Воспоминания Шпагина и Моисеева о встречах с В.И. Лениным
В честь 150-летнего юбилея Ильича (заложившего коронавирус под голосование о путинской конституции).
О встрече Ленина с депутатами-большевиками ІІ Государственной Думы и о Брестском мире.
МОЯ ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ВЛАДИМИРОМ ИЛЬИЧЁМ ЛЕНИНЫМ
Это было в 1907 г., когда царское правительство, оправившись от нанесённого ему удара революцией 1905 г., встало на путь жесточайшей реакции, а поэтому, хотя оно и созвало вторую Государственную Думу, однако, с первых же дней её существования упорно стал носиться слух о том, что дни этой думы сочтены.
Слухи о роспуске думы охотнее всего поддерживали кадеты - представители торгово-промышленной буржуазии и мелкого чиновничества, отсюда был выброшен и лозунг "беречь думу".
Это настроение - беречь думу - передалось и нашей думской фракции РСДРП, состоявшей в большинстве из меньшевиков, а именно, из 54 человек нас, большевиков, было только 18 человек, а поэтому, хотя наша думская фракция и выступила с своей декларацией на выступление министра внутренних дел Столыпина, но декларация была составлена в меньшевистском духе, которую вскоре после этого Лондонский с"езд нашей партии подверг жесточайшей критике, и тем открытие ІІ-й думы состоялось 20 февраля, а через несколько дней нам предстояло выслушать выступление с думской трибуны царского министра финансов Коковцева с государственным бюджетом. Царю нужны были деньги на ликвидацию революции, на укрепление военно-полевой полиции, на постройку новых тюрем для народа, боровшегося против царя и помещиков. Каторга, Зерентуй, Нерчинск и другие централки были до отказа набиты борцами революции.
Памятуя всё это, мы стали готовиться к отпору, т.е. к выступлению на думской трибуне с целью разоблачения кровавой политики царского правительства, призывая страну не давать ни единого гроша на продолжение этой политики. С этой целью, [5] насколько мне память не изменяет, мы в количестве шести человек из фракции большевиков решили поехать на совещание к Владимиру Ильичу Ленину. Кроме нашего руководителя, никто из нас не знал до этого, где жил Владимир Ильич, да и знать заранее об этом не добивались.
Собравшись на Финляндском вокзале и взяв билет до станции Куокаллы, мы сели в поезд и поехали, не подавая вида, что один другого знаем. По прибытии в Куокаллу направились в одну из ближайших дач, в то время все мы до последнего рядового рабочего уже довольно много наслышались о Владимире Ильиче, как человеке, который по нашему мнению должен был стать рулевым и сыграть величайшую роль в истории революционного движения российского пролетариата. А поэтому и неудивительно, что по мере приближения к его даче, мы испытывали чувства некой робости и вместе с тем величайшей жажды видеть его и лично выслушать от него хотя бы несколько слов.
Вот наконец и дача Ильича. Стучим в дверь, последняя отворяется, и перед нами стала женщина, о которой я тут же узнал, что это была Н. Крупская. Комната, в которую мы вошли, представляла из себя нечто вроде столовой, но стол, как принято видеть в таких комнатах, был не на средине комнаты, а у стены, близко к одному из углов. За столом сидел человек, голова и усы его были чисто выбриты. Увидя нас, он быстро встал с своего стула и, сделав широкую улыбку на лице, громко протянул: "А-а, честь имею встречать неприкосновенных граждан российского государства".
В ответ на шутливо брошенную иронию мы, переглянувшись между собой, рассмеялись и, не зная ещё, с кем имеем дело, сразу стали держаться с ним довольно свободно. "Ну, садитесь", - сказал он нам, - "и рассказывайте, что делается в нашем российском парламенте", - продолжал он с той же шутливой иронией. [6]
Судя по манере выражаться, я понял, что этот человек, очевидно, был предупреждён о нашем приезде к нему, и второе, самое главное, мелькнувшее в моей голове - это мысль о том, уж не сам ли это Ленин стоит перед нами. Когда я убедился, что кроме этого человека и Н.К. Крупской никого в квартире нет, то я понял, что это и был тот самый Ленин, к которому нас влекла неотразимая сила. Каждый из нас, подходя к Ильичу, крепко жал ему руку, произнося свою фамилию. Затем, рассевшись у стола, мы приступили к заслушанию доклада бывшего лидера нашей фракции большевиков в Государственной думе - Алексянского, который потом в годы реакции образовал свою группу отзовистов-ультиматистов, а в 1917 г. совсем смотался в агитпроп генерала Деникина.
