О связях Троцкого с олигархами и нацистами или почему человека бьют по голове альпенштоком? ч.1
Как свидетельствуют некоторые западные источники, ставка в переустройстве России сначала делалась на Керенского, а затем, по мере прояснения его политической несостоятельности, на Троцкого. Характерны нюансы, которыми, по их описанию, был обставлен отъезд Троцкого из США в Россию после падения самодержавия.
«<...> Среди самых заметных эмигрантов, которые возвратились на родину (из США) <...>, были Николай Бухарин, Михаил Бородин, Владимир Шатов, Александра Коллонтай и Лев Троцкий. Сотни других, чьи имена тогда были неизвестны и которые позднее, весной и летом, устремились в Россию, обычно прибывали через Тихий океан и далее следовали через Сибирь <...>.
„Самый опасный" из эмигрантов в США, Лев Троцкий, кому по заслугам и славе суждено было занять второе место после Ленина, был изгнан из Европы незадолго до революции <...>. Он обосновался в Нью-Йорке и с <...> соотечественниками помогал выпускать радикальную газету на русском языке „Новый мир".
Со времени раскола с большевиками в 1903 году Троцкий вел непримиримую политическую борьбу с Лениным и обычно ассоциировался с меньшевистским крылом партии. Однако было бы более точно определить его как „троцкиста", хотя со временем этот термин приобрел совершенно иной смысл и до сих пор в России считается синонимом„предателя"<...>.
Сразу после революции Троцкий получил билет на норвежское судно и 27 марта отплыл вместе с женой и двумя сыновьями. В Галифаксе (Новая Шотландия) это судно захватил британский военный корабль, и все русские эмигранты, находившиеся на его борту, были с пристрастием допрошены, причем особый интерес проявлялся к их планам и политическим убеждениям <...>. Семья Троцкого была оставлена в Галифаксе <...>. Начальник лагеря отказался отправить их телеграммы в Петроград и задержал отправку протеста Ллойд-Джорджу (премьер-министру Великобритании) <...>.
Когда известие об аресте Троцкого достигло Петрограда, оно вызвало усиление антибританской пропаганды в левой прессе <...>. Дополнительный предлог задержания, заключавшийся в том, что (sic!) русские были интернированы, так как „ехали на субсидии германского посольства, чтобы свергнуть Временное правительство", <...> был встречен насмешками.
<...> Министр иностранных дел (П. Н. Милюков), разумеется, был в курсе истории в Галифаксе и потребовал разрешить заключенным проследовать в Россию. Но 10 апреля он передумал и попросил, чтобы их задержали до следующего распоряжения. Бьюкенен (британский посол в России), который больше не желал, чтобы его правительство заставляли играть роль козла отпущения в отношении политики российского правительства, пригрозил предать гласности всю историю. Милюков успокоил его, пообещав сделать публичное заявление, в котором снимет с Британии всю вину. В конце концов Временное правительство было вынуждено проявить активность, и 29 апреля пленники были освобождены и доставлены на датское судно. Без дальнейших осложнений они прибыли 18 мая в Петроград».
Проследим, как «виртуозно» действовали англичане. Первыми «ответственными» за отправку Троцкого из США в Россию были «назначены» американцы. Англичане же, напротив, арестовали его в Галифаксе и выяснили политические намерения. Убедившись в их революционности, они распространили через свое посольство в Петрограде информацию о финансировании Троцкого германским посольством (у Троцкого была обнаружена очень крупная по тем временам сумма в 10 тыс. долларов). И при этом не преминули подчеркнуть, что эти якобы немецкие деньги направлялись на свержение Временного правительства.
