Кудрин Николай Николаевич о подпольной типографии на станции Бишкиль
Кудрин Н. Н.
БИШКИЛЬ*. [Примечание 1](*Станция Сам.-Злат. ж.д., вблизи которой в 1897 году группой С.-Д. на Урале была оборудована подпольная типография, выпустившая печатный сборник "Пролетарская борьба". 25 лет тому назад, вначале 1900 г. по этому делу, после полуторых лет одиночного заключения были высланы в Якутскую область Берцинская и Кудрин, а Доменов, по младости лет на 3 года в Троицкий уезд Оренбургской губернии)
Прощай, рудник, прощай, завод,
Прощай, измученный народ,
Прощайте, милые друзья,
В Сибирь, далёко еду я…
Так гордо выводил я 25 лет тому назад на стенах своей одиночной камеры в Златоустовской тюрьме, когда мне в начале 1900 года было об"явлено о высылке в Восточную Сибирь.
Короткие тюремные сборы, шесть вёрст до станции железной дороги. Широкие розвальни для меня и для конвоя; тихая зимняя ночь с густо падающим снегом; свежий горный воздух после полуторых лет одиночки - дыши, не надышешся. Станция, около часа ожидания - и я в арестантском вагоне среди уголовных.
Сквозь мутные стёкла и густо падающий снег хочется уловить контуры гор, хочется хоть глазом проститься с ними, но только под Миасским заводом с наступлением рассвета удалось ясно рассмотреть последний глубокий горный распадок, далеко убегающий на лево в горы, да отдельные скалы и сопки, покрытые стройной Уральской сосной.
Ещё поворот, и поезд неожиданно выплыл на равнину богатой и тучной приуральской лесостепи, лентой вёрст на 200 в ширину охватившей восточный склон Урала и переходящую на севере в бесконечную Сибирскую тайгу, а на востоке и юге в столь-же бесконечные Сибирские и средне-азиатские равнины и степи с обширными песчаными пустынями и редкими оазисами сосновых борков на таинственных горных хребтах вокруг голубых зеркальных озёр. [8]
Бесконечные по своему пространству, часто безводные и солончаковые и поэтому мало доступные, они дали защиту и сохранили до наших дней почти в первобытном виде остатки древних номадов, населявших когда-то эти равнины, Саянские и Алтайские хребты и полумёртвую теперь Монголию**. [Примечание 2](**Историческое прошлое азиатских степей так-же сказочно богато, как и их недра, но кропотливые изыскания пока что ещё не коснулись их, и только последние исследования и раскопки советских учёных, кажется, скоро дадут ключь к этому прошлому и откроют удивлённому миру совершенно новые сказочные картины древней истории Евразии)
А дальше столь-же бесконечная по своим пространствам, столь-же богатая и сказочная и ещё менее известная страна ископаемых мамонтов - таинственная Якутия - конечный этап моего путешествия.
Свисток паровоза вернул меня к действительности. Мы под"езжали к станции Бишкиль - это было 25 лет назад. Проезжая на днях по Самаро-Златоустовской железной дороге, снова увидал эту станцию, а немного далее, в полуверсте от железно-дорожного полотна, и старенький домик управляющего, в котором помещалась и работала подпольная типография группы С.-Д. на Урале почти 30 лет тому назад, и был издан сборник "Пролетарская борьба", получивший широкую известность не только на Урале, но и за пределами его. Бишкиль пробудил старые воспоминания, проснулись прежния грёзы, и мне захотелось на пороге старости поделиться ими с молодёжью. Было-бы, может быть, справедливым посвятить эти строки памяти безвременно погибшаго в Уфимской тюрьме мастера Златоустовского завода Андрея Тютева, с такой любовью работавшаго над созданьем типографии и не дожившим до ея работы. Но да простят мне товарищи, у нас так мало исторических мест и памятников, что я решил отступить от общаго правила и приурочить свои воспоминания к [9] месту действия, то-есть к ст. Бишкиль, дабы тем самым заполнить эту пустоту хоть частично и сохранить реальный памятник прошлаго.