Во время доклада Алексинского о внутри думских делах, в частности о желании меньшевиков установить с кадетами известный "деловой" контакт в работе. Владимир Ильич, будучи в возбуждённом состоянии, записывая себе в блок-нот и часто порывисто вставая с своего стула, ходил взад и вперёд по комнате. И когда Алексинский кончил свой доклад, то Владимир Ильич, немного успокоившись, стал излагать нам сущность меньшевистской политики, клеймя ей как политику предательства интересов революции.
- Ну, ты сам подумай, - обратился он к Алексинскому, - зачем нам вступать в сделки с этим жульём, с кадетами и сеять в головах пролетариата иллюзии насчёт того, что мы с помощью кадетов можем что-либо добыть в этой бесправной думе, не опирающейся на реальные силы страны. Это во-первых, но самое главное это то, что мы не должны иметь дело с кадетами как с врагами пролетариата. Мы видим сами и всем должны указать на то, что в их рядах - на одних скамьях с нами сидят такие погромщики, [7] как например, польское коло-правое крыло кадетов, которые в свою очередь тесно связано с октябристами, а те с союзом русского народа и т.д.
Автор этих строк сидел и поражался, думая про себя, откуда у него, т.е. у Ильича такая уйма сведений о самых, казалось, таких сокровенных сторонах той или иной политической партии, одним словом, давалась точная анатомия. Остальные товарищи тоже, очевидно, думали, подавлены такой массой сведений, сидели и, затаив дыхание, с жадностью ловили каждое слово своего вождя. Покончив с тактикой, Ильич приступил к инструктированию Алексинского к выступлению в думе по царскому госбюджету.
Потому-то и замечательная была речь Алексинского в думе по этому вопросу, что она в основных своих чертах была заранее составлена Владимиром Ильичём. Это было отмечено не только нашими друзьями, но и буржуазная пресса признала её неотразимой. Российские палачи СТОЛЫПИН, ЩЕГЛОВИТОВ и КОКОВЦОВ, ограбившие и без того ограбленную страну, были в этот день не в себе, ибо в этой речи политика самодержавия была обнажена во всей своей отвратительности.
Проинструктировав Алексинского, Ильич занялся с нами по очереди, как бы прощупывая то одного, то другого стал расспрашивать, кто от какой губернии прошёл, и какое настроение избирателей, пославших нас в думу. Очередь дошла до автора этих строк. Отвечая Ильичу на целый ряд вопросов, я, как не стыдно было, но всё же сознался ему в том, что по аграрному вопросу у меня была порядочная путаница и что я не совсем ясно понимал национализацию земли. На это Ильич слегка улыбнулся и сказал мне, что аграрный вопрос является вопросом очень сложным, а поэтому и неудивительно, что ты его не уяснил, вот если будем почаще видеться, то вероятно общими усилиями постараемся этот вопрос выяснить, а пока попробуй сам продумать его, [8] надеюсь, добавил он, что к моменту разрешения его на практике ты великолепно будешь понимать, что кроме национализации никакая теория не применима.
Через 2½ месяца ІІ-я государственная дума царём была разогнана, социал-демократическую фракцию арестовали и предали суду. Суд в угоду Николаю кровавому приговорил думцев к 10-ти годам каторжных работ, и лишь девяти депутатам, в том числе и автору этих строк, удалось скрыться от суда.
Прошли долгие годы, полные тяжёлых испытаний и кровавой борьбы с царским правительством и буржуазией, пролетариат наконец взял власть в свои руки и под испытанным руководством своего великого вождя-основоположника и организатора коммунистической партии приступил к построению социалистического общества. И теперь в день десятилетия кончины нашего дорогого Владимира Ильича мы ещё раз клянёмся продолжать его дело до конца, об"явив беспощадную войну правому уклону как главной опасности на данном этапе и контр-революционному троцкизму и примиренчеству к ним. Мы также смело и уверенно пойдём вперёд под испытанным руководством верного последователя и великого теоретика мирового пролетариата Иосифа Виссарионовича Сталина.
