чужие стихи
В одних садах цветет миндаль, в других метёт метель.
В одних краях ещё февраль, в других уже апрель.
Проходит время, вечный счёт, год за год, век за век,
Во всём его неспешный ход, его кромешный бег.
В году на радость и печаль по двадцать пять недель.
Мне двадцать пять недель февраль, и двадцать пять апрель.
По двадцать пять недель в туман уходит счёт векам.
Летит мой звонкий балаган куда-то к облакам.
Летит и в холод, и в жару, и в гром, и в тишину.
А я не знаю, как живу, не знаю, чем живу.
Не понимаю, как творю, не знаю, что творю.
Я только знаю, что горю и, видимо, сгорю.
В одних краях - рассветный хлад, в других - закатный чад.
В одних домах еще не спят, в других - уже не спят.
То здесь, то там гремит рояль, гудит виолончель.
И двадцать пять недель - февраль, и двадцать пять - апрель.
Вели мне, Боже, все стерпеть. Но сердцу не вели.
Оно хранит уже теперь все горести Земли.
И разорваться может враз, и разлететься врозь.
Оно уже теперь, сейчас почти разорвалось.
Мой долгий путь, мой дальний дом. Великая река -
Моя дорога, и кругом одни лишь облака.
Такая мгла, такая даль, такая карусель...
И двадцать пять недель февраль, и двадцать пять апрель.
И сквозь томительный дурман по зыбким берегам
Летит мой звонкий балаган куда-то к облакам.
М. Щербаков
В одних краях ещё февраль, в других уже апрель.
Проходит время, вечный счёт, год за год, век за век,
Во всём его неспешный ход, его кромешный бег.
В году на радость и печаль по двадцать пять недель.
Мне двадцать пять недель февраль, и двадцать пять апрель.
По двадцать пять недель в туман уходит счёт векам.
Летит мой звонкий балаган куда-то к облакам.
Летит и в холод, и в жару, и в гром, и в тишину.
А я не знаю, как живу, не знаю, чем живу.
Не понимаю, как творю, не знаю, что творю.
Я только знаю, что горю и, видимо, сгорю.
В одних краях - рассветный хлад, в других - закатный чад.
В одних домах еще не спят, в других - уже не спят.
То здесь, то там гремит рояль, гудит виолончель.
И двадцать пять недель - февраль, и двадцать пять - апрель.
Вели мне, Боже, все стерпеть. Но сердцу не вели.
Оно хранит уже теперь все горести Земли.
И разорваться может враз, и разлететься врозь.
Оно уже теперь, сейчас почти разорвалось.
Мой долгий путь, мой дальний дом. Великая река -
Моя дорога, и кругом одни лишь облака.
Такая мгла, такая даль, такая карусель...
И двадцать пять недель февраль, и двадцать пять апрель.
И сквозь томительный дурман по зыбким берегам
Летит мой звонкий балаган куда-то к облакам.
М. Щербаков