диван в крапиве
В самом начале мая 2009го коренной житель Рыбинска долго ковыряясь в замке, отпер, наконец, дверь гаража, покрашенную в цвет октября - алый.
В полумраке пыли и хлама, из-под мешков оттенка земли, уныло проглядывал транец грязно-белой лодки.
- Сорок - тяжело сказал житель.
- Тридцать пять! - бодро перерезал папа.
- Сорок - глухо, как удар волны о молл, повторил продавец.
- Сорок! - вставил я - И мачту давай!
Рыбинский моряк уставился на меня, повёл бровями. Было видно, как открываются его полупроводники отделов долгой памяти.
- Есть мачта, идёт!
Рядом в газели скучал всегда радостный Аслан. Славный малый, до краёв полный оптимизма и улыбок.
- Вах, невеста! - искренне ликовал он, пока мы выгружали лодку со стеллажа на землю перед гаражом.
- Мачта! - наш продавец указал куда-то под потолок.
О заляпанный синей краской корпус лодки хлопнулись те самые два мешка земли :
- В подарок! - беззубо улыбнулся капитан.
- Паруса... - медленно произнёс я.
- Паруса - без эмоций повторил суровый житель родины снегохода Буран. И на миг, словно Акула Додсон, он преобразился : внутренний свет моря коснулся его, уже много лет, сухопутной души.
Глаза наполнило бирюзовой волной, соль и свежий бакштаг наш новый знакомый держал сейчас в руках. Ванты гудели, шкотовый кидал быстрый взгляд на колдуны и пел вместе с ветром :
- Потрави! Чуть приведись! Придержи!
Сколько раз, потом, лет пять спустя, когда моя красавица сияла силой обводов цвета желтка, я видел этот взгляд у бородатых яхтсменов нашего клуба. Кого-то просто привлекла красивая лодка, кто-то был нашим другом и подходил поболтать, погладить борт, вспомнить юность...
- Обдерем! - всегда конструктивный папа начал снимать со стопора фаловый угол грота.
- А? - отозвался рулевой и почувствовал потерю тяги на шкотах.
- Лодку обдерем о борт! - папа - инженер, гордость кафедры двигателестроения МАИ, конечно же, совсем не заметил блеска души нашего рыбинского морского волка. Папа торопился, он так давно мечтал. Приближалась его очередь блестеть.
Найденный за гаражами персиковый диван решил проблему ободранности. Диван разобрали и лодку обложили подушками.
Рассчитавшись и привязавшись мы легли на обратный курс.
Вот так просто, в начале мая 2009го, из пыльного забвения советского гаража, родилась моя невеста. Ей было суждено сгинуть вместе с историей страны, которой она принадлежала. Случай и утро за чаем обернули всё иначе.
За неделю до, я листал журнал "Катера и Яхты". Попалась пара статей о швертботах и гонках.
Одно зацепилось за другое, проект Арджи 15 как-то померк на фоне олимпийских классов и мы переглянулись.
Съездили в ярославские яхт - клубы, прозвонили почву и, вот :
лодка лежит на диване в крапиве.
Пока выгружали и носили один из парусов развернулся и под фаловой дощечкой показался номер : 420.
Теперь предстояло понять, что со всем этим делать.
Парус и вода мне были безразличны. Воздух и горы! Я полетывал на параплане, катался на горных лыжах. Строил веревочные парки и ходил в походы. Парус мне казался делом пенсии : сидя с трубкой на табуретке рассказывать внукам истории о ревущих сороковых.
Парус был папиной мечтой. Он всегда хотел лодку. Он всегда хотел к морю.
Я же мрачно смотрел на кучу хлама в крапиве и совсем не верил в успех операции. Вдобавок, мы не знали с чего начать : лодку, швертбот класса 420, необходимо было не только отмыть и заново покрасить. Такелаж и дельные вещи, проще говоря механизмы управления ветром и лодкой : как и где сделать проводки фалов, площадки блоков, стопоров...
В первом сезоне владения " двадцаткой" информации у нас было крайне мало. Спросить и посмотреть было особо не где.
Матерые яхтсмены, поправляли капитанку и поднимая палец в небо говорили басом : "делайте по правилам класса! "
Затем показывали якорь на плече и исчезли в трюмах своих микрух.
"Правила класса", тысяча чертей! Да гдеж их было взять!?
- Хватит болтатся! - восклицали бабухи - Займись делом! Кто будет думать о будущем?
