Принц без белого коня
Написав на днях о малайских рассказах Моэма, я вдруг вспомнила о собственном первом знакомстве с Малайзией. Знакомство это было заочным и, если не считать тех самых малайских рассказов Моэма, о Малайзии я тогда не знала ровным счетом ничего. Дело было 12 лет назад, задолго до того времени, как Малайзия замаячила на горизонте в качестве будущего дома.
В 1997 году, во время летних каникул перед выпускным годом в школе я нашла работу на лето при Олимпийском комитете. Помимо прочих мероприятий в Ташкенте проводился тогда сбор всех Олимпийских комитетов Азии и решался вопрос, в какой стране будут проводит Азиатские Игры 2006. Требовались переводчики.
Мне постоянно доставались какие-то незавидные подопечные. Вначале был министр спорта Индии. Фигура высокопоставленная, и на встречу с ним приезжал узбекский министр спорта. Засада была в том, что похожему на йога индийс
кому министру было под восемьдесят и он имел в наличии не более четырех зубов, что наряду с совершенно незнакомым тогда для меня акцентом, невероятно осложняло мне процесс перевода. Не забыть упомянуть окладистую бороду, простиравшуюся от самой чалмы до пояса. Отчасти спасало лишь то, что говорил министр мало. Все больше глубокомысленно слушал и кивал, сложив ладони перед собой домиком. Наибольшим испытанием стал торжественный банкет в один из вечеров, когда узбекский министр пригласил индийского за главный стол у самый сцены. На сцене в двух метрах от меня заливался в чапане специально приглашенный Фаррух Закиров с Яллой. А я сидела у гигантской колонки и пыталась разобрать под «Учкудук, три колодца», о чем там вещает вполголоса мой йог.
Был еще товарищ из Пакистана, которому тоже не повезло с зубами, но, который в отличие от индийского коллеги, был чрезвычайно говорлив и конфликтен. Речь его летела как пулеметная очередь, руки двигались со скоростью света и остальные переводчики его просто боялись. Я переводила его интервью на одном из местных телеканалов.
Был представитель из Катара в развивающемся белом одеянии до пола, который держался холодно и неприступно. Журналисты осаждали его, следу
я за ним с диктофонами. Наконец, катарец соблаговолил согласиться на интервью и небрежно бросил на хорошем английском, чтобы нашли переводчика. Я, разинув рот, наблюдала за происходящим, стоя неподалеку, и стала жертвой журналистов, которые вмиг протолкнули меня сквозь толпу и усадили на диван рядом с арабом. На нас тут же наставили с десяток диктофонов. Тут вдруг катарец смерил меня взглядом и заявил, что будет разговаривать только с арабоговорящим переводчиком. Забегая вперед скажу, что Азиатские Игры 2006 в конце концов провели именно в Катаре.
Ну да о чем это я? Обещала же рассказать о первом знакомстве с Малайзией. Итак, вернемся к нашим баранам.
И вот однажды на утреннем распределении заданий мне сказали, что следующие несколько дней я буду переводить для принца из Малайзии, который по совместительству еще и председатель малайзийского Олимпийского комитета. "Настоящего принца?" - изумилась я, выдав свой рабоче-крестьянский бэкграунд. "Настоящего, - подтвердил начальник переводчиков, - со свитой". Мне представился принц-филантроп, который в свободное от охоты на малайзийскую дичь время занимается развитием спорта в стране.
Для начала принца со свитой предстояло ночью встретить в аэропорту. Принц летел из Куала-Лумпура и само это название переливалось всеми экзотичнымми красками, которые я только могла себе представить. Мне вручили выдранный из блокнота листочек с именем принца. Имя состояло из девяти слов, начиналось словом "тунку" и звучало примерно так: Тунку Мухамад Абдул Азиз Шах бин Тунку Мухаммад Абдулла. "Это что, мне вот так к нему и обращаться?" - ужаснулась я. Мне сказали, что принца кратко кличут его высочеством.