ШПАГИН [9]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.21.Л.5-9.
ВОСПОМИНАНИЯ О ВСТРЕЧАХ с В.И. ЛЕНИНЫМ.
Еще в пору моего вступления в революционный путь в 1903-5 я уже сразу почувствовал громадное руководящее значение В.И. Ленина в деле развития революционного движения. Царившие тогда дискуссии между большевиками и меньшевиками, и социал-демократами с друг.партиями неизбежно сопровождались вместе с ссылками на Маркса справками - "Ленин говорит", "Ваш Ленин пишет" и т.д.
Мы, рабочие, слушая споры интеллигентов о путях русской революции, жадно прислушивались к тем формулировкам, которые выдавались как ленинские - они были понятнее, чем целый поток других фраз. Помню, с какой жадностью я читал статьи из нелегальных газет, на которые мне более опытные партийные товарищи указывали как на статьи т. Ленина.
В дни первой русской революции я много думал о способах увидеться с вождём русской революции и совсем уже собрался бросить работу в мастерских и ехать в Петербург.
Однако, бурные революционные дни 1905-07 г.г., затем арест и длительное тюремное сидение и ссылка не давали мне осуществить это желание до Октябрьской революции.
Какова же была моя радость, когда в начале 1918 г. Челябинская и Троицкая организации РСДРП(б) избрали меня на VII Всероссийский С"езд партии, проходивший в Петрограде с 4 по 8 марта 1918 г. Я приехал в Петроград до открытия С"езда дней за пять и сразу же окунулся в горячую атмосферу партийной дискуссии, проходившей тогда в связи с заключением Брестского мира.
Приехав с настроением за революционную войну и имея на этот счёт императивный мандат от Челябинской организации, я первое время держался этого мнения.
Вскоре начали под"езжать другие делегаты и небольшая группа в 5-6 т.т., в том числе трое Уральцев собрались у Я.М.Свердлова. [21] Уже в беседе с Я.М. Свердловым мои убеждения поколебались.
Но вот на С"езде с докладом о политическом отчёте ЦК выступил Вл.Ильич. Каждый его аргумент бил по моему сознанию и раскрывал сущность положения. Характерно отметить, что самым веским аргументом В.И., подействовавшим на меня, было то, что раньше укрепляло моё убеждение в нецелесообразности заключения мира.
Дело в том, что мы на Урале и в Челябинске особенно уже несколько месяцев вели довольно успешно вооружённую борьбу с дутовщиной, разбивая одну за другой попытки Дутова поднять поголовно всё казачество против Советов. Эта война с дутовщиной велась исключительно силами Красной Гвардии, формируемой из рабочих и деревенской бедноты. Нам казалось, что мы сильны и в связи с этим были настроены воинственно. Но когда т. Ленин развернул картину разложения армии на фронте, трудности борьбы с регулярной немецкой армией и усиливающейся гражданской борьбой внутри страны, то мне стало понятно, что наше воинственное настроение есть ни что иное, как шляхетское бахвальство, а не серьёзное отношение к делу.
Во время одного из перерывов Я.М.Свердлов пригласил группу рабочих делегатов в 4-5 чел., среди которых был очень горячий товарищ с Украины или Донбасса, фамилию которого я забыл. Он повёл нас в комнату сзади президиума. Там сидел Владимир Ильич, который с нами провёл короткую беседу о настроениях на местах. Он очень интересовался положением на Украине и на Урале, где в то время очень сильны были настроения за войну. Не помню содержание беседы полностью, но вспоминается большой интерес В.И. к настроению масс и вооружённой готовности организации и порядке формирования воинских частей. Мне лично как возвратившемуся недавно с Оренбургского фронта он задал несколько вопросов о борьбе с дутовщиной, и когда я рассказал, [22] как мы в 15-20 эшалонах двигались на Оренбург, то он спросил: "Что вы думаете и германцев бить в эшалонной войне?"
