О душе и духе индогерманцев
Проводя изрядное количество ночей моих над Саллюстием (ровно как и над теми, кто о Саллюстиевом слоге говорил - иногда порицая, но чаще - хваля), покамест теплился огонёк в моей лампадке, размышлял я о природе нашего, индоевропейского (арийского), ума. Безусловно вот что приходит мне в голову при чтении, скажем, таких мест:
- из Квинтилиана (Quint. Inst. 10 1.101ss):
at non historia cesserit Graecis, nec opponere Thucydidi Sallustium verear, nequeindignetur sibi Herodotus aequari T. Livium, cum in narrando mirae iucunditatis clarissimique candoris, tum in contionibus supra quam enarrari potest eloquentem; ita quae dicuntur omnia cum rebus tum personis accommodata sunt; adfectus quidem, praecipueque eos qui sunt dulciores, ut parcissime dicam, inemo historicorum commendavit magis.
[101] Но в Истории мы не уступим Грекам; и я смело противопоставлю Фукидиду Саллюстия: да и Иродот не постыдился бы стать наряду с Титом Ливием, который, кроме удивительной пленительности и ясности в повествовании, в Речах своих блистает неподражаемым, или паче неизъяснимым витийством. Все приспособлено и к лицам, и к предметам: и самые страсти, особливо безмятежные и тихие, ни одним, без преувеличения скажу, Историком лучше не выставлены.
[102] ideoque immortalem illam Sallustii velocitatem diversis virtutibus consecutus est. nam mihi egregie dixisse videtur Servilius Nonianus, pares eos magis quam similes; qui et ipse a nobis auditus est, clarus vi ingenii et sententiis creber, sed minus pressus quam historiae auctoritas postulat.
[102] Почему краткость и стремительность Саллюстия, которая служить должна образцом для всех веков, заменял в себе другими совершенствами. И мне кажется, весьма справедливо сказал об них Сервилий Новиан, что они равны более, нежели подобны. Сей Новиан, коего знал я лично, был сам Историк великого ума, исполненный острых изречений, но не так краток, как бы требовала важность Истории.
[103] quam paulum aetate praecedens eum Bassus Aufidius egregie, utique in libris belli Germanici, praestitit genere ipso, probabilis in omnibus, sed in quibusdam suis ipse viribus minor.
[103] В чём, незадолго пред ним живший Басс Авфидий имел больший успех, описывая Германскую войну, и может почесться достойным в своем роде Писателем; но в некоторых местах своего сочинения оказывается ниже самого себя.
(перевод Никольского)
- и ещё разок из Квинтилиана (Quint. Inst. 4 2.44ss):
[44] Non minus autem cavenda erit, quae nimium corripientes omnia sequitur, obscuritas, satiusque est aliquid narrationi superesse quam deesse. nam supervacua cum taedio dicuntur, necessaria cum periculo subtrahuntur.
[44] Но не меньше надлежит избегать и темноты, которая, при излишнем старании о краткости, необходима; в повествовании лучше некоторый избыток, нежели недостаток. Ибо излишество наводит скуку, а опущение нужного вредит делу.
[45] Quare vitanda est etiam illa Sallustiana, quanquam in ipso virtutis obtinet locum, brevitas et abruptum sermonis genus, quod otiosum fortasse lectorem minus fallat, audientem transvolat nec dum repetatur exspectat, cum praesertim lector non fere sit nisi eruditus, iudicem rura plerumque in decurias mittant de eo pronuntiaturum quod intellexerit; ut fortasse ubicunque, in narratione tamen praecipue, media haec tenenda sit via dicendi quantum opus est et quantum satis est.
[45] Почему и не должно подражать той краткости Саллюстия (хотя она почитается в нем за совершенство) и тому отрывистому слогу, который внимательному читателю, может быть, не сделает затруднения, но для слушателя бывает невразумителен без повторений; в читателе обыкновенно предполагается более сведения, вместо того судья часто из сельских жителей избирается: он должен произносить приговор, совершенно разумея сущность производимого дела. Как везде, так особенно в повествовании, надлежит держаться средины: чтоб было ни больше ни меньше должного.
[46] quantum opus est autem non ita solum accipi volo, quantum ad indicandum sufficit, quia non inornata debet esse brevitas, alioqui sit indocta; nam et fallit voluptas et minus longa quae delectant videntur, ut amoenum ac molle iter, etiamsi est spatii amplioris, minus fatigat quam durum aridumque compendium.
[46] Но я, советуя наблюдать краткость в повествовании, не то разумею, чтобы в нем довольствоваться только простым изложением обстоятельств: краткость не исключает украшения; а иначе была бы речь слишком проста: удовольствие обманчиво, и речь, когда приятна, не так продолжительною кажется. Идучи по весёлой и гладкой дороге, сколько бы ни была длинна, устанешь меньше, нежели идучи по кратчайшей, но неровной и скучной.
[47] neque mihi unquam tanta fuerit cura brevitatis, ut non ea, quae credibilem faciunt expositionem, inseri velim. simplex enim et undique praecisa non tam narratio vocari potest quam confessio. sunt porro multae condicione ipsa rei longae narrationes, quibus extrema (ut praecepi) prooemii parte ad intentionem praeparandus est iudex; deinde curandum, ut omni arte vel ex spatio eius detrahamus aliquid vel ex taedio.
[47] Итак я люблю краткость, но не хочу, чтобы повествование обнажено было всякой красоты и силы. Ибо слишком простое и повсюду отрывистое изложение не столько повествованием, сколько невнятною смесью назваться может. Впрочем, есть повествования, которые по существу самого дела должны быть длинны. Я уже показал, что последнею частью приступа судья приготовляется к слушанию; после того должно всячески стараться уменьшать несколько пространные повествования, или удалять скуку, от сего происходящую.
- из Светония тоже приведём небольшой отрывок - то, что относится к Саллюстию нашему чрез мнение учёного Поллиона (в переводе Гаспарова):
О нем же упоминает Азиний Поллион в той книге, где он порицает сочинения Саллюстия за то, что они испорчены нарочито старинными словами:
De eodem Asinius Pollio in libro quo Sallusti scripta reprehendit ut nimia priscorum verborum affectatione oblita ita tradit:
Тем удивительнее мнение Азиния, что Атей обычно собирал для Саллюстия старинные слова и выражения:
[7] Quo magis miror Asinium credidisse antiqua eum verba et figuras solitum esse colligere Sallustio,
ведь Азиний знал, что ему самому Атей советовал пользоваться речью обычной, общепринятой и естественной,
cum sibi sciat nihil aliud suadere quam ut noto civilique et proprio sermone utatur
особенно же избегать саллюстиевской темноты и смелости образов.
vitetque maxime obscuritatem Sallusti et audaciam in translationibus.
Все эти мнения (и много иных, коя опускаю) я изучил токмо для того, чтобы высказать одну из излюбленнейших моих дум (2/7/24):
Главная черта индоевропейской идентичности - искусство владения словом. Все индоевропейское народы - глубоко (и высоко) риторические народы. Отнять у них это искусство - значит лишить их собственной сущности. Культура этих народов глубоко ритористична, то есть покоится на слове, на очень проникновенной, интенсивно переживаемой связи человека со словом, чувствительности человека к эстетическим и эмоциональным возможностям словесного выражения. Всяк индоевропейский человек пусть и подсознательно, но не может не давать себе отчёта в важном, могучем, практически сакральном значении красноречия.