Затеряются и наши могилы, а ст. Бишкиль будет делать своё маленькое дело, будет будить воспоминания у проезжающих, вызывая невольно разговоры, а может-быть и ещё более интересные воспоминания.
Но нетерпеливый читатель уже сетует на меня за столь длинное отступление, а потому перехожу прямо к цели моих воспоминаний, а именно к работе первой подпольной типографии на Урале.
***
До 90-х годов организованного революционного движения на Урале не существовало. Народовольцы, попадавшие в эти "захолустья", почти не оставили по себе следа, так как отсутствие путей сообщения, своеобразные условия жизни и работы на заводах, примитивное натуральное хозяйство у крестьян - требовали времени и изучения, чтобы выработать подходы к нему. Но на заводах как то внутренне, совершенно самопроизвольно и органически наростало и формировалось это революционное настроение. И хотя в распоряжении местных работников из социалистическое литературы не было ничего, кроме стареньких, зачитанных книжек утопистов Оуэна, Фурье и Прудона (правда, Дарвин был настольной книгой повсюду, и часто встречался Бокль), всё же каким-то неведомым путём как то само-собой выростало из самой жизни правильное марксистское миросозерцание, выдвигались вожаки, и группировались около них первые отряды революционных рабочих. Волна забастовок, прокатившаяся по Уралу в половине [10] 90-х годов, забастовок, удивительно организованных, хорошо проведённых, а среди них особенно блестяще проведённая забастовка в Златоусте привлекла к Уралу внимание Самарской группы марксистов.
В 1896 году уже совершенно определённо назрела острая потребность к нелегальщине, а так как достать её было невозможно, то в типографии для печатания ея в 1897 году я покинул пьяные Кочкарские золотые промыслы и переехал управляющим на Бишкильский золотой прииск в 4-х верстах от ст. Сам.-Злат. ж.д. того-же имени.
Глухой, мало работающий прииск, близость железно-дорожной станции и, надо сказать, станции пьяной и оживлённой, так как всё сношение с Кочкарём шло через неё. Большой старый дом для управляющаго, в котором одна комната, где стояла касса, и хранилось золото, была совершенно недоступна для посторонних, одинокий, холостой управляющий - всё это создавало условия, на редкость благоприятные для устройства типографии именно здесь на Бишкиле.
Летние, учебные работы Ф.Ф. Сыромолотова на этом прииске окончательно укрепили этот выбор. В комнате, о которой я уже упоминал, стояла большая выставочная витрина с обрасцами горных пород и руд с Бишкильских приисков, и её решено было использовать как кассу для набора. Первым крупным событием в жизни типографии был приезд в 1897 году Андрея Тютева из Златоуста, который и привёз часть оборудования для неё. С этого момента и надо считать начало фактического существования типографии.
Бишкильский прииск всегда сдавал заказы по ремонту [11] машин в Златоуст, и по этому приезд мастера для сдачи исполненных работ и приёма новых заказов был совершенно естественным.
Постепенно стали появляться шрифт, бумага, типографская краска, которую я хранил вместе с разными закусками, и недостающие части оборудования. Приехал опытный в типографском деле и свой метранпаж, который наладил кассу, рассортировал по ней шрифт, забраковав и выбросив при этом добрую часть его как совершенно негодный, достал где-то мелкаго шрифта (petite), указал и исправил недостатки, но работать в типографии отказался из-за бедности ея оборудования и предсказал нам полный крах всего начинания.
Тем не менее, все приготовления были сделаны и наборная касса в витрине расположилась удивительно хорошо. Закрытая сверху карданом и застланая белой бумагой, по которой днём аккуратно раскладывались образцы горных пород и руд - она не заставляла желать ничего лучшаго.