После этой беседы и заключительного слова Владимира Ильича я голосовал за ратификацию Брестского мира. Аргументы В.И. были так убедительны, что несмотря на то, что по предварительным анкетам большинство были против мира, голосоние на С"езде, как известно, коичилось одобрением точки зрения т. Ленина.
Опоздавшие на С"езд делегаты Урала: Сафаров, Авдеев А., Василенко и Кузьмин А. написали официальное заявление о присоединении к точке зрения меньшинства и, возвратившись на Урал, вели в течении нескольких месяцев отчаянную борьбу против решений VII с"езда партии, пытаясь сорвать Брестский мир.
По возвращении на Урал, в Челябинск, мне пришлось выдержать большую борьбу в организации, и лишь после горячей дискуссии 24/ІІІ преобладающим большинством голосов Челябинская организация одобрила решения VII-го С"езда партии.
Встреча с Владимиром Ильичём произвела на меня неизгладимое впечатление прежде всего тем, что он, находясь в центре руководства партии, следил за всеми мелочами ревдвижения и знал настроение масс лучше, чем работники, работающие в гущё этих масс. Чётко и просто формулировал события так, что казалось - вот ведь и я так думал.
Наша партия, рабочий класс и трудовое крестьянство СССР счастливы тем, что во главе руководства ревдвижением стал гений, обеспечивавший на всех остреющих этапах правильный путь, обеспечивший победу пролетарской революции в нашей стране и указавший путь для трудящихся всего мира.
Мы счастливы ещё и тем, что он сумел выковать себе верных помощников в лице своих соратников - старой гвардии большевиков, и среди них лучшего ученика и последователя, так же стойко продолжающего руководство ком-партией в стране строящегося социализма и ревдвижением во всём мире - Иосифа Виссарионовича СТАЛИНА.
(С. Моисеев) [23]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.21.Л.21-23.
В.И.Ленин с делегацией уральцев
В.И.Ленин на открытии мемориальной доски павшим за мир и братство народов
В.И.Ленин с делегатами съезда горняков. 28 января 1921 г.
О встрече Ленина с депутатами-большевиками ІІ Государственной Думы и о Брестском мире.
МОЯ ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ВЛАДИМИРОМ ИЛЬИЧЁМ ЛЕНИНЫМ
Это было в 1907 г., когда царское правительство, оправившись от нанесённого ему удара революцией 1905 г., встало на путь жесточайшей реакции, а поэтому, хотя оно и созвало вторую Государственную Думу, однако, с первых же дней её существования упорно стал носиться слух о том, что дни этой думы сочтены.
Слухи о роспуске думы охотнее всего поддерживали кадеты - представители торгово-промышленной буржуазии и мелкого чиновничества, отсюда был выброшен и лозунг "беречь думу".
Это настроение - беречь думу - передалось и нашей думской фракции РСДРП, состоявшей в большинстве из меньшевиков, а именно, из 54 человек нас, большевиков, было только 18 человек, а поэтому, хотя наша думская фракция и выступила с своей декларацией на выступление министра внутренних дел Столыпина, но декларация была составлена в меньшевистском духе, которую вскоре после этого Лондонский с"езд нашей партии подверг жесточайшей критике, и тем открытие ІІ-й думы состоялось 20 февраля, а через несколько дней нам предстояло выслушать выступление с думской трибуны царского министра финансов Коковцева с государственным бюджетом. Царю нужны были деньги на ликвидацию революции, на укрепление военно-полевой полиции, на постройку новых тюрем для народа, боровшегося против царя и помещиков. Каторга, Зерентуй, Нерчинск и другие централки были до отказа набиты борцами революции.
Памятуя всё это, мы стали готовиться к отпору, т.е. к выступлению на думской трибуне с целью разоблачения кровавой политики царского правительства, призывая страну не давать ни единого гроша на продолжение этой политики. С этой целью, [5] насколько мне память не изменяет, мы в количестве шести человек из фракции большевиков решили поехать на совещание к Владимиру Ильичу Ленину. Кроме нашего руководителя, никто из нас не знал до этого, где жил Владимир Ильич, да и знать заранее об этом не добивались.
