Нестандартный спартанец, или Когда жизнь тебя не готовила, но вот ты и царь вопреки всему
Хочу рассказать о моем любимом спартанском царе, который пошел на клятвопреступление и святотатство ради победы, победил, но все равно, по мнению сограждан, был за сделанное наказан.
Всем известно, что ради продолжения рода спартанцы (и не только они, но сейчас о них) могли пренебречь супружескими узами: отпустить бесплодную жену или же временно уступить свое место более здоровому члену общества. Так случилось со спартанским царем Анаксандридом II, женатым на собственной племяннице и не имевшем детей. По традиции эфоры предложили ему отпустить жену и взять другую, но Анаксандрид любил жену и не был готов к такому кардинальному повороту событий.
«Супругой Анаксандрида была дочь его брата. Хотя царь любил ее, но детей у них не было. При таких обстоятельствах эфоры призвали Анаксандрида к себе и сказали: «Если ты сам не заботишься о своем потомстве, то мы не допустим, чтобы угас род Еврисфена. Так как твоя супруга не рожает, то отпусти ее и возьми себе другую. Если ты это сделаешь, то спартанцы будут тебе за это признательны».
Анаксандрид же ответил, что не сделает ни того, ни другого: не подобает им советовать и уговаривать его отвергнуть неповинную супругу и ввести в дом другую. Он не намерен подчиняться им.
После этого эфоры и геронты держали совет и затем предложили Анаксандриду вот что: «Мы понимаем твою привязанность к теперешней супруге. А ты сделай в угоду нам по крайней мере вот что (иначе спартанцам придется принять против тебя другие меры). Мы не требуем, чтобы ты отпустил твою теперешнюю супругу. Ты можешь, как и прежде, любить ее и оставить все супружеские права, но должен взять вторую жену, которая родит тебе детей». Анаксандрид на такое предложение согласился. После этого у него были две жены, и он вел два хозяйства, совершенно вразрез со спартанскими обычаями».
Вторая жена быстро родила Анаксандриду сына Клеомена, а затем внезапно отстрелялась и первая - аж тремя. В дальнейшем это создало неудобство при выборе наследника Анаксандрида: Клеомен родился первым, а Дорией - вторым, но от первого законного брака. В результате спартанским царем из рода Агиадов стал Клеомен, а Дорией покинул Спарту в знак протеста (а вот его младшие братья не возбухали и получили престол поочередно после смерти Клеомена).
Клеомен этот, по словам Геродота, «был несколько слабоумен, со склонностью к помешательству». Да что там! У него даже сына не было! Ну, что это за царь такой? Но мы-то знаем, что царь из него вышел на славу: прекрасный полководец, мощный политик, тонкий дипломат (спартанский царь-то) и религиозный манипулятор (Агесилай тоже этим не брезговал, но, кажется, не в таких объемах). Кстати, Клеомен был первым царем, которого привлекли в Спарте к суду.
Поскольку это был очень энергичный царь, то обо всех его подвигах (в любом смысле) рассказать в одном посте не представляется возможным. Поэтому я выбрала поход Клеомена I на Аргос в… как считается, в 494 году, но есть гипотеза, что он произошел в 519. Впрочем, для нашего рассказа это совершенно неважно. Продолжим.
Все, что связано с этим походом, хорошо иллюстрирует гибкую мораль Клеомена, для которого, по-видимому, цель оправдывала средства её достижения.
Запросив, по традиции, оракул в Дельфах насчет экспедиции по усмирению Аргоса, Клеомен получил весьма благоприятный ответ и - заодно - угрожающее прорицание ля Аргоса. Совпадение? Не думаю!
Ведя войско в Арголиду, Клеомен получает неблагоприятные знамения при гадании на реке Эрасин относительно дальнейшего своего пути по суше. Ему бы повернуть на 180 градусов, как принято, но нет - он сажает войско на корабли в подчиненной спартанцам Фирее и достигает Тиринфа морем.
Там у деревушки Сепей и происходит т.н. «битва седьмого дня». На войнушку с Клеоменом вышло аргосское ополчение в количестве нескольких тысяч человек. Однако вступать непосредственно в бой аргосцы боялись, ибо имели страшное пророчество дельфийской пифии:
Если же в битве жена одолеет когда-либо мужа,
Дав изгнанье в удел, меж аргивян же славу стяжает,
Много аргивянок станет свой лик от печали царапать.