Деньги, как в 1919 году выяснило специальное расследование одного из комитетов Сената США, действительно были немецкие. Но получены они были. от американской редакции газеты «Фольксцайтунг», финансировавшейся кайзеровским правительством. И не напрямую, а через некоего Г. Вайнштейна, который к тому времени уже являлся официальным членом Советского Бюро в Нью-Йорке184. (Бюро возглавлялось К. А. Мартене - гражданином Германии, по совместительству вице-президентом проектно-технической фирмы «Вайнберг & Познер».) Вот что пишет по этому поводу Г. Александров:
«<...> Происхождение этих „десяти тысяч" <...> весьма любопытно. Первый раз эта цифра всплыла в утечке, которую дали сами же англичане в „секретной" телеграмме канадским властям. <...> Говорилось, что, по данным разведки, на пароходе „Кристиания-фьорд" будет находиться „немецкий шпион" Троцкий, имеющий при себе доллары в сумме именно десяти тысяч <...>. Телеграмма, в которой упоминалась эта сумма, была, по всей видимости, „маяком" (то есть политической установкой.). Лондон, с тем чтобы не допустить самодеятельности и возможных в будущем разночтений, указывал „товарищам на местах", какая именно сумма должна в дальнейшем фигурировать в „деле Троцкого". Трудно интерпретировать историю с телеграммой в другом смысле <...>». Сколько на самом деле денег было у Троцкого, мы, повидимому, никогда не узнаем. Как не узнаем их подлинного происхождения, списанного на приказавший долго жить кайзеровский режим.
Так или иначе, но вся эта история сразу же записывала меньшевика-межрайонца Троцкого с подачи прессы, близкой к Временному правительству, в ленинское крыло большевистской партии. Потихоньку начали стираться из памяти и предыдущие «заслуги» Троцкого, в том числе его неизменный меньшевизм, «центризм» и многолетняя борьба с Лениным. На это клюнули многие, в том числе газета «Правда».
Далее британский посол Дж. Бьюкенен на пару с известным «англофилом» во Временном правительстве, главой МИД П. Н. Милюковым, разыграли спектакль, суть которого заключалась в том, что британцы, «пообещав рассказать правду», по сути вынудили Милюкова ходатайствовать о приезде Троцкого в Россию. Заметим, что за пределами приведенной цитаты находилось еще и ходатайство об освобождении Троцкого, направленное премьер-министру Д. Ллойд-Джорджу президентом США В. Вильсоном, который находился под сильным влиянием полковника Хауса, известного тесными связями в Лондоне. Получилось, что американский президент и глава российского МИД оказались в положении «крайних», лично причастных к появлению Троцкого в Петрограде, а организовавшие и разыгравшие эту комбинацию англичане стали выглядеть чуть не главными его противниками, благородных усилий которых, как якобы выяснилось, «не оценили» ни в Америке, ни в России. Троцкий же при этом направился в Петроград через Лондон и Стокгольм, куда, как увидим ниже, заехал за «новыми» деньгами «на революцию». Ленину же в проезде в Россию через свою территорию англичане отказали, в результате чего он вынужденно проследовал через Германию, став из-за этого объектом беспощадной критики со стороны политических оппонентов как внутри, так и вне партии.
Неужели не видно, что Троцкому на туманном Альбионе просто-таки расчищали путь к власти в России?..
Ориентация Троцкого на англосаксонскую банковско-олигархическую элиту подтверждалась и его соратниками, в частности одним из самых близких его единомышленников Х. Г. Раковским: «Я во всем этом принимал участие. Но я вам скажу еще больше. Знаете ли вы, кто финансировал Октябрьскую революцию? Ее финансировали <...> те же самые банкиры, которые финансировали революцию в 1905 году, а именно Якоб Шифф и братья Варбурги: это значит - великое банковское созвездие, один из пяти банков - членов Федерального резерва (созданной в 1913 г. Федеральной резервной системы или, сокращенно, ФРС США. - Авт.), - Kuhn, Loeb & Co (упоминавшийся нами в связи со Шредерами, Даллесами и Гитлером. - Авт.). Здесь же принимали участие и другие американские и европейские банкиры, как Гуггенгейм, Хенауэр, Брайтунг, Ашберг, Ниа-Банкен - это из Стокгольма. Я был там, в Стокгольме, и принимал участие в перемещении фондов. Пока не прибыл Троцкий (проездом из США в Россию. - Авт.), я был единственным человеком, который выступал посредником с революционной стороны <...>.