Собравшись на Финляндском вокзале и взяв билет до станции Куокаллы, мы сели в поезд и поехали, не подавая вида, что один другого знаем. По прибытии в Куокаллу направились в одну из ближайших дач, в то время все мы до последнего рядового рабочего уже довольно много наслышались о Владимире Ильиче, как человеке, который по нашему мнению должен был стать рулевым и сыграть величайшую роль в истории революционного движения российского пролетариата. А поэтому и неудивительно, что по мере приближения к его даче, мы испытывали чувства некой робости и вместе с тем величайшей жажды видеть его и лично выслушать от него хотя бы несколько слов.
Вот наконец и дача Ильича. Стучим в дверь, последняя отворяется, и перед нами стала женщина, о которой я тут же узнал, что это была Н. Крупская. Комната, в которую мы вошли, представляла из себя нечто вроде столовой, но стол, как принято видеть в таких комнатах, был не на средине комнаты, а у стены, близко к одному из углов. За столом сидел человек, голова и усы его были чисто выбриты. Увидя нас, он быстро встал с своего стула и, сделав широкую улыбку на лице, громко протянул: "А-а, честь имею встречать неприкосновенных граждан российского государства".
В ответ на шутливо брошенную иронию мы, переглянувшись между собой, рассмеялись и, не зная ещё, с кем имеем дело, сразу стали держаться с ним довольно свободно. "Ну, садитесь", - сказал он нам, - "и рассказывайте, что делается в нашем российском парламенте", - продолжал он с той же шутливой иронией. [6]
Судя по манере выражаться, я понял, что этот человек, очевидно, был предупреждён о нашем приезде к нему, и второе, самое главное, мелькнувшее в моей голове - это мысль о том, уж не сам ли это Ленин стоит перед нами. Когда я убедился, что кроме этого человека и Н.К. Крупской никого в квартире нет, то я понял, что это и был тот самый Ленин, к которому нас влекла неотразимая сила. Каждый из нас, подходя к Ильичу, крепко жал ему руку, произнося свою фамилию. Затем, рассевшись у стола, мы приступили к заслушанию доклада бывшего лидера нашей фракции большевиков в Государственной думе - Алексянского, который потом в годы реакции образовал свою группу отзовистов-ультиматистов, а в 1917 г. совсем смотался в агитпроп генерала Деникина.
Во время доклада Алексинского о внутри думских делах, в частности о желании меньшевиков установить с кадетами известный "деловой" контакт в работе. Владимир Ильич, будучи в возбуждённом состоянии, записывая себе в блок-нот и часто порывисто вставая с своего стула, ходил взад и вперёд по комнате. И когда Алексинский кончил свой доклад, то Владимир Ильич, немного успокоившись, стал излагать нам сущность меньшевистской политики, клеймя ей как политику предательства интересов революции.
- Ну, ты сам подумай, - обратился он к Алексинскому, - зачем нам вступать в сделки с этим жульём, с кадетами и сеять в головах пролетариата иллюзии насчёт того, что мы с помощью кадетов можем что-либо добыть в этой бесправной думе, не опирающейся на реальные силы страны. Это во-первых, но самое главное это то, что мы не должны иметь дело с кадетами как с врагами пролетариата. Мы видим сами и всем должны указать на то, что в их рядах - на одних скамьях с нами сидят такие погромщики, [7] как например, польское коло-правое крыло кадетов, которые в свою очередь тесно связано с октябристами, а те с союзом русского народа и т.д.
Автор этих строк сидел и поражался, думая про себя, откуда у него, т.е. у Ильича такая уйма сведений о самых, казалось, таких сокровенных сторонах той или иной политической партии, одним словом, давалась точная анатомия. Остальные товарищи тоже, очевидно, думали, подавлены такой массой сведений, сидели и, затаив дыхание, с жадностью ловили каждое слово своего вождя. Покончив с тактикой, Ильич приступил к инструктированию Алексинского к выступлению в думе по царскому госбюджету.