В самом начале работ одно маленькое обстоятельство едва не погубило дело. Совершенно неожиданно из Миасскаго завода приехал на ревизию горный исправник (кажется, Штретер), уже пожилой человек и большой любитель вкусно покушать. Пока он разбирался в конторе в золотых книгах и прочем, я, зная его слабость, распорядился приготовить в столовой "закусочку" и, как полагается, "графинчик" и вернулся в контору. Ревизия кончилась благополучно, приглашаю закусить "чем бог послал" и иду вместе с исправником в столовую. По дороге он задержался у умывальника, а я прошел вперёд, чтобы осмотреть стол. При первом взгляде на закуски я [12] с ужасом увидел на самом видном месте вместо чёрной икры десятифунтовую банку с типографской краской…
Хватаю банку, несу обратно в кухню с замечанием, что "чёрт знает что подают", что за всем надо самому смотреть, а сзади слышу рокочущую жалобу исправника нашему бухгалтеру: "Скуповат у вас управляющий-то - сам видел, как икру прячет, видно инженеру бережёт, а исправнику и без неё ладно попроще…" Пришлось достать зернистой икры, зелёного луку и ещё один графинчик, чтобы замять инцидент.
Так как я в это время начал опытную механическую обработку шлаков, то, не возбуждая разговоров, приехали два практиканта на работы, а так как они оба были молоды, то с одним из них и невеста, привезшая с собой рукописи будущего сборника.
Точнаго происхождения рукописи и их авторов я не знаю, но это мог бы указать А. Шлихтер - один из самых активных работников Самарской группы того времени, с которой типография непосредственно была связана. Работа сначала долго не налаживалась, и поэтому сбежал ещё один сотрудник - "Гришка Отрепьев"*** [Примечание 3](*** гр. Якобсон, впоследствии управляющий Бандюжинским заводом, умер в Москве, кажется, в 23 году), и осталась наша тройка, которая и довела работу до конца.
Ночью, когда весь прииск засыпал тяжелым мёртвым сном после 11-ти часов от дневной работы, и только где-то рядом громыхала золотопромывальная фабрика, начинала работать наша типография. Надо было за ночь сделать набор, корректуру, выправку, отпечатать 500 оттисков в ручную, промыть и разобрать набор на место в кассу, чтобы к утру привести витрину в надлежащий вид, равно, как и стенное зеркало, [13] на котором во время работ растиралась краска, а днём оно висело на стене.**** [Примечание 4](**** Оборудование типографии состояло: из чугунной строганой доски и рамки на ней для укрепления набора, наборной кассы, верстатки, двух вальцов для растирания краски, железнаго точёнаго валика около 3-х вершков толщины для прокатки и куска сукна, которым прикрывался набор и по которому прокатывали при печатании). Днём работа в конторе, на фабрике и в шахтах, а ночью опять и опять набор, корректура, выправка и т.д. и т.д. изо дня в день.
Медленно подаётся всякое дело сначала, медленно выходили и у нас первые страницы сборника, и казалось, конца им не будет, казалось, пока наберешь одну верстатку - рука отнимется, но мало по малу кучка новых страниц всё росла да росла, а пачка рукописей заметно стала убывать. Уже высчитывались дни и часы, когда сборник будет сброшурован и вклеен в обложку, как один случай затянул конец работы ещё на 2 месяца и едва не вызвал полнаго провала всей работы. Была получена телеграмма, что едет владелец приисков - работу пришлось временно приостановить, и сотрудники мои куда-то уехали на пару дней, пользуясь случаем.
Мало по малу работа стала увлекать, появилось соревнование в быстроте и чистоте работы по набору и печати. Надо сказать с начала и .до конца ея на первом месте шла наша "Мосевна"***** [Примечание 5](*****М.М. Розенберг-Берцинская, впоследствии так удачно бежавшая из г. Олекминска Якутской области), и мы со Славчиком, несмотря на все старания, не могли с ней сравняться.
Для меня эта монотонная и тяжёлая работа разнообразилась деловыми поездками в Челябинск, где жил владелец приисков, и где можно было заглянуть в театр и кутнуть, как полагается всякому порядочному управляющему золотыми приисками, но для моих коллег можно было разнообразить своё время разве только вечерними прогулками пешком или на лошадке в окрестностях прииска. [14]
Так незаметно пришел новый 1898 год. Работа по печатанию сборника близилась к концу. Собственными силами было сделано клише для обложки (резанное по дереву, с надписью по диагонали "Пролетарская борьба", с какой-то виньеткой, а внизу "Сборник №1"). Настроение подымалось, и работа, несмотря на переутомление, шла всё быстрее и быстрее.