С точки зрения современных ценностей я вёл себя совершенно неподабающе. Вся родня и знакомые сидели по банкам в тёплых авто, инвестируя в квадратные метры. Лучшие жены Ярославля были пристроены за могучими плечами сейфовых замков. Предполагалось, что моё будущее уже решено и после будней высшей школы рука семейного очага вела меня в мягкое кресло индекса насдак. Но Юра встал на путь морального разложения и купил горные лыжи. Именно с лыж начался путь вникуда, который привёл меня сейчас в Ярославский Яхт - Клуб и навсегда изменил расстановку приоритетов.
Лодку заботливо укутали полиэтиленом, погладили борта и обещали вернуться завтра. Завтра пошёл дождь и шёл с перерывами почти две недели. Я уехал на работу, над Волгой висели низкие мокрые куски ваты облаков. Приближалась навигация маломерок и перспектива пролежать в крапиве всё лето была не за горами.
Папа мрачно ходил вдоль проекта Арджи 15, уютно стоящего вдоль кафельной стены у него на работе. Май подходил к концу. Ветер дул с суши и запах соли сменился запахами ежедневности.
День города Ярославля отмечается в последние выходные мая. И традиционно все Яхт - Клубы города устраивают показательные соревнования в районе Стрелки. Мы стояли и смотрели на паруса, на флаги участников с берега.
- Давай попробуем? - папа был сдержанно - грустным. Три недели, что я работал и болтался без дела, он, согласно поставленному ТЗ, решал вопрос с матчастью лодки. Мало по малу информация стала просачиваться к нам в руки.
- Давай попробуем - вяло, очень вяло я тогда согласился. Впереди было лето полное приключений, здесь же маячила перспектива оседло - строительного образа жизни.
Следующие два месяца мы : мыли, терли, стирали, растворяли, шлифовали, полировали, сверлили, отрезали, обжимали, фрезеровали, резали лазером, вязали узлы, красили, клеили, клеили, красили, красили, полировали, смотрели видео соревнований 420х швертботов, силясь понять, как там устроен такелаж, собирали любую информацию и учились, учились, учились.
Я словно запнулся о машину времени и оказался снова на третьем курсе академии в поисках тайн деталей телят.
Работа звонила и была недовольна, группы уходили в походы не вписывая меня в раскладку. Но я ничего не мог поделать. В моих руках была кисть ввиде шлифмашины и я рисовал свою Невесту.
Оркестра с шампанским не случилось. Просто отпихнув лодку от слипа веслом я загребал подальше от берега. Когда начинаешь новое дело, очень часто стоишь на перекрёстке неуверенности : хочется рассчитать, знать заранее все неизвестные в уравнении. Потом это проходит. Втягиваешься в процесс, решаешь поступающие задачи. Приходит спокойствие и уверенность в действиях. Перестаешь суетиться и делать ошибки. Становишься мастером. Движения мастера всегда точны, всегда вовремя и всегда не торопливы. Да, моя "двадцатка" многому меня научила за все годы, что мы прошли с ней вместе. Мужики - яхтсмены до самого последнего дня не верили, что лодка вновь увидит солнечный свет. Многие походили к нам, пока шла работа. Вздыхали, снимали капитанки, поправляли якорь на плече. Так и уходили, глядя в даль приключений за трубами шинного завода.
Повод для вздохов был и не один. Два десятка лодок было погребено по кустам яхт - клуба. В пяти метрах от нашей стройки навеки покоился "Торнадо" - красавец катамаран, машина скорости с мачтой в двенадцать метров. Его хозяин, добрый дядька, так и не смог. Некая сила толкала людей увести жизнь в сторону от режима работа - дом, но...
- Сколько светлых идей заживо погребено - пел из радио Шахрин, звеня ладами под треск генератора : бывали дни, когда нам отключали электричество и работы инструментом приходилось продолжать, запитываясь через генератор.
Сейчас всё это было позади. На Волге стояла предгрозовая духота и полный штиль. Лодку спустили на воду одиннадцатого августа, спустя два месяца почти ежедневных работ. Паруса безжизненно висели. Нас сносило течением вниз, к Стрелке, к островам. На берегу какой-то коллектив отдыхающих пел под гитару :
- Есть же где нибудь дорога, от любви к любви!
Через час мы причалили на Верхнем Острове, с помощью весла. Волга была ровная, как стекло.
- Ну и тоска - подумал я тогда. Поставив на карту всё : от интересной работы до карельских путешествий, я не мог поверить, яхтинг оказался тем самым, что я гнал прочь. Яхтинг оказался капитанкой и якорем в трюме.
Но это была лишь пауза. Театральная пауза.