сражаемся, мы не сдались, Красная армия ведёт бои! Пусть не шибко успешные - немцы тогда везде трубили о взятии Киева и огромных наших потерях в людях и технике - но ведёт! И это значит, что мы, сотня беглых пленных в глухом лесу - не просто кучка отчаянных и не покорившихся окруженцев, а часть Красной армии! Мы тогда единогласно решили, что отныне будем партизанским отрядом имени Ворошилова… И на следующий день вышли на шоссе, залегли в засаду, и, дождавшись немецкую колонну из пяти грузовиков - расстреляли её вчистую. И не важно, что везли эти грузовики древесный уголь на станцию - важно было, что мы стали частью сражающейся с врагом Красной армии… А теперь нас почти двести штыков, мы часть Полоцко-Лепельской партизанской зоны, наш отряд на учёте в белорусском штабе партизанского движения, для нас доставляют грузы с Большой земли…
Фрося, кивая на погоны Николая Гавриловича: - И новую форму?
Николай Гаврилович: - И новую форму.
Фруза: - А почему погоны? Как у беляков…
Николай Гаврилович: - Как в прежней русской армии. С апреля все партизаны - военнослужащие Красной армии, с присвоением воинских званий. Мне вот капитана присвоили, а Григорию Павловичу - майора, как командиру отряда. Хоть ни он, ни я до войны никаких званий вообще не имели, Гриша только в гражданскую успел повоевать, а мне и того не довелось, я его на десять лет младше…А теперь вот мы с ним - офицеры, хоть и самим непривычно…
Фруза: - Офицеры… Слово-то какое старорежимное! То ли дело командиры!
Николай Гаврилович, усмехнувшись: - А мы командирами и остались. Да и не всегда офицер было синонимом контрреволюционера-золотопогонника, Суворов и Кутузов тоже были русскими офицерами, не говоря про декабристов… Ну да мы с Григорием Павловичем шибко на это внимания не обращаем, раз в армии такой порядок установлен - так тому и быть, на то и дисциплина, и субординация…
Зина: - А где он? Сам позвал, а сам опаздывает…
Николай Гаврилович, разводя руками: - То дело командирское….
На поляне появляется бывший председатель сельсовета, в плащ-палатке, в сопровождении двух партизан.
Фруза: - Григорий Павлович! Наконец-то! Битый час дожидаемся!
Командир отряда: - Прости, Фруза, как раз прибыл нарочный из Ушачей, из штаба зоны. Поэтому задержался…
Зина: - Григорий Павлович, это всё понятно, дело военное, просто нам до комендантского часа надо в Оболь успеть….
Командир отряда: - Успеете. У меня к вам разговор короткий, но важный. - Помолчав, продолжил: - В Оболи, в посёлке торфозавода, какой ваши пацаны три месяца назад сожгли, сейчас какие-то курсы для немецких офицеров организовали. Вы про это слышали?
Фруза: - Слышали, на станции даже объявление вчера вывесили немцы, что набирают персонал на кухню и в прочую обслугу. Обещают рабочую карточку и приварок….
Командир отряда: - И много желающих?
Фруза, пожав плечами: - Наши тётки вроде ходили наниматься, но их немцы забраковали - старые. А молодёжь не хочет, понимают, чем там пахнет…
Командир отряда: - Значит, места вакантные?
Фруза: - На кухню, подсобными рабочими, картошку чистить да посуду мыть, и поломойками - не шибко радостно. Да и немцам служить....
Командир отряда: - Ну вот и славно. Значит, пойдут туда вербоваться кто-то из вас, из «Юных мстителей».
Фруза, возмущённо: - Григорий Павлович!
Командир отряда: - Никаких Григориев Павловичей. Во-первых, «товарищ майор», во-вторых, приказы не обсуждаются, и в-третьих - дослушайте до конца, сороки….
Зина: - Мы слушаем.