Каким образом случилось, что Покровский В.К. (владелец приисков) открыл тайну нашей витрины - для меня до сих пор непонятно. Факт только тот, что, возвратясь к обеду с об"езда приисков, я по его лицу сразу увидал, в чём дело, да и торопливость, с которой он стал собираться обратно в Челябинск, не закончив поверки книг, не оставляла в этом сомнения. Собственно, непосредственной опасности я в этом не видел, так как ни на минуту не допускал мысли, что Покровский даже случайно кому-нибудь проговорится, но так же для меня было ясно, что далее оставаться на прииске мне не прийдётся. Через два дня я был вызван в Челябинск, в главную контору, где после крупной бури мне дан был недельный срок для сдачи прииска временно, до приезда новаго управляющаго - бухгалтеру Тихомирову и месячный оклад.
В поисках места, где бы можно было закончить работу, я остановился на с. Верхне-Карасинском, где в компании с золотопромышленником В.И. Часовниковым снял дом для конторы и начал старательскую разработку одного рассыпного прииска.
Печатание сборника удалось закончить благополучно, сброшуровать его и отправить с Розенберг-Берцинской по назначению; так же удачно был вывезен и шрифт - самое ценное, что мы имели, но [15] дальнейшую работу пришлось прекратить, так как хозяин дома (казак-урядник) заподозрил, что у него в доме фабрика фальшивых денег.
Решено было прервать работу месяца на 3, а за это время найти новое место для неё, усилить оборудование и второй номер сборника выпустить уже не менее 1000 экземпляров. Рисовалось будущее приблизительно так - на одном из заводов я открываю слесарно-механическую мастерскую и среди разнаго хлама и оборудования привезу для ремонта типографский станок, на котором и будет производиться работа. Осуществить этого не удалось, т.к. вскоре был арестован Доменов, а следом за ним и оба остальные сотрудники нашей типографии, и встреча наша состоялась уже не в новой типографии, а в тюрьме в Златоусте.
Н. Кудрин
г. Свердловск. [16]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.97.Л.8-16.
БИШКИЛЬ*. [Примечание 1](*Станция Сам.-Злат. ж.д., вблизи которой в 1897 году группой С.-Д. на Урале была оборудована подпольная типография, выпустившая печатный сборник "Пролетарская борьба". 25 лет тому назад, вначале 1900 г. по этому делу, после полуторых лет одиночного заключения были высланы в Якутскую область Берцинская и Кудрин, а Доменов, по младости лет на 3 года в Троицкий уезд Оренбургской губернии)
Прощай, рудник, прощай, завод,
Прощай, измученный народ,
Прощайте, милые друзья,
В Сибирь, далёко еду я…
Так гордо выводил я 25 лет тому назад на стенах своей одиночной камеры в Златоустовской тюрьме, когда мне в начале 1900 года было об"явлено о высылке в Восточную Сибирь.
Короткие тюремные сборы, шесть вёрст до станции железной дороги. Широкие розвальни для меня и для конвоя; тихая зимняя ночь с густо падающим снегом; свежий горный воздух после полуторых лет одиночки - дыши, не надышешся. Станция, около часа ожидания - и я в арестантском вагоне среди уголовных.
Сквозь мутные стёкла и густо падающий снег хочется уловить контуры гор, хочется хоть глазом проститься с ними, но только под Миасским заводом с наступлением рассвета удалось ясно рассмотреть последний глубокий горный распадок, далеко убегающий на лево в горы, да отдельные скалы и сопки, покрытые стройной Уральской сосной.
