d_desyateryk
in
ua
МАТВЕЙ ВАЙСБЕРГ. ИСКУССТВО ПРЯМОГО ДЕЙСТВИЯ
ИСКУССТВО ПРЯМОГО ДЕЙСТВИЯ
В киевском музее «Духовные сокровища Украины» открылась выставка Матвея Вайсберга «Стена. 28.01-8.03.2014»; все картины созданы под впечатлением событий на Майдане.
У Вайсберга в первую очередь говорит цвет. Цветовая пластика мира застывает в нужные мгновения, запечатлевается на холсте отдельной драмой.
Текучие багрово-черные сполохи. Белесые сумерки и угольные облака дыма. Охристые фонари над полем боя. Огненные пунктиры, прорезающие опустившееся небо. Смутные абрисы людей, зданий в толчее атак, пожаров, бегущих или падающих фигур, жестов угрозы или победы. Но это лишь мое описание. У каждого на этой войне была своя баррикада, и как выразить то, что происходило эти три месяца со всеми нами? Как передать без фальши и самолюбования безумную смесь из тревоги, бессонницы, страха, беспомощности, ненависти, ярости, восторга, надежд, горя, где остановиться в этом бесконечно изменяющемся пейзаже тектонического сдвига?
Вайсберг ищет ответ в каждой отдельной картине и в каждом цветовом аккорде нового цикла. Он не следует точной хронологии, избегает линейных сюжетов. На полотнах есть узнаваемые образы - трубач, игравший сигналы к контратаке на Институтской, колоннада стадиона «Динамо» или пешеходный мостик над Майданом. Но узнавание в «Стене» более глубокое, за рациональными пределами. Мы здесь угадываем себя - переживших то, что казалось невероятным во всех смыслах. Узнаем в этой стене холстов - жизнь и смерть. Узнаем цвета своего достоинства. Истинные цвета героев.
Матвей Вайсберг: «Я нарисовал последнюю картину, пришел домой и заплакал»
- Как появилась эта серия?
- В результате пребывания автора в течение двух месяцев на Майдане. Причем сначала не было никакого желания рисовать, сама мысль об этом вызывала стыд. Потом, когда все затянулось, то стало понятно, что надо рисовать, пока острота впечатлений не прошла. Протест продолжался много дней, впечатления накапливались фрагментарно и, наконец, сложились в некое целое, которое на самом деле не является суммой отдельных элементов. Можно как угодно это трактовать.
- А как появилась такая форма - 28 небольших картин?
- Тоже не сразу. Думал о больших работах, а потом предыдущая «Стена» по мотивам Ветхого завета натолкнула меня на мысль о сходстве событийного ряда - тектонические потрясения во времени и пространстве, и потому показалось уместным сделать серию именно так. Конечно, даже многими картинами закрыть эту тему не удастся. Но что смог - то сделал.
- Трудно ли было это рисовать?
- Технологически - легко, я в достаточной степени владею этим способом риторики. Психологически - тяжелее.
- Почему?
- Потому что для меня это была война. Ведь картины - это доставание заноз из сердца. С одной стороны - кровоточит, с другой - становится легче. Были дни, когда я чувствовал, что если чего-нибудь такого не сделаю, то просто взорвусь изнутри. Приходилось это выносить. Да, трудно. Создание первых работ вообще стало для меня настоящим личным сражением. Мы же не знаем, как поступим в тех или иных критических обстоятельствах; мы и сами обстоятельства себе не представляли. Когда-то, где-то читали, как люди в подобные моменты себя вели, но представить себе это на собственной шкуре было сложно. В конце концов - вылилось в такой ряд, и в нем мало торжества. Я последнюю картину нарисовал, пришел домой и заплакал. Не стесняюсь это сказать. Это не были сетования по конкретному поводу. Просто я что-то преодолел, что-то оставил в прошлом.
- Как ты изменился?
- Не думаю, что я изменился коренным образом. Я прошел какой-то этап, как и все мы. По календарю это очень короткий период, но при этом очень большое время: мы за эти месяцы повзрослели, постарели. Повторюсь, никто не знает, чего можно от себя ожидать в таких условиях, где у тебя пределы допустимого. Вот я последним летом был в Испании, в Прадо, и прикипел к черному Гойе («Чёрные картины», название серии из четырнадцати фресок Франсиско Гойя, изобилующих мрачными, кровавыми образами - ДД). Для меня он заслонил, пожалуй, все остальное. И вдруг оказывается, что я это все вижу, переживаю, и могу представить - пусть и отдаленно - какие чувства он испытывал, когда писал свои «Черные картины».
- Продолжая вопрос: изменилось ли наше искусство?