<...> Как и почему возвышается неведомый Троцкий, одним взмахом приобретающий власть более высокую, чем та, которую имели самые старые и влиятельные революционеры? Очень просто, он женится. Вместе с ним прибывает в Россию его жена - Седова. Знаете, кто она такая? Она дочь Животовского, объединенного с банкирами Варбургами (П. Варбург - первый председатель Совета управляющих ФРС. - Авт.), компаньонами и родственниками Якоба Шиффа, то есть той финансовой группы, которая, как я говорил, финансировала также революцию 1905 года. Здесь причина, почему Троцкий одним махом становится во главе революционного списка <...>»
Видный историк Л. М. Спирин признавал, что вопрос о причинах присоединения Троцкого к большевикам, несмотря на его неизменную жесткую конфронтацию с В. И. Лениным, советской исторической наукой тщательно обходится189. Почему? Наиболее правдоподобным кажется следующее объяснение: само обсуждение такой «скользкой» темы, как тесные связи одного из ключевых лидеров Октября с западным империалистическим капиталом, идеологам КПСС казалось неприемлемым.
Между тем так не считал сам В. И. Ленин, причины негативного отношения которого к Троцкому, особенно в дореволюционную эпоху, вождем партии не скрывались. Приведем пример января 1911 года, когда в партии значительно усилилась борьба с пытавшимися навязать ей свою политическую волю фракционными группировками. Вот что писал тогда Ленин о Троцком:
«Иудушка Троцкий распинался на пленуме против ликвидаторства и отзовизма*. Клялся и божился, что он партиен. Получал субсидию.
После пленума ослабел ЦК, усилились впередовцы (созданная в 1909 г. внутрипартийная группа, стоявшая на платформе отзовизма; Ленин называл ее антипартийной. ) - обзавелись деньгами. Укрепились ликвидаторы, плевавшие в „Нашей Заре" перед лицом Столыпина в лицо нелегальной партии.
Иудушка удалил из „Правды" представителя ЦК и стал писать <...> ликвидаторские статьи. Вопреки прямому решению назначенной пленумом <...> комиссии, которая постановила, что ни один партийный лектор не должен ехать во фракционную школу впередовцев (на о. Капри.), Иудушка Троцкий туда поехал и обсуждал план конференции с впередовцами <...>.
И сей Иудушка бьет себя в грудь и кричит о своей партийности, уверяя, что он отнюдь перед впередовцами и ликвидаторами не пресмыкался <...>».
А это уже июль того же 1911 года:
«<...> В России нет раскола нелегальных организаций, нет и параллельных социал-демократических организаций. Есть партийцы и отделившиеся, обособившиеся ликвидаторы. Заграничные группы голосовцев, Троцкого, Бунда, «Впереда» и т.п., которые хотят прикрыть отделение ликвидаторов, помочь им прятаться под знаменем РСДРП, помочь им срывать восстановление РСДРП <...>.
Как стоит вопрос о фракционности? Большевики в январе 1910 года распустили свою фракцию под условием, что все фракции распустятся тоже. Условие, как все знают, не выполнено.
И «Голос», и «Вперед», и Троцкий и Ко - усилили свою фракционную обособленность <...>.
Мы, большевики, решили твердо: ни за что не повторять (и не дать повторять) примиренческой ошибки теперь. Это значило бы затормозить восстановление РСДРП, запутать ее в новую игру с голосовцами (или их лакеями, вроде Троцкого), впередовцами и т. п., а время критическое <...>».
Итак, по Ленину, отзовизм, выступавший за ограничение партии только нелегальной деятельностью, и ликвидаторство, наоборот, требовавшее отказаться от нее, сосредоточившись на открытой, публичной политике - две стороны одной медали, две попытки противодействия большевикам с двух разных сторон, две стратегии, разработанные, по-видимому, одной и той же головой. Поскольку более успешным оказалось ликвидаторское направление, его в итоге поддержали и отзовисты, хотя, казалось бы, находились с ним на противоположных позициях.