Ещё поворот, и поезд неожиданно выплыл на равнину богатой и тучной приуральской лесостепи, лентой вёрст на 200 в ширину охватившей восточный склон Урала и переходящую на севере в бесконечную Сибирскую тайгу, а на востоке и юге в столь-же бесконечные Сибирские и средне-азиатские равнины и степи с обширными песчаными пустынями и редкими оазисами сосновых борков на таинственных горных хребтах вокруг голубых зеркальных озёр. [8]
Бесконечные по своему пространству, часто безводные и солончаковые и поэтому мало доступные, они дали защиту и сохранили до наших дней почти в первобытном виде остатки древних номадов, населявших когда-то эти равнины, Саянские и Алтайские хребты и полумёртвую теперь Монголию**. [Примечание 2](**Историческое прошлое азиатских степей так-же сказочно богато, как и их недра, но кропотливые изыскания пока что ещё не коснулись их, и только последние исследования и раскопки советских учёных, кажется, скоро дадут ключь к этому прошлому и откроют удивлённому миру совершенно новые сказочные картины древней истории Евразии)
А дальше столь-же бесконечная по своим пространствам, столь-же богатая и сказочная и ещё менее известная страна ископаемых мамонтов - таинственная Якутия - конечный этап моего путешествия.
Свисток паровоза вернул меня к действительности. Мы под"езжали к станции Бишкиль - это было 25 лет назад. Проезжая на днях по Самаро-Златоустовской железной дороге, снова увидал эту станцию, а немного далее, в полуверсте от железно-дорожного полотна, и старенький домик управляющего, в котором помещалась и работала подпольная типография группы С.-Д. на Урале почти 30 лет тому назад, и был издан сборник "Пролетарская борьба", получивший широкую известность не только на Урале, но и за пределами его. Бишкиль пробудил старые воспоминания, проснулись прежния грёзы, и мне захотелось на пороге старости поделиться ими с молодёжью. Было-бы, может быть, справедливым посвятить эти строки памяти безвременно погибшаго в Уфимской тюрьме мастера Златоустовского завода Андрея Тютева, с такой любовью работавшаго над созданьем типографии и не дожившим до ея работы. Но да простят мне товарищи, у нас так мало исторических мест и памятников, что я решил отступить от общаго правила и приурочить свои воспоминания к [9] месту действия, то-есть к ст. Бишкиль, дабы тем самым заполнить эту пустоту хоть частично и сохранить реальный памятник прошлаго.
Затеряются и наши могилы, а ст. Бишкиль будет делать своё маленькое дело, будет будить воспоминания у проезжающих, вызывая невольно разговоры, а может-быть и ещё более интересные воспоминания.
Но нетерпеливый читатель уже сетует на меня за столь длинное отступление, а потому перехожу прямо к цели моих воспоминаний, а именно к работе первой подпольной типографии на Урале.
***
До 90-х годов организованного революционного движения на Урале не существовало. Народовольцы, попадавшие в эти "захолустья", почти не оставили по себе следа, так как отсутствие путей сообщения, своеобразные условия жизни и работы на заводах, примитивное натуральное хозяйство у крестьян - требовали времени и изучения, чтобы выработать подходы к нему. Но на заводах как то внутренне, совершенно самопроизвольно и органически наростало и формировалось это революционное настроение. И хотя в распоряжении местных работников из социалистическое литературы не было ничего, кроме стареньких, зачитанных книжек утопистов Оуэна, Фурье и Прудона (правда, Дарвин был настольной книгой повсюду, и часто встречался Бокль), всё же каким-то неведомым путём как то само-собой выростало из самой жизни правильное марксистское миросозерцание, выдвигались вожаки, и группировались около них первые отряды революционных рабочих. Волна забастовок, прокатившаяся по Уралу в половине [10] 90-х годов, забастовок, удивительно организованных, хорошо проведённых, а среди них особенно блестяще проведённая забастовка в Златоусте привлекла к Уралу внимание Самарской группы марксистов.
В 1896 году уже совершенно определённо назрела острая потребность к нелегальщине, а так как достать её было невозможно, то в типографии для печатания ея в 1897 году я покинул пьяные Кочкарские золотые промыслы и переехал управляющим на Бишкильский золотой прииск в 4-х верстах от ст. Сам.-Злат. ж.д. того-же имени.
Глухой, мало работающий прииск, близость железно-дорожной станции и, надо сказать, станции пьяной и оживлённой, так как всё сношение с Кочкарём шло через неё. Большой старый дом для управляющаго, в котором одна комната, где стояла касса, и хранилось золото, была совершенно недоступна для посторонних, одинокий, холостой управляющий - всё это создавало условия, на редкость благоприятные для устройства типографии именно здесь на Бишкиле.