Скажет тогда кто-нибудь из грядущих потомков [аргосских]:
«Страшный в извивах дракон погиб, копием прободенный».
Дракон - это символ Аргоса, так что чего бы не означал оракул, для аргосцев все кончится очень плохо. Поэтому смекалистые дети Пелопоннеса решили зеркалить действия спартанцев, которые стояли не настолько далеко, чтобы не слышать их глашатая. Клеомен сначала, наверное, с изумлением наблюдал это обезьянничание, потом велел глашатаю звать всех к завтраку, а войску по этому сигналу просто напасть на дурачков напротив. Все удалось как нельзя лучше: аргивяне пошли завтракать, а спартанцы воевать. Неудивительно, что часть трапезничающих была сразу перебита, а остальные аргосцы, бросая на ходу все, что только было в руках, понеслись к находящейся неподалеку при Герайоне священной роще Аргоса - так сказать, местночтимого героя.
«Тогда Клеомен сделал вот что. Узнав от перебежчиков имена запертых в святилище аргосцев, он велел вызывать их поименно, объявляя при этом, что получил уже за них выкуп (выкуп же за каждого пленника установлен у пелопоннесцев по 2 мины). Так Клеомен вызвал одного за другим около 500 аргосцев и казнил их. Оставшиеся в святилище не знали о их судьбе, так как роща была густая и те, кто там находился, не могли видеть, что происходит снаружи, пока кто-то из них не влез на дерево и не увидел сверху, что там творится. Тогда, конечно, никто уже больше не вышел на зов». (Геродот. VI. 79).
Ну, Клеомен не растерялся и «приказал всем илотам навалить вокруг [святилища] дров и затем поджечь рощу. Когда роща уже загорелась, царь спросил одного из перебежчиков: какому божеству она посвящена. Тот сказал, что это - роща Аргоса. Услышав такой ответ, Клеомен с глубоким вздохом сказал: «О, прорицатель Аполлон! Сколь жестоко ты обманул меня твоим изречением, что я завоюю Аргос! Я полагаю, что пророчество это теперь исполнилось».
(Геродот VI. 80).
На этой высокой ноте Клеомен оставив при себе только тысячу человек, отправил спартанское войско домой, а сам отправился к святилищу Геры совершить жертвоприношение (спартанцы вообще жить без них не могли). Однако местный жрец весьма решительно воспрепятствовал ритуалу, так как чужеземцы не имели права совершать подобное. Клеомен велел оттащить аргосца от алтаря и выпороть, пока он приносил жертвы богине.
Когда он вернулся в Спарту, эфоры привлекли его к суду по обвинению в коррупции: он де, не взял Аргоса, поскольку был подкуплен аргивянами. «В свою защиту Клеомен объявил (я не могу с уверенностью сказать, лгал ли он или говорил правду): после взятия святилища он, дескать, решил, что предсказания бога сбылось. Поэтому он счел неразумным нападать на город, пока он не принесет жертвы и не узнает, отдаст ли божество в его руки город или воспрепятствует ему. Но когда он стал приносить жертвы в святилище Геры, то из груди кумира сверкнуло пламя. Таким образом, он совершенно ясно понял, что не возьмет Аргоса. Если бы пламя сверкнуло из головы кумира, то он, наверно, взял бы город и акрополь. Но так как пламя воссияло из груди, то он понял, что совершил все так, как желало божество. Эти слова Клеомена показались спартанцам убедительными и правдоподобными, и он был оправдан значительным большинством голосов» (Геродот. VI. 82).
Плутарх, пользовавшийся дополнительными источниками, кроме Геродота, историю с Аргосом рассказывает более подробно и эмоционально:
"Однажды Клеомен заключил с аргосцами перемирие на семь дней; но уже на третью ночь напал на стражей противника, пока они, полагаясь на договор, спали. Одних он перебил, а других взял в плен.
Когда его стали бранить за клятвопреступление, он отвечал, что в клятве не упоминались ночи, а только дни. «Кроме того, - утверждал он, - нанести вред врагам и у людей и у богов считается важнее, чем соблюдать справедливость».
