Мишка
Бедная моя, старая бабушка, с угасающим рассудком и растворяющейся красотой. Округлив глаза, рассказывает о рыжей собаке под окном:
"Он тут живет. На погребе. Сидит всегда - ждет, ждет. Их тут раньше целая стая была. И вожак был. Мишка. Лохма-атый такой пес. Штук десять было...
На втором этаже у нас мальчик живет больной. С мамой. Ну, не мальчик уже... Лет 50. У них всегда собаки были, штуки три. Со временем подохли все...
А прошлой весной приехали живодеры. Ну, служба... И мама эта как увидела, Мишку домой увела. И еще одного успела. Грязного такого, страшного. Всю стаю переловили. Только рыжий этот сбежал от них. И Мишка с грязным у мамы остались. Они оба так и живут у них. Она кормит их, гуляет.
А рыжий этот сам остался. Видишь, ждет сидит. Вечером Мишку гулять поведут. А он вожак. И рыжий скулит, ждет его. А как увидит, бежит, сломя голову, и кланяется, кланяется...
Соседка хотела его к себе взять, рыжего, так он сбежал. Кому понравится?..."
Бабушка смотрит вдаль - сквозь тополь в окне, сквозь дальнюю пятиэтажку и весь алексеевский жилмассив за ней. Представляет, как Мишка в пурпурной мантии, подставляет рыжему лапу для поцелуя. "Милорд, я ждал вас с самого утра! В память о нашей бесславно пропавшей шайке, примите от меня этот пакет из под рыбы и свежий кусок крысы..."
Я тоже смотрю сквозь свою старую бабушку. Представляю себя рыжим псом, который и не там и не там. Не в петле, и не в кровати с больным мальчиком пятидесяти лет. Сижу на погребе. Считаю прохожих. Пытаюсь заснуть. Жду Мишку.
"Он тут живет. На погребе. Сидит всегда - ждет, ждет. Их тут раньше целая стая была. И вожак был. Мишка. Лохма-атый такой пес. Штук десять было...
На втором этаже у нас мальчик живет больной. С мамой. Ну, не мальчик уже... Лет 50. У них всегда собаки были, штуки три. Со временем подохли все...
А прошлой весной приехали живодеры. Ну, служба... И мама эта как увидела, Мишку домой увела. И еще одного успела. Грязного такого, страшного. Всю стаю переловили. Только рыжий этот сбежал от них. И Мишка с грязным у мамы остались. Они оба так и живут у них. Она кормит их, гуляет.
А рыжий этот сам остался. Видишь, ждет сидит. Вечером Мишку гулять поведут. А он вожак. И рыжий скулит, ждет его. А как увидит, бежит, сломя голову, и кланяется, кланяется...
Соседка хотела его к себе взять, рыжего, так он сбежал. Кому понравится?..."
Бабушка смотрит вдаль - сквозь тополь в окне, сквозь дальнюю пятиэтажку и весь алексеевский жилмассив за ней. Представляет, как Мишка в пурпурной мантии, подставляет рыжему лапу для поцелуя. "Милорд, я ждал вас с самого утра! В память о нашей бесславно пропавшей шайке, примите от меня этот пакет из под рыбы и свежий кусок крысы..."
Я тоже смотрю сквозь свою старую бабушку. Представляю себя рыжим псом, который и не там и не там. Не в петле, и не в кровати с больным мальчиком пятидесяти лет. Сижу на погребе. Считаю прохожих. Пытаюсь заснуть. Жду Мишку.