Паустовский К.Г. Томик Пушкина ч. 2
Ой, трудное дело! - вздыхает Файнштейн. - Что могу я написать про любовь, когда я всю жизнь возился с кариозными зубами. Лучше взять книгу с полки, потому что в каждой книге есть про любовь, и списать оттуда.
Файнштейн подходит к полке, берет книгу, пробегает несколько страниц.
Вот! Это будет как раз. Диктуйте мне, Степан Петрович.
Файнштейн дает книгу букинисту, отчеркивает ногтем нужное место и садится за стол. Букинист диктует:
«Я думаю о тебе с такой огромной нежностью и любовью, что у меня замирает сердце. Будь спокоен. Если найдется время, то взгляни завтра в полдень на облака над морем и подумай, что я тоже в эту минуту смотрю на них, и, может быть, тебе станет хорошо от сознания, что наши взгляды встретились, хотя мы далеко друг от друга. Прощай, родной мой».
Вот! - говорит букинист.
Как её звали? - спрашивает Файнштейн.
Не знаю, - отвечает букинист. - Не надо подписи. Она же могла забыть подписаться.
* * *
Сумерки. Сгорбившийся букинист сидит на табурете. В комнате, у окна, облокотившись на подоконник, стоит Файнштейн. Дядя Федя чистит винтовку. К книжному развалу подходит мальчик с двумя лопатами, жадно смотрит на гравюры кораблей.
Нравится? - спрашивает дядя Федя.
Нравится, - шепотом отвечает мальчик.
Купить не осилишь?
Не осилю, - также шепотом отвечает мальчик.
А куда же это ты, пацанчик, топаешь с двумя лопатами?
На Ближние Мельницы. Рыть окопы.
Мальчик не отрываясь смотрит на одну из гравюр. На ней изображен красавец линейный корабль с андреевским флагом. Корабль идет на всех парусах по штормовому морю. Букинист берет гравюру, протягивает мальчику.
На, бери. За лопату.
А зачем вам лопата? Вы же старенький.
Я тоже буду копать этой ночью рвы против танков. Бери.
Мальчик хватает гравюру, оставляет одну из лопат и, прижав гравюру к груди, убегает.
Внезапно Файнштейн отшатывается и захлопывает окно. Букинист делает вид, будто он что-то потерял и шарит руками по земле около своего табурета. Дядя Федя встаёт. К книжному развалу подходит лейтенант.
Пойдемте со мной на корабль, - говорит он дяде Феде. - Командир соединения согласен.
Покорнейше благодарю, товарищ лейтенант! - хрипло отвечает дядя Федя.
Лейтенант подходит к книгам, берет томик Пушкина, раскрывает его, достаёт записку, отходит в сторону и разворачивает её. Букинист втягивает голову в плечи. Дядя Файнштейн пристально следит за лейтенантом.
Как быстро темнеет, - говорит про себя лейтенант и оглядывается.
Вой сирены. Гул самолётов. В густом сумраке, усиленном тенью акаций, загорается ослепительная ракета, сброшенная с немецкого самолёта. Она медленно опускается. Лейтенант жадно читает записку при свете ракеты. Выражение необычайной радости появляется у него на лице.
Прочитали? - спрашивает дядя Федя.
Да, прочитал, - смущенно отвечает лейтенант. - А что?
Да так, ничего! - отвечает дядя Федя. Прикладывается из винтовки и стреляет в ракету. Ракета гаснет. Лейтенант смеется и берет дядю Федю за плечи.
Чудесно! - говорит он. - С таким стрелком, как вы, мы выиграем операцию.
Если у командира сердце счастливое, всегда бывает удача, - отвечает дядя Федя. - Есть у меня такая думка, что весело у вас на душе, товарищ лейтенант.
Да, пожалуй, - соглашается лейтенант. - Как вы догадались?
Боцманский глаз, он всё видит, товарищ лейтенант.