Случилось так, что от Аргоса, из-за которого он пошел на клятвопреступление, он все-таки был отброшен. Это сделали аргосские женщины, захватившие хранившееся в святилищах оружие и с его помощью отразившие натиск Клеомена. Впоследствии Клеомен сошел с ума, схватил какой-то кинжал и стал колоть себя, начиная с лодыжек, а потом все выше, пока не дошел до важнейших частей тела. Так, скаля зубы и гогоча, он покончил с собой.
Прорицатель отговаривал его вести войско на Аргос, говоря, что возвращение оттуда будет позорным.
Подойдя к городу и увидев запертые ворота и стоящих на стенах женщин, Клеомен воскликнул: «Не покажется ли позорным отступление от этого города, где мужчины перебиты, а женщины заперли ворота».
Тем аргосцам, которые ругали его, называя нечестивым клятвопреступником, Клеомен отвечал: «Вы властны ругать меня, но расправиться с вами в моей власти». (Плутарх. Изречения спартанцев. 45. 2-6).
Вражда Клеомена со вторым спартанским царем - Демаратом - была настолько глубокой и яростной, что результатом её явилось всеспартанское запрещение ходить царям вдвоем на войну. Чтобы избавиться от Демарата, Клеомену, судя по всему, опять пришлось подключить свой ресурс в Дельфах. На вопрос: «Аристонов ли сын Демарат», пифия ответила: «Демарат - не сын Аристона». Мать Демарата тоже не смогла опротестовать это заявление. Демарат лишился царского сана и бежал в Персию.
Дурнопахнущее дельце вскрылось, и Клеомен вновь был обвинен в подкупе, а пифия лишилась сана. При этом в письменной традиции есть упоминания о том, как Клеомен отказывал, например, тиранам Самоса и Милета в спартанском войске «за мзду малую» (это и понятно, отсылать так далеко воинский контингент неразумно). То есть, коррупционер Клеомен не был так уж неразборчив и жаден. К тому же ни одно обвинение в суде против него так и не было доказано. Видимо, на Клеомене отлаживалась схема «герусия против эфората», пока эфоры еще не набрали политической силы в Спарте. Позднее обвинения и суды по коррупционным поводам в Спарте станут обычным явлением, а спартанцы, судя по Геродоту, приобретут в Греции славу сребролюбцев.
История сохранила также сведения о том, что по приказу Клеомена во время вторжения в Элевсин была вырублена священная роща, а при изгнании Клисфена из Афин сам царь силой, игнорировав предупреждение жрицы, проник в святилище Афины в Эрехтейоне.
В общем, Клеомен, не дожидаясь наказания за историю с Демаратом, быстро выехал в Фессалию, а затем в Аркадию, в лояльности которой спартанцы никогда не были уверены. Там Клеомен быстро организовал принесение аркадянами присяги на верность лично ему, а Спарта настолько струхнула, что не менее быстро пересмотрела свое отношение к проступку бывшего царя и амнистировала его досрочно.
«Узнав об этих происках Клеомена, лакедемоняне устрашились и возвратили его в Спарту, где он стал, как и прежде, царем. Тотчас же по возвращении его поразил недуг, именно безумие (впрочем, Клеомен уже и раньше был не совсем в уме): так, первому встречному в Спарте царь тыкал своей палкой в лицо. За такие безумные поступки родственники наложили на Клеомена ножные колодки. Уже связанный, Клеомен, увидев, что он наедине со стражем, потребовал нож. Страж сначала не хотел давать, но царь стал грозить, что заставит его потом поплатиться, пока тот в страхе от угроз (это был илот) не дал ему нож. Схватив это железное орудие, царь принялся увечить свое тело, начиная от голеней. Он изрезал мясо [на теле] на полосы: от голеней до ляжек и от ляжек до бедер и паха. Дойдя до живота, Клеомен и его изрезал на полосы и таким образом скончался». (Геродот. VI. 75).
Коррупция, святотатство, клятвопреступление, манипуляции с оракулами (в этом Клеомена позднее превзойдет Лисандр) - вот неполный список того, за что боги наказали Клеомена, по мнению его сограждан, да и иных обитателей Греции.
А теперь вишенка на торте и удар в сложившееся о спартанцах как людях великодушных и принципиальных мнение. Клеомен был братом и одновременно зятем (Горго была его дочерью) того самого царя Леонида, который держал Фермопильское ущелье. И именно этому замечательному, смелому и честному человеку, скорее всего, и принадлежит идея устранения Клеомена, а возможно, даже и прямой приказ об уничтожении.
