Экспериментальная этика
В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (Идеологические размышлизмы)
предыдущее по теме…………………………………
следующее по теме
предыдущее по другим темам……………
следующее по другим темам
Спор двух специалистов по этике http://uborshizzza.livejournal.com/802296.html напомнил мне страницы из любимой в детстве книги «Оловянные солдатики». Там описаны будни некоего научно-исследовательского института в Лондоне. Книга написана в 6о-х годах прошлого века. Главный герой - Голдвассер - считает себя большим интеллектуалом и мечтает написать порнографический роман. В институте у него есть друг-соперник Мак-Интош.
Фрейн Майкл. Оловянные солдатики
«В старом здании отдела этики по стенам плясали ярка, зыбкие блики; легкие, почти неразличимые звуки, сказочно преобразившись, отдавались гулким эхом. Дверь за Голдвассером захлопнулась с таким грохотом, точно выстрелили из гаубицы. Голдвассер нервно дернулся. Мак-Интош обернулся к нему и кивнул. Он занимал свою излюбленную позицию при исследованиях этических проблем. Терпеливый и бесстрастный, он стоял на портале подъемного крана, подобно капитану на мостике, облокотясь на поручни, и ни единый мускул его большого багрового лица не шевелился.
- Поднимайтесь сюда, - пригласил он Голдвассера, и его слова внушительно повисли в воздухе, как напечатанные.
Голдвассер вскарабкался по металлической лесенке. Портал высился над испытательным резервуаром Мак-Интоша. Макинтош очистил свой отдел от всего лишнего - мебели, стен, полов и все это заменил испытательным резервуаром для этических автоматов. Целеустремленный был мужчина.
- Мы как раз проводим последний серийный опыт, - сказал Мак-Интош. Голдвассер ничего не ответил. При виде испытательного резервуара ему всегда становилось как-то не по себе. Резервуар напоминал ему бассейны для плавания и заставлял стыдиться своих дряблых бицепсов. Голдвассер все время ждал, что банда богатырски сложенных плебеев без всяких признаков духовной жизни накинется на него и сбросит в воду. На дальнем краю резервуара тихонько хихикнула девушка; эхо заулюлюкало по всему зданию, словно некое божество гомерически расхохоталось над ним, Голдвассером.
Порой и самому Мак-Интошу испытательный резервуар напоминал бассейн для плавания. Летом Мак-Интош изредка нырял туда с портала, прямо в одежде, и плавал допотопными саженками взад и вперед под уважительные шуточки подчиненных. Делал он это, чтобы доказать собственную непосредственность и легкомысленное пренебрежение условностями, и еще потому, что в гардеробной у него висел запасной комплект одежды; да кроме того, вислое брюхо меньше угнетает, когда ты в костюме.
- Майна, - распорядился Мак-Интош. Подъемный кран развернул над водой плот и начал его опускать. На плоту, угрюмо пялясь друг на друга, сидели старший научный сотрудник Синсон в желтом спасательном поясе и этический автомат “Самаритянин-2”. Резервуар окутала величественная гулкая тишина.
Все усилия своего отдела Мак-Интош сосредоточил на самаритянской программе. Этическая проблема в ее чистом виде, как он себе представлял - это двое на плоту, выдерживающем только одного, и он все старался построить автомат, который разработал бы четкий алгоритм этичного поведения для таких обстоятельств. Первая модель, “Самаритянин-1”, прыгала за борт с величайшей охотой, но прыгала ради спасения любого предмета, оказавшегося рядом с ней на плоту, от чугунной болванки до мешка мокрых водорослей. После многонедельных жарких препирательств Мак-Интош согласился, что недескриминированная реакция - явление нежелательное, забросил “Самаритянина-1” и сконструировал “Самаритянина-2”, который жертвовал собою ради организма хотя бы уж не менее сложного, чем он сам.
Плот замер, медленно раскручиваясь в нескольких метрах над водой.
- Пошел! - крикнул Мак-Интош.
Плот ударился о воду с отрывистым всплеском, похожим на выстрел. Синсон и “Самаритянин” не дрогнули. Постепенно плот выровнялся, его начали захлестывать небольшие волны. Вдруг “Самаритянин” подался вперед и ухватил Синсона за голову. Четырьмя экономными движениями он измерил габариты Синсонова черепа, затем помедлил, вычисляя. Наконец, после заключительного щелчка, автомат боком скатился с края плота и без колебаний затонул на дне резервуара.
- Спаси его, господи! - приказал Мак-Интош молодому человеку в плавках, стоявшему наготове возле самой воды. Господи нырнул и обвязал затонувшего “Самаритянина” канатом.
- Отчего бы не привязывать к нему канат до того, как он кувыркнется за борт? - спросил Голдвассер.
- Он не должен знать, что его спасут. Иначе решимости жертвовать собой грош цена.
- А как же он узнает?
- Да ведь “Самаритяне-2” - хитрюги. Иногда мне чудится, будто они понимают каждое наше слово.
- Они слишком низко организованы.