Летние, учебные работы Ф.Ф. Сыромолотова на этом прииске окончательно укрепили этот выбор. В комнате, о которой я уже упоминал, стояла большая выставочная витрина с обрасцами горных пород и руд с Бишкильских приисков, и её решено было использовать как кассу для набора. Первым крупным событием в жизни типографии был приезд в 1897 году Андрея Тютева из Златоуста, который и привёз часть оборудования для неё. С этого момента и надо считать начало фактического существования типографии.
Бишкильский прииск всегда сдавал заказы по ремонту [11] машин в Златоуст, и по этому приезд мастера для сдачи исполненных работ и приёма новых заказов был совершенно естественным.
Постепенно стали появляться шрифт, бумага, типографская краска, которую я хранил вместе с разными закусками, и недостающие части оборудования. Приехал опытный в типографском деле и свой метранпаж, который наладил кассу, рассортировал по ней шрифт, забраковав и выбросив при этом добрую часть его как совершенно негодный, достал где-то мелкаго шрифта (petite), указал и исправил недостатки, но работать в типографии отказался из-за бедности ея оборудования и предсказал нам полный крах всего начинания.
Тем не менее, все приготовления были сделаны и наборная касса в витрине расположилась удивительно хорошо. Закрытая сверху карданом и застланая белой бумагой, по которой днём аккуратно раскладывались образцы горных пород и руд - она не заставляла желать ничего лучшаго.
В самом начале работ одно маленькое обстоятельство едва не погубило дело. Совершенно неожиданно из Миасскаго завода приехал на ревизию горный исправник (кажется, Штретер), уже пожилой человек и большой любитель вкусно покушать. Пока он разбирался в конторе в золотых книгах и прочем, я, зная его слабость, распорядился приготовить в столовой "закусочку" и, как полагается, "графинчик" и вернулся в контору. Ревизия кончилась благополучно, приглашаю закусить "чем бог послал" и иду вместе с исправником в столовую. По дороге он задержался у умывальника, а я прошел вперёд, чтобы осмотреть стол. При первом взгляде на закуски я [12] с ужасом увидел на самом видном месте вместо чёрной икры десятифунтовую банку с типографской краской…
Хватаю банку, несу обратно в кухню с замечанием, что "чёрт знает что подают", что за всем надо самому смотреть, а сзади слышу рокочущую жалобу исправника нашему бухгалтеру: "Скуповат у вас управляющий-то - сам видел, как икру прячет, видно инженеру бережёт, а исправнику и без неё ладно попроще…" Пришлось достать зернистой икры, зелёного луку и ещё один графинчик, чтобы замять инцидент.
Так как я в это время начал опытную механическую обработку шлаков, то, не возбуждая разговоров, приехали два практиканта на работы, а так как они оба были молоды, то с одним из них и невеста, привезшая с собой рукописи будущего сборника.
Точнаго происхождения рукописи и их авторов я не знаю, но это мог бы указать А. Шлихтер - один из самых активных работников Самарской группы того времени, с которой типография непосредственно была связана. Работа сначала долго не налаживалась, и поэтому сбежал ещё один сотрудник - "Гришка Отрепьев"*** [Примечание 3](*** гр. Якобсон, впоследствии управляющий Бандюжинским заводом, умер в Москве, кажется, в 23 году), и осталась наша тройка, которая и довела работу до конца.
Ночью, когда весь прииск засыпал тяжелым мёртвым сном после 11-ти часов от дневной работы, и только где-то рядом громыхала золотопромывальная фабрика, начинала работать наша типография. Надо было за ночь сделать набор, корректуру, выправку, отпечатать 500 оттисков в ручную, промыть и разобрать набор на место в кассу, чтобы к утру привести витрину в надлежащий вид, равно, как и стенное зеркало, [13] на котором во время работ растиралась краска, а днём оно висело на стене.**** [Примечание 4](**** Оборудование типографии состояло: из чугунной строганой доски и рамки на ней для укрепления набора, наборной кассы, верстатки, двух вальцов для растирания краски, железнаго точёнаго валика около 3-х вершков толщины для прокатки и куска сукна, которым прикрывался набор и по которому прокатывали при печатании). Днём работа в конторе, на фабрике и в шахтах, а ночью опять и опять набор, корректура, выправка и т.д. и т.д. изо дня в день.