Командир отряда: - Когда устроитесь - подберёте момент и высыпите в котёл с супом для этих офицеров яд.
На полянке повисла напряжённая тишина.
Фруза: - А дальше?
Командир отряда: - А дальше - тикать, и чем быстрей, тем лучше.
Зина: - Их там под сотню столуется, яду на всех хватит?
Командир отряда, кивнув: - Хватит. У нас тут бывший учитель химии из Шатилово вторым взводом командует, он, когда в лес собрался - все химикаты из школьной лаборатории прихватил… так вот, он обещает, что яд будет неразличим ни по вкусу, ни по запаху, а по воздействию - круче цианистого калия, про какой вы до войны в романах читали… Важно только влить его в котёл после того, как его с огня снимут, чтобы температура была ниже семидесяти градусов. Иначе не подействует, просто просру…. Ну¸в общем, прохватит немцев по желудочной части. Кто из вас готов?
Зина: - Я пойду!
Фруза: - Пойдём вдвоём, так больше вероятность, что кто-то на кухню попадёт, а не в поломойки…. И Нинку на всякий случай возьмем, если кого из нас немцы забракуют.
Николай Гаврилович: - Это верно, чтоб, значит, с гарантией…Ну вот, девчата, то самое большое дело, которое вы просили… Справитесь?
Фруза: - Справимся, дядя Ваня!
Зина: - Мы постараемся….
Николай Гаврилович: - Командир ещё не знает, а мне сегодня сообщили, что там за курсы, в посёлке торфозавода, и что за офицеры там учатся. Эти немцы - офицерские кадры для ягдкоманд. С партизанами воевать, то есть. Их натаскивают на нас - и нам важно их переиграть ещё до того, как они по своим частям разъедутся, облавы на нашего брата проводить. И ваша задача - не дать им выучится, чтобы вся их противопартизанская война прямо там, в торфозаводском бараке, и закончилась. Иначе много бед от них может быть…
Зина: - Григорий Павлович, я на всякий случай Галку к вам приведу, мало ли что…
Командир отряда, кивнув: - Приводи. Как устроитесь, недельку поработаете - так мы вас и ждём. Сестру свою приведёшь, лекарство для немцев получишь - и с Богом! Только не задерживайтесь там ни на секунду! Как только пузырёк в котёл опрокинете - под любым предлогом тикайте с кухни, и бегом в Летковское урочище, там, на опушке, вас будет Николай Гаврилович… ну, то есть капитан Гаврилов - ждать с хлопцами. От Оболи до тамошнего леса где-то версты полторы будет, за четверть часа должны успеть. Прохоров, химик, говорит, что яд через пятнадцать минут начинает действовать… И тебя, Фрося, это касается - ежели тебя, а не Зину, на кухню возьмут. Четверть часа, максимум!
Фруза, кивнув: - Мы понимаем.
Командир отряда: - Ну а раз понимаете - то шагом марш в Оболь! И завтра с утра - в комендатуру! Дескать, жрать нечего, оголодали, поизносились - хотим помочь великогерманскому Рейху! Ступайте, девчата, и храни вас Бог - хоть вы в него и не верите….
Картина седьмая
Август 1943 года. Та же лесная поляна, Зина с Галей и командир отряда
Зина: - Вот, товарищ майор, Григорий Павлович, привела сестрёнку - мало ли что…
Командир отряда: - Устроились, работаете?
Зина, вздохнув: - Устроились, работаем. Фрузу не взяли, вместо неё со мной Нинка Давыдова работает. Ну, вы её знаете, моя сестра двоюродная, они с Тонькой Лузгиной подружки. Она в овощном цеху, я на посудомойке. Немцы рабочие карточки выдали, хлеба по восемьсот, да приварок… Разрешили на станции, в ближнем пакгаузе, где вещи евреев полоцких свалены - себе что-то подобрать из одёжи и обуви. Да только….
Командир: - Брезгуешь?