Получавший деньги от партии Троцкий, как только поток этих денег уменьшился, но они появились у противостоявшей большевикам отзовистской группы «Вперед», переметнулся к ней, став одновременно поддерживать также и ликвидаторов, ибо их поддерживали дававшие деньги «впередовцы». Причем масштабы этой деятельности Троцкого, как и круг его связей в оппозиционной Ленину среде постоянно расширялись.
Объединением отзовистов и ликвидаторов и оказался так называемый «центр», во главе которого Троцкий встал в августе 1912 года. Вот характеристика созданного тогда «Августовского блока», данная резолюцией «Об отношении к ликвидаторству и об единстве», принятой на Краковском совещании ЦК РСДРП с партийными работниками (конец декабря 1912-го - начало января 1913 годов):
«Августовская конференция 1912 года, назвавшая себя „конференцией организаций РСДРП", оказалась на деле ликвидаторской конференцией, так как главной и руководящей ее частью явилась отколовшаяся от партии и оторванная от русских рабочих масс литературная группа ликвидаторов». (Упоминание о «литературном» характере группы указывает на ее тесную связь не только с ликвидаторами, но и с отзовистами, к которым примыкали некоторые видные партийные и околопартийные литераторы - А. М. Горький, А. В. Луначарский и другие)
Таким образом, налицо зависимость Троцкого не от взглядов, а от денег, вполне характерная для любой «пятой колонны» - внутрипартийной или внутригосударственной. Именно здесь, на наш взгляд, следует искать корни того, почему Троцкий и после Октября с такой легкостью сходился с зарубежными центрами влияния, будь то, как увидим, высокопоставленные функционеры англосаксонского Запада или нацистского Третьего рейха. И именно за подобную готовность торговать своими убеждениями, означавшую на деле отсутствие и настоящих убеждений, и каких бы то ни было принципов, Ленин и наградил Троцкого звучным и крайне оскорбительным прозвищем «Иудушка», который, заметим, в партии прижился как никакой другой.
Маленькое замечание: «центризм» как способ объединения противостоящих ЦК левых и правых внутрипартийных группировок был использован Троцким не только до, но и после Октября, уже против не Ленина, а Сталина. Модель сочетания «правого» и «левого» уклонов - это универсальная троцкистская модель. Именно поэтому связи с Троцким и его сторонниками поддерживало как левое крыло ВКП(б) - Л. Б. Каменев и Г. Е. Зиновьев, так и правое - Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, Г. Л. Пятаков и другие. А также введенные Троцким в военную элиту СССР фигуранты дела о «заговоре военных», якобы «невиновность» которых спекулятивно отстаивают адепты горбачевской «перестройки» и современные «модернизаторы».
Но если в 1930-е годы внешние центры применяли эту модель подрыва СССР изнутри, то разве не логично предположить, что у аналогичной тактики, примененной Троцким в дореволюционное время, также имелись иностранные корни? Основное в этой версии - то, что легальная, «ликвидаторская» социал-демократическая партия в России Троцкого, в отличие от России Ленина, как рассчитывали на Западе, должна была стать «оппортунистической», то есть войти в капиталистический проект в качестве левого фланга двухпартийной системы. И это притом, что правое крыло по этому плану отводилось Конституционно-демократической партии - «кадетам», не скрывавшим связей с Западом и, прежде всего, с Великобританией.
«После февраля положение в России было следующим - Англия имела „влияние", а если называть вещи своими именами, то она попросту имела в кармане <...> приведенное ею к власти Временное правительство <...>, а Германия имела точно такое же „влияние" в резко усилившихся в результате революции левых партиях. Это все та же диалектика, <...> та же палка, у которой, как известно, два конца. Победа проанглийских ставленников, имевшая целью уничтожение русской монархии и ослабление русского государства, была невозможна без эксплуатации революционных лозунгов и революционных идей, которые, в свою очередь усиливали радикальные „социалистические партии", за которыми стояла Германия»230. Такой вариант был невозможен? Как бы не так! Вот как описывает содержание вышедшего в 1925 году цикла статей Троцкого «К социализму или к капитализму» Р. Латыпов в статье «Троцкий, Кейнс и новый курс Рузвельта»:«<...> Речь идет о концовке брошюры (в которую вошли упомянутые статьи), где Троцкий ставит несколько вопросов: сколько времени будет существовать капиталистический строй, как он будет изменяться и в какую сторону будет развиваться? В качестве возможных ответов автор предложил три варианта.
