Когда жизнь тебя не готовила, но вот ты и царь
Старая байка про сброшенных спартанцами со скалы ущербных младенцев в 2007 году получила временный археологический финал - в том месте, где, как считается, и были Апофеты, нашли скелетные останки только мужчин. Несколько десятков, от 18 до 35 лет. Вероятно, решили исследователи, это был мессенский отряд, поплатившийся за свою вылазку. В принципе можно придумать еще варианты.
Источниковедческое многоточие тут принадлежит Плутарху - именно он рассказывает об этом странном спартанском обычае:
«Отец был не в праве сам распорядиться воспитанием ребенка - он относил новорожденного на место, называемое «лесхой», где сидели старейшие сородичи по филе. Они осматривали ребенка и, если находили его крепким и ладно сложенным, приказывали воспитывать, тут же назначив ему один из девяти тысяч наделов. Если же ребенок был тщедушным и безобразным, его отправляли к Апофетам (так назывался обрыв на Тайгете), считая, что его жизнь не нужна ни ему самому, ни государству, раз ему с самого начала отказано в здоровье и силе». (Плутарх. Ликург. 16)
Однако эти слова опровергает жизнь царя Агесилая, который, как известно из того же Плутарха, был хорош собой и физически развит, исключая телесный порок - врожденную хромоту и невысокий рост. Тут можно возразить, что Агесилай принадлежал к царской династии, поэтому освобождался от «оценочного суждения бабок на лавке». Однако дело в том, что Агесилай был младшим сыном царя из династии Еврипонтидов Архидама II, а значит, был практически исключен из очереди наследования, которая дальше двигалась по линии старшего сына Архидама Агида.
Но вот беда - и в этой истории мы не обойдемся без Алкивиада - сын Агида Леотихид не был признан отцом, поскольку родился после 10-месячного отсутствия царя в Спарте (он в это время воевал у Декелеи). Его настоящим отцом считался именно Алкивиад, и очередь на престол автоматически перешла к младшему брату почившего царя - Агесилаю.
Надо заметить, что к моменту смерти Агида его сыну Леотихиду было едва ли больше 15 лет, а младшему брату - около 45. Особенность ситуации заключалась в том, что даже если бы Леотихид стал царем, по младости лет ему был бы положен регент - ближайший родственник. А им являлся - вот неожиданность! - Агесилай.
Но поскольку спартанцы были весьма богопослушными гражданами, сторонники Леотихида пустили в ход козырь - дельфийское пророчество.
«Он [прорицатель Диопиф] заявил, что будет грехом, если спартанцы выберут царем хромого, и прочел во время разбора этого дела следующее прорицание:
Гордая Спарта! Хотя у тебя и здоровые ноги,
Бойся: ты можешь взрастить на престоле хромое даренье;
Долго ты будешь тогда изнывать от нежданной болезни,
Долго ты будешь носиться по волнам убийственной брани».
(Плутарх. Агесилай. 3)
Однако партия Агесилая, которую возглавлял Лисандр (тот самый наварх, покончивший с афинским флотом у Эгоспотам), достала из рукава туз:
«... по его [Лисандра] мнению, божество не имеет здесь в виду хромоту как физический недостаток, но скорее предписывает остерегаться, чтобы престола не занял человек, не принадлежащий к царскому роду. «Ведь очень уж хромым будет у нас царствование, если во главе города будет стоять не принадлежащий к потомству Геракла». Выслушав эти заявления обоих, город избрал царем Агесилая».
(Ксенофонт. Греческая история. 3. III. 3-4).
Вот так Агесилай Великий стал спартанским царем.
А картинки здесь никакой не будет, потому что «мы не имеем ни одного изображения Агесилая, ибо он сам не хотел этого и даже перед смертью запретил рисовать свое мертвое тело или лепить статую». (Плутарх. Агесилай. 2) А если точнее: «он приказал окружавшим его соратникам, чтобы они не воздвигали в память о нем ни лепных, ни писаных, ни других каких-либо изображений. «Если, - сказал он, - я сделал что-либо хорошее, это и будет мне памятником; если же нет - не помогут все статуи мира - ничего не стоящие изделия жалких ремесленников». (Плутарх. Изречения спартанцев. 2. 79).
P.S. Для исторически подкованных предлагаю угадать, кто косплеил поведение Агесилая с окружающими:
«... цари с давних пор живут с ними [эфорами и геронтами] в раздорах, передавая эту вражду от отца к сыну. Но Агесилай избрал другой путь. Вместо того, чтобы ссориться с ними и делать их своими врагами, он всячески угождал им, не предпринимая ничего без их совета, а будучи призван ими, всегда торопился явиться как можно скорее. Всякий раз, как подходили эфоры, когда он, сидя на царском троне, решал дела, он поднимался им навстречу; каждому вновь избранному старейшине он всегда посылал в качестве почетного дара теплый плащ и быка. Этими поступками он хотел показать, что почитает их и тем возвышает их достоинство. В действительности же незаметно для окружающих все более укреплял собственное могущество и увеличивал значение царской власти благодаря всеобщему расположению, которым он пользовался». (Плутарх. Агесилай. 4).