- Нет-нет, они проникаются доверием к людям. Поэтому время от времени я кого-нибудь не выуживаю, оставляю на дне. Надо же показать остальным, что я не расположен шутки шутить. Двоих уже списал на этой неделе.
“Самаритянина” отбуксировали к краю резервуара и перевернули вверх тормашками, чтобы вылить воду. Время от времени он испускал едва слышное тиканье и содрогался.
…Подъемный кран опять водрузил “Самаритянина-2” на портал. На индикаторах и градуированных дисках автомата появилось нечто новое, поразившее Голдвассера.
- Вам не кажется, что у него ханжеский вид? - спросил он у Мак-Интоша.
- Да уж так всегда, стоит ему только окунуться. Мелкий конструктивный недостаток. Устраним при доводке.
- Но, Мак-Интош, если самопожертвование доставляет ему удовольствие, это ведь нельзя считать решением этической проблемы, правда?
- Не понимаю, почему бы ему не получать удовольствия от праведных поступков.
- Какая же это жертва, если приносишь ее с удовольствием?
- Да вы истый пуританин, Голдвассер! Что праведно, то праведно, а если извлекаешь удовольствие их праведного поступка, то тем лучше.
- Поступок, может, и праведный. Но, согласитесь, Мак-Интош, этически он не интересен!»
«На помост подняли увесистый мешок с песком и уложили на плоту бок о бок с “Самаритянином”.
- Майна! - рявкнул Мак-Интош.
Плот взметнулся над водой и стал без рывков опускаться. Снова наступила гулкая тишина.
- А здесь ведь логическая неувязка, - ни с того ни с сего заявил Голдвассер, и голос его загудел под самой крышей.
- Вира! - рявкнул Мак-Интош.
Всплеск воды слился с отголосками слов “неувязка” и “вира”, их пошло бросать от стены к стене, от резервуара к потолку. Пока плот восстанавливал равновесие, “Самаритянин” и мешок бесстрастно созерцали друг друга. Когда плот стало захлестывать, “Самаритянин” ухватил мешок и попытался измерить объем его черепа. Он сделал было свои четыре экономных движения, но, сбитый с толку не похожей на череп формой мешка, помедлил, принял какое-то решение, задумчиво пожужжал и замер в неподвижности.
- Умница, - тихонько выдохнул Мак-Интош.
Плот погрузился лишь частично. Но постепенно вода покрывала “Самаритянина” и мешок, а те стоически смирялись с судьбой. Первым исчез под водой мешок. За ним, напоследок окинув мир безропотным взглядом мученика, исчез и “Самаритянин”. Набухший, съежившийся, темный, искаженный в воде предмет неотвратимо опускался на дно.
- Ну вот, надеюсь, теперь у вас нет возражений против “Самаритянина-2”, - сказал Мак-Интош. - Видите, он даже не пытается жертвовать собой ради мешка.
- Вижу, - ответил Голдвассер, - но, Мак-Интош, вы ведь добились только того, что ко дну пошли оба.
- Эх, Голдвассер, - сказал Мак-Интош, - какой же вы закоренелый циник.»
«В конце концов Мак-Интош в глубине души признал, что схема этического поведения у “Самаритянина-2” неудовлетворительна, он не желает бросаться за борт ради спасения мешка с песком и в итоге тонет вместе с эти мешком. Мак-Интош разработал “Самаритянина-3” - этот не только не жертвовал собой ради менее сложного организма, но и удерживал плот на плаву, спихивая менее сложный организм за борт.
- Смотрите-ка! - воззвал он к Голдвассеру, потрясенный делом своих рук: оба они наблюдали, как “Самаритянин-3” безжалостно сталкивает в воду сперва мешок с песком, а затем овцу. - Ужасное зрелище, Голдвассер, величественное и ужасное. В нем заключены весь драматизм и вся грандиозность человеческой борьбы за существование. А ведь тот же самый “Самаритянин-3”, сталкиваясь с человеком в лице Синсона, без колебаний бросается в воду. Наверно, здесь можно провести аналогию с интуитивным представлением человека о божестве. Без сомнения, перед нами упрощенная, но в общих чертах точная модель поведения этического и в то же время оптимального.
Голдвассер вздохнул. Если и было что-нибудь более противное его натуре, чем вера в умственное превосходство Мак - Интоша, то это была лишь уверенность в своем умственном превосходстве над Мак-Интошем.
- Попробуйте усадить на одном плоту двух “Самаритян-3”, - посоветовал он мрачно.
Мак-Интош усадил на одном плоту двух “Самаритян-3”, и в результате ему опять пришлось занять оборонительную позицию. Поначалу, когда оба “Самаритянина-3” дружно бултыхались в воду, он пытался доказать, что все идет в полном соответствии со здравым смыслом и естественной справедливостью.
- В их решимости погибнуть вдвоем есть какое-то благородство, напоминающее высшую этику романтической трагедии. У меня из головы не выходят Ромео и Джульетта.