Зина: - Не в этом дело. Бабка Зинчиха, что поломойкой там, на прошлой неделе копалась, внукам что-то выбрать - прибежала ни жива, ни мертва…. Костюмчики детские, блузки на девочек, юбочки - все в крови…. Убили деток этих немцы… Или полицаи, да это сейчас без разницы. Деток, Григорий Павлович! Маленьких деток! - И уткнувшись в плечо командира, заплакала.
Командир, гладя Зину по голове: - Не надо плакать, Зинуля. Мы воюем не с армией людей - с войском нелюдей. Какие и детей, и стариков, и беременных женщин - никого не жалеют. Нет у них жалости - и у нас к ним её не должно быть. - Помолчав, спросил: - Ну, вы готовы?
Зина: - Готовы, Григорий Павлович. Давайте ваше зелье… Только трудно будет к котлу подобраться, повар и его помощник - немцы, нас к мармиту не подпускают, боятся… Ну да ничего, мы что-нибудь придумаем.
Командир кивнул и, достав из полевой сумки чёрный пакет с порошком: - Держи. Химик наш гарантирует¸ что на двадцатилитровый котёл аккурат хватит. Не забудь только - как снимут его с огня, сразу не сыпь, надо супу остыть градусов до семидесяти. Иначе не сработает…. И сама запомни, и Нине передай. У неё шансов к котлу подобраться, чай, поболее будет.
Зина, кивнув: - Запомню и Нине в точности все предам.
Командир отряда: - Химик сказал, что действовать будет долго, у немцев поначалу будет несварение желудка, а уж летальный исход - у кого как, на часа два может растянутся процесс, глядишь, они и не сразу хватятся искать виноватых… Но вы на это не рассчитывайте. Пятнадцать минут!
Зина прячет пакет с порошком в куклу. И, присев перед сестрой, обращается к ней: - Галчонок, я тебя пока тут оставлю, с дядей Гришей. А завтра приду с бабушкой. - Повернувшись к командиру, спрашивает: - Галка с вами в лесу будет ночевать?
Командир отряда: - Сегодня да, а когда ты вернешься - мы вас в семейный лагерь определим, в Ушачи. В бывшей школе они сейчас квартируют, там и вода, и отопление, и уроки учителя ведут… И с покушать все хорошо. Пять коров! Молоко детишкам каждый день…
Зина, вздохнув: - Прям интернат, как в Полоцке. Как будто и войны нет….
Командир отряда: - А для чего мы нашу зону от немца защищаем? Почитай, три сотни вёрст одних траншей накопали… Немцу в нашу партизанскую республику хода нет! Но ежели чего - мы вас и на Большую землю вывезти сможем, три аэродрома, чай, работают…. Так что убережем вас!
Зина, вновь обернувшись к сестре: - Галочка, теперь тебе надо запомнить адрес наших родителей в Ленинграде. Мало ли что, на всякий случай. Готова?
Галя: - Говори.
Зина: - Балтийская, двадцать четыре. Город Ленинград. Запомнила?
Галя: - Балтийская, двадцать четыре. А зачем запоминать?
Зина: - Галочка, всё может случится, ты можешь потеряться, заблудится, попадёшь к незнакомым людям… Ты всегда должна помнить, где мы живём в Ленинграде - и если случится так, что никого из нас, ни меня, ни бабушки, ни дяди Сени, ни Кольки с Лёнькой, ни тёти Нюры - не будет рядом, ты напишешь письмо нашим маме и папе. По адресу: Ленинград, Балтийская, двадцать четыре. И они тебя заберут домой…. А пока иди с дядей Гришей, я завтра вечером с бабушкой к тебе приду.
Галя, кивнув: - Хорошо. Только Тимку с собой возьмите!
Командир отряда: - А кто это, Тимка?
Зина, улыбнувшись: - Котёнок её, дружок закадычный, приятели - не разлей вода…. Хорошо, Галочка, не забудем. Жди нас!