Ну что ж, пойдемте, - говорит лейтенант, быстро прячет в книгу ответную записку, кладет книгу на место, прощается с букинистом и уходит. Дядя Федя крепко трясет руку букинисту, машет Файнштейну и уходит вслед за лейтенантом.
Файнштейн открывает окно.
Я, знаете, - говорит он букинисту, - удивляюсь на современных стариков. Очень удивляюсь. Это мне даже нравится.
Букинист молчит и складывает книги. Руки у него дрожат.
* * *
Радиорубка. Темнота. Слабым накалом горят лампочки на приборах. За открытым окном шумит и вздыхает море. В нем мигают, как зарницы, вспышки орудийного огня. Доносятся тяжелые залпы.
К окну кто-то подходит, закрывает его, спускает плотную штору и включает свет. Это - высокая девушка, та, что приходила за письмом к букинисту. Она садится к микрофону и говорит:
Слушайте! Слушайте! Говорит осажденная Одесса. Этой ночью наш морской десант под командой лейтенанта Бахметьева... - Девушка на мгновенье умолкает: - ... лейтенанта Бахметьева высадился в тылу у немецких частей, окруживших два дня назад подразделение наших моряков, и нанес внезапный удар по немецким частям. Освобожденные моряки совместно с десантом опрокинули после короткой и ожесточенной схватки немецкие и румынские части и преследовали их километра два. Во время боя особенно отличился доброволец, бывший боцман броненосца «Ростислав» товарищ Ковальчук.
Девушка замолкает, выключает микрофон, снова закрывает ладонью глаза и говорит:
Он жив, жив, жив.
* * *
Девушка быстро идет по ночным грозным улицам Одессы. Шумят под ветром акации. темные валы баррикад. Далекие зарева. Гулкие взрывы.
Девушка подходит к окну, под которым всегда стоит букинист. Светает. Окно закрыто. Девушка садится на выступ стены, кутается в легкий платок и неподвижно смотрит вдаль. Глаза её сияют. Она часто взглядывает на часы на руке.
Как далеко до рассвета, - говорит она, хотя косое солнце уже освещает вершины акаций.
Занавеска в окне дергается. Заспанный Файнштейн открывает окно, садится на подоконник и закуривает.
Одесса, Одесса! - говорит он в пространство. - Сколько здесь моря, сколько солнца и сколько храбрых людей.
Девушка поднимает голову.
Милый город, - говорит она.
Файнштейн замечает её, вскрикивает, отшатывается, потом высовывается в окно и говорит свистящим шепотом:
Послушайте, вас же убили. Они умрут от разрыва сердца, если вас увидят. Что же теперь делать, я не понимаю. Спрячьтесь пока у меня.
Девушка встаёт и с недоумевающей улыбкой смотрит на Файнштейна.
* * *
Букинист раскладывает книги. Подходит усталый, запыленный дядя Федя, здоровается, садится под стеной, ставит между ног винтовку.
Накрутили мы, Стёпа, немцам хвост, - говорит он. - Слыхал радио? Да всё одно, - радости у меня нету. Сейчас лейтенант сюда придёт, кинется к Пушкину, а там пусто.
- Да, пусто, - говорит букинист...
Распахивается окно. В нем появляется Файнштейн.
- Привет, молодые люди, - говорит он развязным тоном. - Тысячу приветов в это прелестное утро!
Букинист и дядя Федя с удивление смотрит на Файнштейна. Файнштейн поёт надтреснутым голосом:
Сквозь ночной туман
Мрачен океан,
Мичман Джонс угрюм и озабочен...
Вы, послушайте, как это, - осторожно говорит дядя Федя, - вы пьяный, что ли? Что за фигли-мигли, когда у людей балласт на душе. Распиликался, как птичка на ветке. Сейчас лейтенант, сюда придет, так я посмотрю, что вы ему скажете.
Я, знаете, ему ничего не скажу, - отвечает Файнштейн. - Он поймет меня и без слов.
Дядя Федя качает головой:
- До чего у вашей профессии слабые нервы. Слетели вы с катушек, товарищ Файнштейн. А отчего? От тех паршивых немецких бомб, что ли?