Голдвассер нервно потирал подбородок и упорно избегал встречаться взглядом с Мак-Интошем, чем здорово поколебал весомость его аргументов. Мак-Интош ввел в механизм “Самаритян” мелкое конструктивное новшество, и теперь, вместо того чтобы самим кидаться за борт, они скидывали друг друга. Он пригласил Голдвассера полюбоваться, как два этических автомата, схватившись не на жизнь, а на смерть, топят друг друга в воде.
- Вот, - сказал Мак-Интош, - перед нами вся ничтожность и весь трагизм человеческого бытия; его неумолимая логика заставляет людей бороться за жизнь с себе подобными, пусть даже эта борьба грозит истребить весь род человеческий.
- Похоже на первую мировую войну, - вставил Голдвассер.
- Именно.
- Или на обезьянью ловушку.
- На обезьянью ловушку?
- На бутылку с бананом внутри. Обезьяна просовывает руку и хватает банан, но тогда уже не может вытащить кулак из бутылки. Движимая неумолимым инстинктом, который запрещает ей отдавать пищу, обезьяна остается прикованной к бутылке и дохнет с голоду.
Мак-Интош позволил себе обидеться на сравнение. Время от времени он разрешал себе обижаться, когда ему казалось, что в своей разгромной критике Голдвассер переходит допустимую грань: он верил, будто в небольших дозах его обида Голдвассеру на пользу. Он перестал с ним разговаривать и по обычным каналам провел анонимное предложение - назначить Голдвассера председателем комитета по эксплуатации нового корпуса.
Назначение это кочевало взад-вперед по административным маршрутам и, хоть не сразу, достигло Голдвассера. Прослышав о нем, он тотчас же поспешил в лабораторию Мак-Интоша поделиться новостью.
В отделе этики переполох был еще более страшный, чем обычно. Голдвассер еще на дворе услышал шум, словно бушевала запертая в ванной толпа футбольных болельщиков. Распахнув дверь, Голдвассер понял, в чем дело. Испытательный резервуар со всех сторон окружали орущие зрители. Тут были не только сотрудники отдела, но и институтский садовник, и кое-кто из уборщиц, и многие секретарши, и юные лаборанты из других отделов. Пока Голдвассер расталкивал их локтями, пытаясь пробиться и посмотреть, отчего они так орут, ему пришло в голову, что многие из тех, кто отпихивает его с такой безличной грубостью, вообще не имеют никакого отношения к институту.
- Что здесь творится? - спросил он молодого человека, по фамилии Скелет, младшего техника его же отдела.
- А, здорово, - отозвался скелет. - Это все “Самаритяне-4”.
- Задай ему перцу, малыш! - крикнул рядом с Голдвассером какой-то потасканный коротышка. - Не жалей его, малыш! Чего же ты ждешь, парень?
- Навались! - взревел за спиной Голдвассера некто в расстегнутой серой шинели с болтающимся ремнем. - Задави его! Растопчи!
Когда Голдвассер протолкался к резервуару, толпа уже затихла, точно убаюканная. В воде ходуном ходил, то появляясь, то исчезая, один из испытательных плотов, а на нем восседал робот “Самаритянин-4”.
Внезапно Голдвассер различил в воде возле плота барахтающийся предмет. На поверхности ненадолго появились два диска вариометров, и в течение какой-то секунды бессмысленно таращились на толпу. Это был другой “Самаритянин-4”.
- Какого дьявола? - шепотом осведомился Голдвассер у видавшего виды коротышки.
- Ему каюк, - ответил коротышка. - Судья должен прекратить бой.
Но как раз в этот миг “Самаритянин”, что был за бортом, вскарабкался на плот и ухватил своего собрата за опорную пластину. Толпа взвыла. Хозяин плота принялся лупить новоявленного пассажира по дискам. Каждый удар сопровождался треском или звоном, и с каждым новым ударом толпа ярилась все пуще.
- Полюбуйтесь! - рыкнул человек в шинели. - Научный подход к борьбе!
Где-то прозвучал гонг, лаборант на портале перегнулся с багром в руках и разнял этические автоматы. Подплывшие на яликах рабочие отбуксировали их в противоположные концы резервуара и принялись орудовать отвертками и гаечными ключами. Голдвассер заметил, что у одного автомата из батареи течет кислота.
- Ставлю шесть против четырех за мальца в синем углу! крикнул какой-то человек на другом краю резервуара и мелом вывел предложенное соотношение на доске. - Три против одного, что нокаута не будет! Ну же, решайтесь, джентльмены. Где ваш азарт?
Голдвассер увидел, что Мак-Интош ставит два фунта на фаворита.
- Может, это и не по правилам, - сказал Мак-Интош, чтоб устроитель боя держал пари насчет результатов этого боя. Но, по-моему, в таком этическом конфликте, как нынешний, это вполне возможно. Понимаете? Я думаю, перед нами характерная этическая ситуация с ее ничтожеством и трагизмом. Надеюсь, я устранил возражения, которые выдвигались против прежних систем?»