Потому-то и замечательная была речь Алексинского в думе по этому вопросу, что она в основных своих чертах была заранее составлена Владимиром Ильичём. Это было отмечено не только нашими друзьями, но и буржуазная пресса признала её неотразимой. Российские палачи СТОЛЫПИН, ЩЕГЛОВИТОВ и КОКОВЦОВ, ограбившие и без того ограбленную страну, были в этот день не в себе, ибо в этой речи политика самодержавия была обнажена во всей своей отвратительности.
Проинструктировав Алексинского, Ильич занялся с нами по очереди, как бы прощупывая то одного, то другого стал расспрашивать, кто от какой губернии прошёл, и какое настроение избирателей, пославших нас в думу. Очередь дошла до автора этих строк. Отвечая Ильичу на целый ряд вопросов, я, как не стыдно было, но всё же сознался ему в том, что по аграрному вопросу у меня была порядочная путаница и что я не совсем ясно понимал национализацию земли. На это Ильич слегка улыбнулся и сказал мне, что аграрный вопрос является вопросом очень сложным, а поэтому и неудивительно, что ты его не уяснил, вот если будем почаще видеться, то вероятно общими усилиями постараемся этот вопрос выяснить, а пока попробуй сам продумать его, [8] надеюсь, добавил он, что к моменту разрешения его на практике ты великолепно будешь понимать, что кроме национализации никакая теория не применима.
Через 2½ месяца ІІ-я государственная дума царём была разогнана, социал-демократическую фракцию арестовали и предали суду. Суд в угоду Николаю кровавому приговорил думцев к 10-ти годам каторжных работ, и лишь девяти депутатам, в том числе и автору этих строк, удалось скрыться от суда.
Прошли долгие годы, полные тяжёлых испытаний и кровавой борьбы с царским правительством и буржуазией, пролетариат наконец взял власть в свои руки и под испытанным руководством своего великого вождя-основоположника и организатора коммунистической партии приступил к построению социалистического общества. И теперь в день десятилетия кончины нашего дорогого Владимира Ильича мы ещё раз клянёмся продолжать его дело до конца, об"явив беспощадную войну правому уклону как главной опасности на данном этапе и контр-революционному троцкизму и примиренчеству к ним. Мы также смело и уверенно пойдём вперёд под испытанным руководством верного последователя и великого теоретика мирового пролетариата Иосифа Виссарионовича Сталина.
ШПАГИН [9]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.21.Л.5-9.
ВОСПОМИНАНИЯ О ВСТРЕЧАХ с В.И. ЛЕНИНЫМ.
Еще в пору моего вступления в революционный путь в 1903-5 я уже сразу почувствовал громадное руководящее значение В.И. Ленина в деле развития революционного движения. Царившие тогда дискуссии между большевиками и меньшевиками, и социал-демократами с друг.партиями неизбежно сопровождались вместе с ссылками на Маркса справками - "Ленин говорит", "Ваш Ленин пишет" и т.д.
Мы, рабочие, слушая споры интеллигентов о путях русской революции, жадно прислушивались к тем формулировкам, которые выдавались как ленинские - они были понятнее, чем целый поток других фраз. Помню, с какой жадностью я читал статьи из нелегальных газет, на которые мне более опытные партийные товарищи указывали как на статьи т. Ленина.
В дни первой русской революции я много думал о способах увидеться с вождём русской революции и совсем уже собрался бросить работу в мастерских и ехать в Петербург.
Однако, бурные революционные дни 1905-07 г.г., затем арест и длительное тюремное сидение и ссылка не давали мне осуществить это желание до Октябрьской революции.
Какова же была моя радость, когда в начале 1918 г. Челябинская и Троицкая организации РСДРП(б) избрали меня на VII Всероссийский С"езд партии, проходивший в Петрограде с 4 по 8 марта 1918 г. Я приехал в Петроград до открытия С"езда дней за пять и сразу же окунулся в горячую атмосферу партийной дискуссии, проходившей тогда в связи с заключением Брестского мира.
Приехав с настроением за революционную войну и имея на этот счёт императивный мандат от Челябинской организации, я первое время держался этого мнения.