Первый - гибель капитализма в „ближайшее время". Это, по мнению Троцкого, наиболее вероятный исход событий.
Второй основывался на допущении, что „окружающий нас капиталистический мир будет еще держаться в течение нескольких десятилетий". Такая перспектива осложняла положение СССР, но - тем не менее - и в этом случае, по мнению Троцкого, финал ясен: мировая пролетарская революция.Третий путь: Троцкий допускал возможность того, что капитализм сможет найти в себе силы для дальнейшего „расцвета производительных сил" в течение ближайших десятилетий.
„И тогда, - писал идеолог большевизма, - весь вопрос встанет перед нами совершенно иначе". Это „означало бы, что мы, социалистическое государство, хотя и собираемся пересесть и даже пересаживаемся с товарного поезда на пассажирский, но догонять нам придется курьерский". Иными словами, разъясняет свою метафору автор, „это означало бы, что капитализм не исчерпал своей исторической миссии и что развертывающаяся империалистическая фаза вовсе не является фазой упадка капитализма, а лишь предпосылкой его нового расцвета".
Подобный поворот событий обрек бы социализм в отсталой стране, какой была Россия, на десятилетия застоя.
Троцкий счел этот сценарий „невозможным" и тут же его отверг - так как „для допущения такого варианта нет решительно никаких разумных оснований".
С тех пор и до конца жизни Троцкий неоднократно возвращался к своей гипотезе'. И чем нагляднее события подтверждали нетрадиционное предположение, тем менее тот был предрасположен к его принятию.
Однако от внимания Троцкого не ускользнули происшедшие или происходившие в 1920-1930-х гг. глубокие изменения в западном мире.
Троцкий одним из первых среди российских революционеров заметил восхождение Америки и ее будущую роль в судьбах XX столетия. Находясь в США в 1916-1917 гг., он регулярно занимался в одной из библиотек Нью-Йорка, где „прилежно изучал хозяйственную жизнь Соединенных Штатов"
Как позднее вспоминал Троцкий в автобиографии, его поразили показатели роста американского экспорта во время Первой мировой войны. „Эти цифры предопределили < ...> решающую мировую роль Соединенных Штатов после войны". С этого времени проблема „Америка и Европа" постоянно находилась в центре внимания российского марксиста, так как „для понимания грядущих судеб человечества нет темы более значительной, чем эта".
Подводя итоги своему кратковременному пребыванию в США, которое сыграло значительную роль в формировании взглядов большевистского лидера, Троцкий позднее писал: „Я уезжал в Европу с чувством человека, который только одним глазом заглянул внутрь кузницы, где будет выковываться судьба человечества".
Троцкий отметил, что рабочее движение в развитых индустриальных странах, и прежде всего в США, дало в то время „совершенно небывалые ранее по своей законченности формы и методы реформизма". В российских революционных кругах прежде считалось, что наиболее завершенный „оппортунизм" в рабочем движении дала Англия. Но практика американского „оппортунизма" превзошла все представления российских большевиков.
В частности, Троцкий отметил, что в Америке существует широкое движение „компанейских юнионов", то есть организаций, которые, в отличие от английских тред-юнионов, объединяют не только рабочих, но и предпринимателей. Эта форма сотрудничества между „эксплуататорами" и „эксплуатируемыми" приобрела в США широкий размах. Троцкий вынужден признать: „Капитал заодно увеличивает свои оборотные средства и, главное, заинтересовывает рабочих в процветании промышленности" <...>.
Троцкий признает, что это „означает уже полное признание тождества интересов труда и капитала"».