С этими словами Зина покидает поляну, командир отряда уводит Галю.
Картина восьмая
Двор офицерской столовой торфозавода в Оболи
Зина и Нина у входа в погреб перебирают молодую картошку, рассыпанную на мешках, сортируя её на крупную и мелкую.
Зина, вполголоса, не отрываясь от работы: - Нинка, уже три дня прошло!
Нина, оборачиваясь и глядя виновато: - Зин, ну не могу я!
Зина: - Что не можешь? Пока суп на мармите стоит - порошок в него всыпать? Я вчера видела, шеф в туалет отходил, потом руки мыл, а Ганс в это время жаркое ворочал - у тебя минуты три было!
Нина, потупясь: - Не в этом дело…
Зина: - А в чём?
Нина, волнуясь и сбиваясь: - Зин, понимаешь, нутром я сознаю, что это враги, что у нас с ними война, что их соплеменники такое на нашей земле творят, что страх…. А с другой стороны - сидят за столами молодые парни, хохочут, едят, физкультуру вон крутят… Обер-лейтенант, рыжий, из авиаполевой дивизии - вчера мне шоколадку подарил…. «Мадхен, мадхен, неттес русише мадхен» …Вроде как хвалит…. И толстый гауптман, веселый, всё бабке Зинчихе фото своих киндеров показывает….
Зина, строго: - Пожалела, стало быть….
Нина, виновато: - Пожалела…
Зина: - Ты сводки читаешь. Знаешь, что сейчас на юге творится… Что наши перешли в наступление, Орёл и Белгород освободили… Битва идёт - не на жизнь, а насмерть! И мы сейчас можем Красной армии помочь - да так, что комсостав целой дивизии немецкой вышибем! Пусть даже не дивизии, полка - всё равно это помощь неоценимая… А ты решила их пожалеть! За шоколадку!
Нина, опустив голову: - Зин, ну прости…. Я попробую сегодня!
Зина, махнув рукой: - Не надо. Я сама попробую, тебе надо будет помощника повара чем-то отвлечь. Жалельщица… Забыла ты про заложников, что немцы в Шумилино в июле расстреляли - двенадцать человек! Иван Трофимович, учитель географии - ты ж мне про него сама рассказывала! - за что они его? А те еврейские семьи, что эвакуироваться не успели - тебя сводить на их братскую могилу в усадьбе Гребницких? Бабы рассказывали - после того, как её засыпали, ещё два дня земля дышала…. А лагерь в Долже? Где военнопленные с голоду сотнями мёрли, и живые меж трупов спали, мёртвыми укрываясь - забыла? Нас ведь в декабре сорок первого гоняли туда трупы закапывать! Помнишь ты тех бедолаг? Когда ты труп одна подняла и понесла - одна! До того истощён он был…. Забыла….
Нина заплакала.
Зина: - Не реви! Немцы, не ровён час, выйдут - по шее тебе надают, что ты не картошку перебираешь. а слёзы льешь…
В это время во двор входит пожилой мужчина, в крестьянской одежде, на плече - мешок с картошкой.
Мужчина: - Куда, девки?
Зина: - Да вот сюда, дядь Коля, на мешки высыпайте. Ганс, помощник повара ругается, если с сырой земли мы бульбу перебираем….
В это время из калитки во двор входят двое немецких офицеров, о чём-то переговаривающихся вполголоса. Пожилой мужчина случайно задевает одного из них мешком. Немец, продолжая разговаривать со своим товарищем, не спеша достаёт из кобуры пистолет, взводит его, и, продолжая что-то говорить собеседнику - стреляет в пожилого мужчину. Тот падает, успев лишь заслонится рукой. Немец кладёт пистолет в кобуру и вместе со своим товарищем уходит в столовую - напоследок равнодушно посмотрев на труп убитого им пожилого мужчины.
