Рёв моторов, фольклор и метафоры
10 августа 2014
Неделю спустя мы всё ещё с удовольствием вспоминаем нашу поездку в Вологду в прошлые выходные, память о которой еще с нами во время последних викендов в России. Я пробуду здесь еще одну неделю в связи с некоторыми сложностями с персоналом.
Но даже если мы и не «отправились в путь» за пределы Санкт-Петербурга в эти выходные, мы присоединились к празднованию ежегодного городского фестиваля «Дни Harley-Davidson», который собирает владельцев легендарных мотоциклов с их отличительным рёвом со всей России и некоторых близлежащих стран, в том числе и таких неблизких, как Франция и Великобритания. В этом году на параде было около 1800 мотоциклов, вдвое больше, чем в прошлом. Владельцы «Харлеев» образуют собственную субкультуру, или даже культ, который распространился по всему миру, несмотря на то, что это совершенно американский бренд. Всё дело в свободе - движения, выбора, но также и чувства принадлежности. Я недавно прочитал, что логотип «Harley-Davidson» - наиболее часто используемый мотив для татуировок в Соединенных Штатах, учитывая его отсылку к свободе и восстанию против обыденности. Может, поэтому он привлекателен и для старых, и для молодых.
Если «Harley-Davidson» передает свободу в современной Америке, то музей Николая Рериха, который мы посетили в воскресенье в 90 км к югу от города (в Нью-Йорке также есть его музей) в Изваре, демонстрирует попытку этого уникального художника соединить «идентичность» России с её древним фольклором. Если бы он был в основном потоке многих исторических художников и архитекторов конца девятнадцатого века, включая тех, что были в Финляндии, куда он эмигрировал после революции большевиков, Рерих считал, что такие связи тем более необходимы, т.к. Российская империя переживала свою собственную индустриальную революцию. Его этюды церквей и крепостей со всей России были также важны для поднятия понимания о необходимости сохранения исторических ценностей, в то время как его декорации для «Русских балетов» Дягилева позволили его известности и влиянию распространиться далеко за пределы России в Соединенные Штаты. Наш «день в деревне» с директором музея был просто идиллическим.
На прошлой неделе мы определили победителей нашего конкурса перевода стихов, для которого мы использовали четыре стихотворения из моего сборника In St. Petersburg in Black and White: «Aurora», «Then and Now», «Arctic Blast» и «A Day in Fall». Сорок участников мы поделили на две группы - взрослую и молодёжную, с двумя профессиональными переводчиками, профессором американской литературы из Санкт-Петербургского государственного университета и меня в качестве судей. «Aurora» оказалась наиболее популярным стихотворением, особенно среди молодёжной группы. Я отбирал те переводы, которые наиболее передавали настроение, стиль и суть стихотворения, и был рад, что эксперты в основном пришли к тем же выводам, что и я. Мы разошлись немного в том, что я предпочитал исключать стихотворения со строфами из четырёх строк и рифмами в конце строки, т.к. в моих использованы три строчки, которые перетекают без остановки и разбрасывают рифму внутри, что сделано именно для того, чтобы избежать предсказуемости.
В любом случае, для русской версии блога на этой неделе, мы публикуем русский перевод «Аврора (Aurora)» пятнадцатилетней Ксении Лукошиной, занявшей первое место в молодёжной группе, и «Ветер из Арктики (Arctic Blast)» Евгении Зиминой, занявшей первое место во взрослой группе. Обе победительницы получат электронную книгу Kindle; призёры второго и третьего места получат mp3 плееры. Поздравляю обеих с восхитительной работой!
Аврора
Поздним утром, когда первые
проблески солнца скользнут
по еще черной воде
и рассеются в темноту,
они застынут, пылая,
на золотых куполах
Петропавловской крепости,
медленно поползут к земле
и снова вспыхнут, отражаясь
в прямоугольных окнах,
смотрящих на Неву и на
клочки облаков, чей полет
создает пейзаж, неизменный
на протяжении веков
вопреки вмешательствам людей.
Пушки Авроры молчат.
Она стоит на причале
и стремительный поток
дневного света
ей больше не командир.
Ветер из Арктики
Под серебром луны
Разбился вечер
Хрустальными осколками.