Восхищение Троцкого Америкой - это восхищение лишенного цивилизационных корней коспополита и материалиста чужим проектом, который воспринимается не как чужой, а как «всеобщий». Характерно, что Троцкий соотносит США и Россией как «курьерский» поезд с «пассажирским» и даже «товарным», не осмысливая, что с принятием этой чужой проектности Россию ждет перспектива «зависимого капитализма». Отсюда до либерализма - всего один шаг, фактически проделанный Троцким в конце 1930-х годов, в книге «Преданная революция».
Но дело не в этом, а в том, что, внимательно следя за деятельностью Троцкого, «интеллектуальная элита и мировые банкиры» не могли не знать об этой стороне его взглядов и именно поэтому на него и ставили.
Поражение, которое Троцкий потерпел в описанной нами дореволюционной внутрипартийной борьбе от Ленина, побудило его западных хозяев поменять ставки в России, выдвинув в центр своих планов Керенского, который весной 1917 года был срочно внедрен в Партию социалистов-революционеров (эсеров) и возглавил третий и четвертый состав Временного правительства (июль - октябрь 1917 года). Когда же, после «корниловского мятежа», Западу стало понятно, что Керенский в российской политике «не жилец» и переход власти к большевикам - дело ближайших месяцев, а то и недель, из виртуального англосаксонского «рукава» вновь был извлечен «джокер» Троцкого, представший на этот раз уже в большевистском обличье.
Итак, Ленину и Сталину ничто не помешало подчеркивать сугубо заграничный характер троцкизма, его оторванность от реальности русской политической жизни. Следующему же за ними советскому партийно-государственному руководству это оказалось не под силу. Что получилось из его стремления не подвергать обсуждению связи Троцкого с Западом и не давать им исторически выверенной и политически четкой оценки и к каким последствиям это привело и для партии, и для страны, хорошо известно.
Замалчивание исторической правды, заключавшейся в использовании Лондоном и Вашингтоном Троцкого в качестве внутрипартийной агентуры своего влияния, не только нанесло серьезный ущерб национальным интересам Советской России и СССР, но и лишило нас идеологических козырей, открыв дорогу информационно-психологическим атакам и диверсиям. Начиная с 1950-х годов они, как представляется, осуществлялись по трем основным направлениям.
Во-первых, зарубежные «голоса» начали изобличать в зависимости от Запада, но теперь уже не от Великобритании, США или Франции, а от Германии, других большевистских лидеров, прежде всего В. И. Ленина. Англосаксонские державы тем самым освобождали себя от ответственности за финансирование русской революции.
Во-вторых, снятие этого вопроса, завуалировавшее несовместимость ленинской и, тем более, сталинской генеральной линии с позицией и интересами Троцкого, которую стали всячески прикрывать и затушевывать, позволило развернуть массированную кампанию по дискредитации И. В. Сталина, подготовленную хрущевским докладом XX съезду КПСС и во многом решившую исход «перестройки».
В-третьих - и это главное: Западу удалось использовать внутрипартийную борьбу с наследием Сталина для успешного внедрения в общественное сознание беспрецедентно лживой и циничной концепции так называемого «тоталитаризма», в рамках которой Советский Союз, спасший мир от нацистского «конца истории», был фактически уравнен в ответственности за развязывание Второй мировой войны с гитлеровской Германией. По сути, на нашу страну свалили вину «интеллектуальной элиты и мировых банкиров» США и Великобритании с вскормившим Гитлера Йельским орденом «Череп и кости». Соответствующая идеологическая кампания, достигшая пика в период все той же «перестройки», увенчалась успехом, повлияв на умонастроения советских граждан в том числе и потому, что обществу не были своевременно продемонстрированы документальные доказательства сговора Троцкого и его сторонников как с англосаксонским Западом, так, как увидим, и с нацизмом.
Несмотря на частичный пересмотр антисталинских установок XX съезда в период правления Л. И. Брежнева, решительного разрыва с ними не произошло. Нарушенной вследствие этого оказалась связь исторических времен, чем не замедлила воспользоваться агентура западного влияния в советских верхах, сосредоточившая огромные усилия на пропаганде якобы демократического, позитивного характера троцкистского наследия и противопоставившая его якобы тоталитарному сталинизму. (с) Отрывки из книги В. Павленко Окончание