Всем известно, что ради продолжения рода спартанцы (и не только они, но сейчас о них) могли пренебречь супружескими узами: отпустить бесплодную жену или же временно уступить свое место более здоровому члену общества. Так случилось со спартанским царем Анаксандридом II, женатым на собственной племяннице и не имевшем детей. По традиции эфоры предложили ему отпустить жену и взять другую, но Анаксандрид любил жену и не был готов к такому кардинальному повороту событий.
«Супругой Анаксандрида была дочь его брата. Хотя царь любил ее, но детей у них не было. При таких обстоятельствах эфоры призвали Анаксандрида к себе и сказали: «Если ты сам не заботишься о своем потомстве, то мы не допустим, чтобы угас род Еврисфена. Так как твоя супруга не рожает, то отпусти ее и возьми себе другую. Если ты это сделаешь, то спартанцы будут тебе за это признательны».
Анаксандрид же ответил, что не сделает ни того, ни другого: не подобает им советовать и уговаривать его отвергнуть неповинную супругу и ввести в дом другую. Он не намерен подчиняться им.
После этого эфоры и геронты держали совет и затем предложили Анаксандриду вот что: «Мы понимаем твою привязанность к теперешней супруге. А ты сделай в угоду нам по крайней мере вот что (иначе спартанцам придется принять против тебя другие меры). Мы не требуем, чтобы ты отпустил твою теперешнюю супругу. Ты можешь, как и прежде, любить ее и оставить все супружеские права, но должен взять вторую жену, которая родит тебе детей». Анаксандрид на такое предложение согласился. После этого у него были две жены, и он вел два хозяйства, совершенно вразрез со спартанскими обычаями».
Вторая жена быстро родила Анаксандриду сына Клеомена, а затем внезапно отстрелялась и первая - аж тремя. В дальнейшем это создало неудобство при выборе наследника Анаксандрида: Клеомен родился первым, а Дорией - вторым, но от первого законного брака. В результате спартанским царем из рода Агиадов стал Клеомен, а Дорией покинул Спарту в знак протеста (а вот его младшие братья не возбухали и получили престол поочередно после смерти Клеомена).
Клеомен этот, по словам Геродота, «был несколько слабоумен, со склонностью к помешательству». Да что там! У него даже сына не было! Ну, что это за царь такой? Но мы-то знаем, что царь из него вышел на славу: прекрасный полководец, мощный политик, тонкий дипломат (спартанский царь-то) и религиозный манипулятор (Агесилай тоже этим не брезговал, но, кажется, не в таких объемах). Кстати, Клеомен был первым царем, которого привлекли в Спарте к суду.
Поскольку это был очень энергичный царь, то обо всех его подвигах (в любом смысле) рассказать в одном посте не представляется возможным. Поэтому я выбрала поход Клеомена I на Аргос в… как считается, в 494 году, но есть гипотеза, что он произошел в 519. Впрочем, для нашего рассказа это совершенно неважно. Продолжим.
Все, что связано с этим походом, хорошо иллюстрирует гибкую мораль Клеомена, для которого, по-видимому, цель оправдывала средства её достижения.
Запросив, по традиции, оракул в Дельфах насчет экспедиции по усмирению Аргоса, Клеомен получил весьма благоприятный ответ и - заодно - угрожающее прорицание ля Аргоса. Совпадение? Не думаю!
Ведя войско в Арголиду, Клеомен получает неблагоприятные знамения при гадании на реке Эрасин относительно дальнейшего своего пути по суше. Ему бы повернуть на 180 градусов, как принято, но нет - он сажает войско на корабли в подчиненной спартанцам Фирее и достигает Тиринфа морем.
Там у деревушки Сепей и происходит т.н. «битва седьмого дня». На войнушку с Клеоменом вышло аргосское ополчение в количестве нескольких тысяч человек. Однако вступать непосредственно в бой аргосцы боялись, ибо имели страшное пророчество дельфийской пифии:
Если же в битве жена одолеет когда-либо мужа,
Дав изгнанье в удел, меж аргивян же славу стяжает,
Много аргивянок станет свой лик от печали царапать.