Пар от воды
Плывёт туманом
Серым под мостами,
Над трещинами
В панцире реки.
И дышат тяжело машины-
Белеет каждый выхлоп
Словно выдох, как
У людей, чьи темные фигуры-
Шарф, шуба, шапка-
Скрыты ото взора
Суровой северной зимы.
Их каждый выдох ясно
Виден - он стынет
Под сырым холодным ветром
Motor Roars, Folklore, and Metaphors
August 10, 2014
A week later we are still savoring our trip last weekend to Vologda, the memory of which is still with us as we spend our last weekends in Russia. I am getting an extra week here as a result of some staffing complications.
But even if we were not “on the road” outside St. Petersburg this weekend, we joined the celebration of the city’s annual “Harley Days” festival, which brings together owners of the legendary motorcycle with its distinctive roar from all over Russia and some surrounding countries, including as far as France and the UK. This year there were about 1800 motorcycles in the parade, twice as many as last year. Harley owners constitute a sub-culture unto themselves, or even a cult, that reaches around the world even though the brand is quintessentially American. It’s all about freedom - of movement, of choice, but also of belonging. I read recently that the Harley-Davidson logo is the most frequently-used motif for tattoos in the United States, given its connotations of freedom and rebellion against conventionality. Maybe that is why it appeals to old and young alike.
If Harley-Davidson conveys freedom in modern America, then the Nicholas Roerich museum we visited Sunday about 90 km to the south of the city (there is also a museum in New York City), in Izvara, shows this unique artist’s attempt to connect Russia’s “identity” to its ancient folklore. If he was in the mainstream of many of the historicist painters and architects of the late nineteenth century, including in Finland where he emigrated following the Bolshevik Revolution, Roerich believed such connections were all the more necessary as the Russian empire was undergoing its own industrial revolution. His studies of churches and fortresses across Russia were also essential for raising consciousness about the need for historical preservation, while his stage designs for the Diaghelev’s Ballets Russes ensured that his fame and influence spread far beyond Russia to the United States. Our “day in the country” with the director of the museum was simply idyllic.
This past week we determined the winners of the poetry translation contest we held, using four poems from my collection, In St. Petersburg in Black and White: “Aurora,” “Then and Now,” “Arctic Blast,” and “A Day in Fall.” The forty contestants were divided into two groups of youngsters and adults, with two professional translators, a professor of American Literature from St. Petersburg State University, and myself as the judges. “Aurora” proved to be the most popular poem, especially for the younger group. I favored those translations which best captured the mood, style, and essential point of the poem, and was pleased to see that the experts reached generally the same conclusions as I. We differed a little in that I tended to exclude poems written in stanzas of four lines and rhymes at the end of the line, since my use of three lines that meander along without stopping and scatter the rhyme internally aims precisely to avoid that predictability.
In any event, for the Russian page of this week’s blog we will be posting the Russian translation of “Aurora” by Ksenia Lukoshina, fifteen years old, who was the first-place winner of the youth group, as well as “Arctic Blast” by Evgenia Zimina, who was the first-place winner in the adult group. The two first-prize winners will receive a Kindle e-book; the second- and third-place winners will receive mp3 players. Congratulations to both for terrific work!
Aurora
In the late morning as the first
glimmering beams of light angle
low across the blackened waters
into the darkness of northern night
they set aglow the gilded domes
of churches and high needled spire
of the fabled Peter and Paul fortress
before extending slowly earthward
to gleam anew from the rectangular
mirrors of rows of windows facing
teemed the Neva River, spaced above
them low-blowing shreds of cloud
whose flight frames a stage that has
barely changed over the centuries
despite the tow of human passions.
The Aurora’s guns are silenced now
at its berth in the channel, its gray
hulk no longer commanding under
the stream of daylight’s expansion.
Arctic Blast
Under a sliver of moon
on a crystalline but
fractured, frigid evening
the ice-broken cracks in
the frozen surface of river,
as exhaust fumes sputter
from hooded and hidden
faces in layers wrapped to
protect against the winter,
each breath visible and finite
now as its moisture is caked
into particles before it crackles
and blows in snowflakes
under the twilight.