Источниковедческое многоточие тут принадлежит Плутарху - именно он рассказывает об этом странном спартанском обычае:
«Отец был не в праве сам распорядиться воспитанием ребенка - он относил новорожденного на место, называемое «лесхой», где сидели старейшие сородичи по филе. Они осматривали ребенка и, если находили его крепким и ладно сложенным, приказывали воспитывать, тут же назначив ему один из девяти тысяч наделов. Если же ребенок был тщедушным и безобразным, его отправляли к Апофетам (так назывался обрыв на Тайгете), считая, что его жизнь не нужна ни ему самому, ни государству, раз ему с самого начала отказано в здоровье и силе». (Плутарх. Ликург. 16)
Однако эти слова опровергает жизнь царя Агесилая, который, как известно из того же Плутарха, был хорош собой и физически развит, исключая телесный порок - врожденную хромоту и невысокий рост. Тут можно возразить, что Агесилай принадлежал к царской династии, поэтому освобождался от «оценочного суждения бабок на лавке». Однако дело в том, что Агесилай был младшим сыном царя из династии Еврипонтидов Архидама II, а значит, был практически исключен из очереди наследования, которая дальше двигалась по линии старшего сына Архидама Агида.
Но вот беда - и в этой истории мы не обойдемся без Алкивиада - сын Агида Леотихид не был признан отцом, поскольку родился после 10-месячного отсутствия царя в Спарте (он в это время воевал у Декелеи). Его настоящим отцом считался именно Алкивиад, и очередь на престол автоматически перешла к младшему брату почившего царя - Агесилаю.
Надо заметить, что к моменту смерти Агида его сыну Леотихиду было едва ли больше 15 лет, а младшему брату - около 45. Особенность ситуации заключалась в том, что даже если бы Леотихид стал царем, по младости лет ему был бы положен регент - ближайший родственник. А им являлся - вот неожиданность! - Агесилай.
Но поскольку спартанцы были весьма богопослушными гражданами, сторонники Леотихида пустили в ход козырь - дельфийское пророчество.
«Он [прорицатель Диопиф] заявил, что будет грехом, если спартанцы выберут царем хромого, и прочел во время разбора этого дела следующее прорицание:
Гордая Спарта! Хотя у тебя и здоровые ноги,
Бойся: ты можешь взрастить на престоле хромое даренье;
Долго ты будешь тогда изнывать от нежданной болезни,
Долго ты будешь носиться по волнам убийственной брани».
(Плутарх. Агесилай. 3)
Однако партия Агесилая, которую возглавлял Лисандр (тот самый наварх, покончивший с афинским флотом у Эгоспотам), достала из рукава туз:
«... по его [Лисандра] мнению, божество не имеет здесь в виду хромоту как физический недостаток, но скорее предписывает остерегаться, чтобы престола не занял человек, не принадлежащий к царскому роду. «Ведь очень уж хромым будет у нас царствование, если во главе города будет стоять не принадлежащий к потомству Геракла». Выслушав эти заявления обоих, город избрал царем Агесилая».
(Ксенофонт. Греческая история. 3. III. 3-4).
Вот так Агесилай Великий стал спартанским царем.
А картинки здесь никакой не будет, потому что «мы не имеем ни одного изображения Агесилая, ибо он сам не хотел этого и даже перед смертью запретил рисовать свое мертвое тело или лепить статую». (Плутарх. Агесилай. 2) А если точнее: «он приказал окружавшим его соратникам, чтобы они не воздвигали в память о нем ни лепных, ни писаных, ни других каких-либо изображений. «Если, - сказал он, - я сделал что-либо хорошее, это и будет мне памятником; если же нет - не помогут все статуи мира - ничего не стоящие изделия жалких ремесленников». (Плутарх. Изречения спартанцев. 2. 79).
P.S. Для исторически подкованных предлагаю угадать, кто косплеил поведение Агесилая с окружающими:
«... цари с давних пор живут с ними [эфорами и геронтами] в раздорах, передавая эту вражду от отца к сыну. Но Агесилай избрал другой путь. Вместо того, чтобы ссориться с ними и делать их своими врагами, он всячески угождал им, не предпринимая ничего без их совета, а будучи призван ими, всегда торопился явиться как можно скорее. Всякий раз, как подходили эфоры, когда он, сидя на царском троне, решал дела, он поднимался им навстречу; каждому вновь избранному старейшине он всегда посылал в качестве почетного дара теплый плащ и быка. Этими поступками он хотел показать, что почитает их и тем возвышает их достоинство. В действительности же незаметно для окружающих все более укреплял собственное могущество и увеличивал значение царской власти благодаря всеобщему расположению, которым он пользовался». (Плутарх. Агесилай. 4).