Скажет тогда кто-нибудь из грядущих потомков [аргосских]:
«Страшный в извивах дракон погиб, копием прободенный».
Дракон - это символ Аргоса, так что чего бы не означал оракул, для аргосцев все кончится очень плохо. Поэтому смекалистые дети Пелопоннеса решили зеркалить действия спартанцев, которые стояли не настолько далеко, чтобы не слышать их глашатая. Клеомен сначала, наверное, с изумлением наблюдал это обезьянничание, потом велел глашатаю звать всех к завтраку, а войску по этому сигналу просто напасть на дурачков напротив. Все удалось как нельзя лучше: аргивяне пошли завтракать, а спартанцы воевать. Неудивительно, что часть трапезничающих была сразу перебита, а остальные аргосцы, бросая на ходу все, что только было в руках, понеслись к находящейся неподалеку при Герайоне священной роще Аргоса - так сказать, местночтимого героя.
«Тогда Клеомен сделал вот что. Узнав от перебежчиков имена запертых в святилище аргосцев, он велел вызывать их поименно, объявляя при этом, что получил уже за них выкуп (выкуп же за каждого пленника установлен у пелопоннесцев по 2 мины). Так Клеомен вызвал одного за другим около 500 аргосцев и казнил их. Оставшиеся в святилище не знали о их судьбе, так как роща была густая и те, кто там находился, не могли видеть, что происходит снаружи, пока кто-то из них не влез на дерево и не увидел сверху, что там творится. Тогда, конечно, никто уже больше не вышел на зов». (Геродот. VI. 79).
Ну, Клеомен не растерялся и «приказал всем илотам навалить вокруг [святилища] дров и затем поджечь рощу. Когда роща уже загорелась, царь спросил одного из перебежчиков: какому божеству она посвящена. Тот сказал, что это - роща Аргоса. Услышав такой ответ, Клеомен с глубоким вздохом сказал: «О, прорицатель Аполлон! Сколь жестоко ты обманул меня твоим изречением, что я завоюю Аргос! Я полагаю, что пророчество это теперь исполнилось».
(Геродот VI. 80).
На этой высокой ноте Клеомен оставив при себе только тысячу человек, отправил спартанское войско домой, а сам отправился к святилищу Геры совершить жертвоприношение (спартанцы вообще жить без них не могли). Однако местный жрец весьма решительно воспрепятствовал ритуалу, так как чужеземцы не имели права совершать подобное. Клеомен велел оттащить аргосца от алтаря и выпороть, пока он приносил жертвы богине.
Когда он вернулся в Спарту, эфоры привлекли его к суду по обвинению в коррупции: он де, не взял Аргоса, поскольку был подкуплен аргивянами. «В свою защиту Клеомен объявил (я не могу с уверенностью сказать, лгал ли он или говорил правду): после взятия святилища он, дескать, решил, что предсказания бога сбылось. Поэтому он счел неразумным нападать на город, пока он не принесет жертвы и не узнает, отдаст ли божество в его руки город или воспрепятствует ему. Но когда он стал приносить жертвы в святилище Геры, то из груди кумира сверкнуло пламя. Таким образом, он совершенно ясно понял, что не возьмет Аргоса. Если бы пламя сверкнуло из головы кумира, то он, наверно, взял бы город и акрополь. Но так как пламя воссияло из груди, то он понял, что совершил все так, как желало божество. Эти слова Клеомена показались спартанцам убедительными и правдоподобными, и он был оправдан значительным большинством голосов» (Геродот. VI. 82).
Плутарх, пользовавшийся дополнительными источниками, кроме Геродота, историю с Аргосом рассказывает более подробно и эмоционально:
"Однажды Клеомен заключил с аргосцами перемирие на семь дней; но уже на третью ночь напал на стражей противника, пока они, полагаясь на договор, спали. Одних он перебил, а других взял в плен.
Когда его стали бранить за клятвопреступление, он отвечал, что в клятве не упоминались ночи, а только дни. «Кроме того, - утверждал он, - нанести вред врагам и у людей и у богов считается важнее, чем соблюдать справедливость».
Случилось так, что от Аргоса, из-за которого он пошел на клятвопреступление, он все-таки был отброшен. Это сделали аргосские женщины, захватившие хранившееся в святилищах оружие и с его помощью отразившие натиск Клеомена. Впоследствии Клеомен сошел с ума, схватил какой-то кинжал и стал колоть себя, начиная с лодыжек, а потом все выше, пока не дошел до важнейших частей тела. Так, скаля зубы и гогоча, он покончил с собой.