Зина, звенящим от ненависти голосом: - ШОКОЛАДКА!?!? - И, помолчав, таким же голосом, но на полтона ниже: - Где пакет?
Нина, в ужасе глядя на тело убитого мужчины: - В мешке с сахаром…. У наружного края… Мешок за плитой, от входа справа….
Зина: - Скажи Гансу, чтоб сходил к помощнику коменданта, тело вынести с территории столовой. Как только он выйдет с кухни - махни мне в окошко.
Нина: - Хорошо, Зиночка…. Да как же это… Дядя Коля….
Зина: - На кухню!
Нина, всхлипывая, бежит в столовую.
Зина ждёт, пристально всматриваясь в окошко. Через минуту в нём появляется Нина, машет платком. Зина срывается и бежит на кухню.
Через минуту обе девочки возвращаются во двор и пытаются снова взяться за переборку картошки - но получается у них плохо, руки дрожат, клубни вываливаются из рук.
Нина: - Зиночка, что же будет?
Зина, холодно: - А вот сейчас и увидим…. Только бы сработало!
Нина: - Дядя Коля…. Он ведь ничего не сделал…. Просто мешком задел….
Зина: - Мы для них не люди - так, насекомые. Навроде комаров или тараканов…
Нина: - Надо тёте Даше сказать…. И что будет? Ой, Зин, что мы наделали!
Зина: - А вот сейчас и увидим….
После этих её слов из дверей столовой показывается немецкий офицер, держась за живот. Он что-то невнятно говорит, падает на колени, его тошнит, он заваливается набок, скребет руками землю - и затихает.
Зина: - Сработало! Нинка, ходу!
Девчонки вскакивают, собираясь бежать - но тут в калитку вваливается двое немецких солдат, которые, увидев во дворе два трупа, хватают девчат. Тут же из дверей столовой выскакивает помощник повара Ганс. Увидев труп офицера и схваченных девочек, он истошно орёт что-то нечленораздельное¸ указывая пальцем на Зину и Нину. Вслед за помощником на крыльце кухни появляется шеф-повар - толстый немец в белой куртке и белом поварском колпаке.
Шеф-повар, обращаясь к Гансу: - Zwei Schüsseln Suppe, schnell!
Ганс, вытягиваясь: - Jawol, Herr Oberfeldfebel! - и исчезает в проёме кухонной двери. Через несколько секунд он вновь появляется, неся в руках две тарелки супа.
Шеф-повар, обращаясь к девочкам: - Кушать, бистро!
Нина, в ужасе глядя на тарелку: - Н-н-нет! Нет! Не буду!
Шеф-повар, удовлетворённо кивнув, обращается к Зине: - Ти, кушать, бистро!
Зина, внимательно посмотрев на немца, берет в руки тарелку и, зачерпнув немного супа, отправляет его в рот.
Шеф-повар: - Езчо!
Зина съедает ещё две ложки, после чего, выронив тарелку, падает на колени. Её тошнит.
Шеф-повар, удовлетворённо кивнув, обращается к немецким солдатам, указывая на Нину: - Dieses Mädchen ist ein Mörder. Erschieße sie sofort!
Солдаты хватают ничего не понимающую и испуганно озирающуюся Нину, волокут её к забору, ставят её на колени, и пока один из них держит её за плечи - второй, щёлкнув затвором винтовки, направляет её на Нину.
Нина: - Нет! Не надо! Мы не хотели! Шоколад! Лагерь! Мамо… - Не успевает договорить, раздаётся выстрел. Нина падает.
Шеф-повар Зине: - Ти можешь идти. На хаузе, домой. Там будешь умереть…
Зина ползком, кашляя, покидает двор столовой. Из дверей кухни вываливается двое давешних офицеров, делают несколько шагов по двору, один падает на колени, второй, глядя на труп Нины, изумлённо произносит «Мадхен?» и тоже падает.