Медленно подаётся всякое дело сначала, медленно выходили и у нас первые страницы сборника, и казалось, конца им не будет, казалось, пока наберешь одну верстатку - рука отнимется, но мало по малу кучка новых страниц всё росла да росла, а пачка рукописей заметно стала убывать. Уже высчитывались дни и часы, когда сборник будет сброшурован и вклеен в обложку, как один случай затянул конец работы ещё на 2 месяца и едва не вызвал полнаго провала всей работы. Была получена телеграмма, что едет владелец приисков - работу пришлось временно приостановить, и сотрудники мои куда-то уехали на пару дней, пользуясь случаем.
Мало по малу работа стала увлекать, появилось соревнование в быстроте и чистоте работы по набору и печати. Надо сказать с начала и .до конца ея на первом месте шла наша "Мосевна"***** [Примечание 5](*****М.М. Розенберг-Берцинская, впоследствии так удачно бежавшая из г. Олекминска Якутской области), и мы со Славчиком, несмотря на все старания, не могли с ней сравняться.
Для меня эта монотонная и тяжёлая работа разнообразилась деловыми поездками в Челябинск, где жил владелец приисков, и где можно было заглянуть в театр и кутнуть, как полагается всякому порядочному управляющему золотыми приисками, но для моих коллег можно было разнообразить своё время разве только вечерними прогулками пешком или на лошадке в окрестностях прииска. [14]
Так незаметно пришел новый 1898 год. Работа по печатанию сборника близилась к концу. Собственными силами было сделано клише для обложки (резанное по дереву, с надписью по диагонали "Пролетарская борьба", с какой-то виньеткой, а внизу "Сборник №1"). Настроение подымалось, и работа, несмотря на переутомление, шла всё быстрее и быстрее.
Каким образом случилось, что Покровский В.К. (владелец приисков) открыл тайну нашей витрины - для меня до сих пор непонятно. Факт только тот, что, возвратясь к обеду с об"езда приисков, я по его лицу сразу увидал, в чём дело, да и торопливость, с которой он стал собираться обратно в Челябинск, не закончив поверки книг, не оставляла в этом сомнения. Собственно, непосредственной опасности я в этом не видел, так как ни на минуту не допускал мысли, что Покровский даже случайно кому-нибудь проговорится, но так же для меня было ясно, что далее оставаться на прииске мне не прийдётся. Через два дня я был вызван в Челябинск, в главную контору, где после крупной бури мне дан был недельный срок для сдачи прииска временно, до приезда новаго управляющаго - бухгалтеру Тихомирову и месячный оклад.
В поисках места, где бы можно было закончить работу, я остановился на с. Верхне-Карасинском, где в компании с золотопромышленником В.И. Часовниковым снял дом для конторы и начал старательскую разработку одного рассыпного прииска.
Печатание сборника удалось закончить благополучно, сброшуровать его и отправить с Розенберг-Берцинской по назначению; так же удачно был вывезен и шрифт - самое ценное, что мы имели, но [15] дальнейшую работу пришлось прекратить, так как хозяин дома (казак-урядник) заподозрил, что у него в доме фабрика фальшивых денег.
Решено было прервать работу месяца на 3, а за это время найти новое место для неё, усилить оборудование и второй номер сборника выпустить уже не менее 1000 экземпляров. Рисовалось будущее приблизительно так - на одном из заводов я открываю слесарно-механическую мастерскую и среди разнаго хлама и оборудования привезу для ремонта типографский станок, на котором и будет производиться работа. Осуществить этого не удалось, т.к. вскоре был арестован Доменов, а следом за ним и оба остальные сотрудники нашей типографии, и встреча наша состоялась уже не в новой типографии, а в тюрьме в Златоусте.
Н. Кудрин
г. Свердловск. [16]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.97.Л.8-16.