Вскоре начали под"езжать другие делегаты и небольшая группа в 5-6 т.т., в том числе трое Уральцев собрались у Я.М.Свердлова. [21] Уже в беседе с Я.М. Свердловым мои убеждения поколебались.
Но вот на С"езде с докладом о политическом отчёте ЦК выступил Вл.Ильич. Каждый его аргумент бил по моему сознанию и раскрывал сущность положения. Характерно отметить, что самым веским аргументом В.И., подействовавшим на меня, было то, что раньше укрепляло моё убеждение в нецелесообразности заключения мира.
Дело в том, что мы на Урале и в Челябинске особенно уже несколько месяцев вели довольно успешно вооружённую борьбу с дутовщиной, разбивая одну за другой попытки Дутова поднять поголовно всё казачество против Советов. Эта война с дутовщиной велась исключительно силами Красной Гвардии, формируемой из рабочих и деревенской бедноты. Нам казалось, что мы сильны и в связи с этим были настроены воинственно. Но когда т. Ленин развернул картину разложения армии на фронте, трудности борьбы с регулярной немецкой армией и усиливающейся гражданской борьбой внутри страны, то мне стало понятно, что наше воинственное настроение есть ни что иное, как шляхетское бахвальство, а не серьёзное отношение к делу.
Во время одного из перерывов Я.М.Свердлов пригласил группу рабочих делегатов в 4-5 чел., среди которых был очень горячий товарищ с Украины или Донбасса, фамилию которого я забыл. Он повёл нас в комнату сзади президиума. Там сидел Владимир Ильич, который с нами провёл короткую беседу о настроениях на местах. Он очень интересовался положением на Украине и на Урале, где в то время очень сильны были настроения за войну. Не помню содержание беседы полностью, но вспоминается большой интерес В.И. к настроению масс и вооружённой готовности организации и порядке формирования воинских частей. Мне лично как возвратившемуся недавно с Оренбургского фронта он задал несколько вопросов о борьбе с дутовщиной, и когда я рассказал, [22] как мы в 15-20 эшалонах двигались на Оренбург, то он спросил: "Что вы думаете и германцев бить в эшалонной войне?"
После этой беседы и заключительного слова Владимира Ильича я голосовал за ратификацию Брестского мира. Аргументы В.И. были так убедительны, что несмотря на то, что по предварительным анкетам большинство были против мира, голосоние на С"езде, как известно, коичилось одобрением точки зрения т. Ленина.
Опоздавшие на С"езд делегаты Урала: Сафаров, Авдеев А., Василенко и Кузьмин А. написали официальное заявление о присоединении к точке зрения меньшинства и, возвратившись на Урал, вели в течении нескольких месяцев отчаянную борьбу против решений VII с"езда партии, пытаясь сорвать Брестский мир.
По возвращении на Урал, в Челябинск, мне пришлось выдержать большую борьбу в организации, и лишь после горячей дискуссии 24/ІІІ преобладающим большинством голосов Челябинская организация одобрила решения VII-го С"езда партии.
Встреча с Владимиром Ильичём произвела на меня неизгладимое впечатление прежде всего тем, что он, находясь в центре руководства партии, следил за всеми мелочами ревдвижения и знал настроение масс лучше, чем работники, работающие в гущё этих масс. Чётко и просто формулировал события так, что казалось - вот ведь и я так думал.
Наша партия, рабочий класс и трудовое крестьянство СССР счастливы тем, что во главе руководства ревдвижением стал гений, обеспечивавший на всех остреющих этапах правильный путь, обеспечивший победу пролетарской революции в нашей стране и указавший путь для трудящихся всего мира.
Мы счастливы ещё и тем, что он сумел выковать себе верных помощников в лице своих соратников - старой гвардии большевиков, и среди них лучшего ученика и последователя, так же стойко продолжающего руководство ком-партией в стране строящегося социализма и ревдвижением во всём мире - Иосифа Виссарионовича СТАЛИНА.
(С. Моисеев) [23]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.21.Л.21-23.
В.И.Ленин с делегацией уральцев
В.И.Ленин на открытии мемориальной доски павшим за мир и братство народов
В.И.Ленин с делегатами съезда горняков. 28 января 1921 г.