Только через несколько лет я узнала, что в Малайзии 13 штатов, и в каждом штате свой султан. Султаны штатов по очереди становятся султанами страны на пятилетний срок, чтоб никому не было обидно. Все дети, братья и сестры всех этих султанов считаются принцами и принцессами, а все многочисленные
родственники разнообразной дальности добавляют перед именем титул "тунку", что означает особу королевской крови. Сказать, что в Малайзии каждый третий - особа королевской крови, конечно, будет преувеличением, но общее положено дел, я думаю, понятно... Но это все я узнала много позже. (На фото слева - ворота дворца султана в Куала-Лумпуре)
Вернемся теперь в 1997 год. Я не знаю, как воспринимали принцев другие типичные советские школьники, но в моем воображении малайзийский принц представил собой собирательный образ королевича Елисея в поисках мертвой царевны и принца Али из "Возвращения в Эдем". И непременно на белом коне. Под словом свита крылось что-то восточно-таинственное с павлинами, веерами из страусиных перьев и пестрыми попугаями.
Под принца выдали черный мерседес, небывалая по тем временам в Ташкенте роскошь, который должен был заехать за мной около полуночи. Я думала о том, как туда влезем мы с принцем и свита. Водитель дядя Коля сказал, что в аэропорт подгонят еще несколько машин.
Поскольку ночь предстояла бессонная, я решила выспаться вечером. Помню, что уснула в гостиной на диване и мне снилось, как мы с водителем загоняем белого принцевого коня в кузов большого белого грузовика, а в кузове уже сидит высокий стройный принц Тунку из Малайзии, где много-много диких абизьян, знойно улыбается из-под чалмы белоснежной улыбкой и сверкает бриллиантовыми кольцами на тонких аристократических пальцах.
В полночь к нашей хрущевской коробке на Чиланзаре (район Чиланзар - на фото справа) плавно подкатил черный мерседес с тонированными стеклами. Тут надо сказать, что все чуть не было испорчено. Мама моя, женщина строгая, узнав, что ее пятнадцатилетний ребенок собрался ночью ехать на мерседесе в аэропорт за принцем, сказала, что без нее я никуда не поеду. После яростных препирательств и торга сошлись на компромиссе, что мама спустится со мной к машине и переговорит с водителем. В слово "переговорит" включалось примерно вот что. Жестом Дона Корлеоне мама указала дяде Коле опустить стекло, записала его имя и номер паспорта, а затем, наставив на него указательный палец, бескомпромиссно выдала ему ряд ЦУ о том, как меня следует охранять и как обо мне заботиться. Я не провалилась тогда сквозь землю только потому, что меня переполняло предвкушение и любопытство от предстоящей встречи.
Не буду терзать читателей дальнейшими спекуляциями на тему принца и перейду сразу к моменту встречи. Около двух ночи из зала ВИП-прилета вышел принц, маленький квадратный человечек с радушной улыбкой, в вельветовом пиджаке, джинсах и мягких замшевых туфлях. Без коня. На толстенькой руке, сжимавшей пластиковый стаканчик с кофе сверкал один-единственный рубиновый перстень. Свита из троих малайцев самостоятельно катила за собой чемоданы на длинных ручках, жизнерадостно осматривала аэропорт и постоянно чему-то заливисто хихикала. Назвать принца его высочеством у меня язык не повернулся. Что сегодня вспоминается с облегчением, так как особ королевской крови так в Малайзии никто не называет. Ограничиваются кратеньким "тунку".
Следующие несколько дней я и "свита" были неразлучны. Принц же после этого как сквозь землю провалился. Форма малайзиского Ол
импийского комитета тогда включала в себя ярко-желтые пиджачки, в которых три маленьких малайца смотрелись как канарейки. Большую часть времени мы проводили в дороге в машинах, где я сидела впереди, а три канарейки ютились сзади. Самым ярким впечатлением от малайцев осталось то, что они ни на секунду не умолкали, а постоянно что-то щебетали на каком-то невообразимом языке и каждые несколько минут заходились добродушным смехом. Уезжая, канарейки оставили свом адреса, телефоны и звали в гости в Малайзию...
Сказали бы мне тогда, что через 5 лет я буду жить в Малайзии и даже говорить на канарейковом языке! Кто бы в это поверил? На фото слева - мой первый год в Малайзии (2002).