К букинисту подходит лейтенант.
- Ну, как мой Пушкин? - спрашивает он.
Букинист начинает судорожно распаковывать одну из книжных пачек. Дядя Федя стоит помертвевший. Файнштейн смотрит на лейтенанта и смеется.
- Замолчи, подлый ты человек! - шипит дядя Федя.
Файнштейн делает какие-то знаки в глубину комнаты. Там мелькает тень девушки. Тотчас хлопает парадная дверь, девушка, смеясь, бросается к лейтенанту, протягивает ему руки и ослепительной улыбкой смотрит ему в глаза. Дядя Федя в ужасе пятится, хрипло вскрикивает, шарахается в сторону, но девушка крепко берет его за руку. Букинист роняет книгу. На лице его выражение смущения и радости.
- Я всё знаю, - говорит девушка, - спасибо, дядя Федя. Спасибо вам, и Степану Петровичу, и товарищу Файнштейну. Если бы я действительно умерла, вы бы не могли поступить лучше.
- Вот понимаешь, - смущенно бормочет дядя Федя, вытирает рукавом пот со лба и хихикает, - какая получилась петрушка. Видать, что я обознался, когда дальнобойный рванул за углом.
- А всё хвалишься - боцманский глаз да боцманский глаз! - насмешливо говорит букинист.
* * *
Перед тем же окном букинист торопливо обрывает у книг переплеты и складывает книги кучей на тротуаре. Букинисту помогает дядя Федя. Файнштейн в пальто и старомодном канотье высовывается из окна и протягивает букинисту темную бутылку.
Вот керосин, - говорит он. - Спички есть:
Есть.
Эх, Степа, - бормочет дядя Федя, - покидаем мы с тобой Одессу. Душа у меня спеклась от горя. И лучше бы я руки себе сжег, чем эти великолепные книги.
Ничего я немцам не оставлю, ни одной строчки, - говорит букинист. - Ночи я не спал, берег эти книги, читал их... Нету лучшего счастья, Федя, как с книгами сдружиться с самых малых лет. Не было у меня ни жены, ни детей, Федя, ни любимой женщины, а были вот эти друзья. Все равно что я друзей своих убиваю. Да что говорить, Федя!
Отдаленные крики пароходных сирен.
- Пора, - говорит дядя Федя. - Транспорта скоро отваливают. Пора, Степан. Весь город уже пустой.
Букинист трясущимися руками поджигает груду книг.
Выходит Файнштейн. Книги горят. Букинист снимает шапку и плачет. Дядя Федя и Файнштейн молча смотрят на пламя.
- Ну, пошли, - говорит наконец дядя Федя. - Значит, Стёпа, ты ни одной книги не сберег. Со всеми попрощался.
- Нет, - отвечает букинист. - Одну книгу я с собой взял. И, будь другом, Федя, ежели убьют меня или я умру, похорони меня с той книгой в руках. Вот с этой книгой, Федя.
Букинист достает из-под пальто томик Пушкина.
- Была эта книга помощницей редкой любви и геройства, - говорит букинист. - Дороже она мне всего на свете.
- А интересно, - говорит дядя Федя, - что там на этой самой шестьдесят седьмой странице? Прочитай напоследок, Стёпа.
Букинист раскрывает книгу и читает:
Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.
- Вот, - говорит печально дядя Федя, - какие слова. Жалко мне Черного моря, и веселой Одессы, и вольного воздуха. Сказать не могу, как жалко. Быть не может, чтобы отгудели наши пароходы, Стёпа.
- Еще как загудят, дорогой товарищ Ковальчук, - говорит Файнштейн. - Дайте время.
- Будет тебе, Федя, - говорит букинист, и Черное море, и Одесса, и вольный воздух. Потерпи. Вернется к нам родная земля.
Букинист, дядя Федя и Файнштейн медленно уходят.
На тротуаре догорают книги.
1943 г.