Прорицатель отговаривал его вести войско на Аргос, говоря, что возвращение оттуда будет позорным.
Подойдя к городу и увидев запертые ворота и стоящих на стенах женщин, Клеомен воскликнул: «Не покажется ли позорным отступление от этого города, где мужчины перебиты, а женщины заперли ворота».
Тем аргосцам, которые ругали его, называя нечестивым клятвопреступником, Клеомен отвечал: «Вы властны ругать меня, но расправиться с вами в моей власти». (Плутарх. Изречения спартанцев. 45. 2-6).
Вражда Клеомена со вторым спартанским царем - Демаратом - была настолько глубокой и яростной, что результатом её явилось всеспартанское запрещение ходить царям вдвоем на войну. Чтобы избавиться от Демарата, Клеомену, судя по всему, опять пришлось подключить свой ресурс в Дельфах. На вопрос: «Аристонов ли сын Демарат», пифия ответила: «Демарат - не сын Аристона». Мать Демарата тоже не смогла опротестовать это заявление. Демарат лишился царского сана и бежал в Персию.
Дурнопахнущее дельце вскрылось, и Клеомен вновь был обвинен в подкупе, а пифия лишилась сана. При этом в письменной традиции есть упоминания о том, как Клеомен отказывал, например, тиранам Самоса и Милета в спартанском войске «за мзду малую» (это и понятно, отсылать так далеко воинский контингент неразумно). То есть, коррупционер Клеомен не был так уж неразборчив и жаден. К тому же ни одно обвинение в суде против него так и не было доказано. Видимо, на Клеомене отлаживалась схема «герусия против эфората», пока эфоры еще не набрали политической силы в Спарте. Позднее обвинения и суды по коррупционным поводам в Спарте станут обычным явлением, а спартанцы, судя по Геродоту, приобретут в Греции славу сребролюбцев.
История сохранила также сведения о том, что по приказу Клеомена во время вторжения в Элевсин была вырублена священная роща, а при изгнании Клисфена из Афин сам царь силой, игнорировав предупреждение жрицы, проник в святилище Афины в Эрехтейоне.
В общем, Клеомен, не дожидаясь наказания за историю с Демаратом, быстро выехал в Фессалию, а затем в Аркадию, в лояльности которой спартанцы никогда не были уверены. Там Клеомен быстро организовал принесение аркадянами присяги на верность лично ему, а Спарта настолько струхнула, что не менее быстро пересмотрела свое отношение к проступку бывшего царя и амнистировала его досрочно.
«Узнав об этих происках Клеомена, лакедемоняне устрашились и возвратили его в Спарту, где он стал, как и прежде, царем. Тотчас же по возвращении его поразил недуг, именно безумие (впрочем, Клеомен уже и раньше был не совсем в уме): так, первому встречному в Спарте царь тыкал своей палкой в лицо. За такие безумные поступки родственники наложили на Клеомена ножные колодки. Уже связанный, Клеомен, увидев, что он наедине со стражем, потребовал нож. Страж сначала не хотел давать, но царь стал грозить, что заставит его потом поплатиться, пока тот в страхе от угроз (это был илот) не дал ему нож. Схватив это железное орудие, царь принялся увечить свое тело, начиная от голеней. Он изрезал мясо [на теле] на полосы: от голеней до ляжек и от ляжек до бедер и паха. Дойдя до живота, Клеомен и его изрезал на полосы и таким образом скончался». (Геродот. VI. 75).
Коррупция, святотатство, клятвопреступление, манипуляции с оракулами (в этом Клеомена позднее превзойдет Лисандр) - вот неполный список того, за что боги наказали Клеомена, по мнению его сограждан, да и иных обитателей Греции.
А теперь вишенка на торте и удар в сложившееся о спартанцах как людях великодушных и принципиальных мнение. Клеомен был братом и одновременно зятем (Горго была его дочерью) того самого царя Леонида, который держал Фермопильское ущелье. И именно этому замечательному, смелому и честному человеку, скорее всего, и принадлежит идея устранения Клеомена, а возможно, даже и прямой приказ об уничтожении.