- Я не оперирую такими понятиями, как «наше искусство». Знаю, что я сделал определенный шаг. Что касается художественного мира - посмотрим. Идет череда выставок на злобу дня, вполне объяснимая - все торопятся, может, и я отчасти тороплюсь - но есть эпохи, когда торопиться следует. А осознать, как изменилось искусство, мы сможем лишь спустя годы, только посмотрев, банально говоря, сквозь призму времени.
- Ну, у тебя уже есть определенная дистанция. Как бы ты теперь, глядя отстраненно, охарактеризовал то, что у тебя получилось?
- «Стену» я для себя уже позже назвал искусством прямого действия. Я вижу, как оно действует на людей, бывших на Майдане - совершенно впрямую. Но мне хочется надеяться, что оно имеет и все остальные положенные искусству элементы, что оно будет жить во времени само по себе и наполняться новыми смыслами. А если в нескольких словах, то повторю то, что уже кому-то написал: серия печали, тревоги и надежды. И скорби, наверное, тоже. Но надежды - обязательно.
- Что будешь делать дальше?
- Начал рисовать воробьев. (со смехом) Вон скачут. Сегодня ловил их на холст, устроил охоту. У меня тут воробьиный куст возле общаги, они все там сидят, чирикают. Время от времени я на него нападаю. Стараюсь их не спугнуть. У меня был зимний воробьиный куст, теперь хочу сделать весенний. Но за ситуацией слежу. К сожалению, время не дает нам расслабиться.
Дмитрий Десятерик
Фото Николая Тимченко
Биографическая справка: Матвей Вайсберг - один из лучших на сегодня украинских живописцев. Родился в 1958 году в Киеве. Закончил РХСШ им. Т. Г. Шевченко и Киевский полиграфический институт, отделение книжной графики. С 1990 года провел более 15-и персональных выставок. Работы художника хранятся во многих музейных собраниях Украины, а также в частных коллекциях разных стран мира.
В киевском музее «Духовные сокровища Украины» открылась выставка Матвея Вайсберга «Стена. 28.01-8.03.2014»; все картины созданы под впечатлением событий на Майдане.
У Вайсберга в первую очередь говорит цвет. Цветовая пластика мира застывает в нужные мгновения, запечатлевается на холсте отдельной драмой.
Текучие багрово-черные сполохи. Белесые сумерки и угольные облака дыма. Охристые фонари над полем боя. Огненные пунктиры, прорезающие опустившееся небо. Смутные абрисы людей, зданий в толчее атак, пожаров, бегущих или падающих фигур, жестов угрозы или победы. Но это лишь мое описание. У каждого на этой войне была своя баррикада, и как выразить то, что происходило эти три месяца со всеми нами? Как передать без фальши и самолюбования безумную смесь из тревоги, бессонницы, страха, беспомощности, ненависти, ярости, восторга, надежд, горя, где остановиться в этом бесконечно изменяющемся пейзаже тектонического сдвига?
Вайсберг ищет ответ в каждой отдельной картине и в каждом цветовом аккорде нового цикла. Он не следует точной хронологии, избегает линейных сюжетов. На полотнах есть узнаваемые образы - трубач, игравший сигналы к контратаке на Институтской, колоннада стадиона «Динамо» или пешеходный мостик над Майданом. Но узнавание в «Стене» более глубокое, за рациональными пределами. Мы здесь угадываем себя - переживших то, что казалось невероятным во всех смыслах. Узнаем в этой стене холстов - жизнь и смерть. Узнаем цвета своего достоинства. Истинные цвета героев.
Матвей Вайсберг: «Я нарисовал последнюю картину, пришел домой и заплакал»
- Как появилась эта серия?
- В результате пребывания автора в течение двух месяцев на Майдане. Причем сначала не было никакого желания рисовать, сама мысль об этом вызывала стыд. Потом, когда все затянулось, то стало понятно, что надо рисовать, пока острота впечатлений не прошла. Протест продолжался много дней, впечатления накапливались фрагментарно и, наконец, сложились в некое целое, которое на самом деле не является суммой отдельных элементов. Можно как угодно это трактовать.
- А как появилась такая форма - 28 небольших картин?
- Тоже не сразу. Думал о больших работах, а потом предыдущая «Стена» по мотивам Ветхого завета натолкнула меня на мысль о сходстве событийного ряда - тектонические потрясения во времени и пространстве, и потому показалось уместным сделать серию именно так. Конечно, даже многими картинами закрыть эту тему не удастся. Но что смог - то сделал.
- Трудно ли было это рисовать?
- Технологически - легко, я в достаточной степени владею этим способом риторики. Психологически - тяжелее.
- Почему?
- Потому что для меня это была война. Ведь картины - это доставание заноз из сердца. С одной стороны - кровоточит, с другой - становится легче. Были дни, когда я чувствовал, что если чего-нибудь такого не сделаю, то просто взорвусь изнутри. Приходилось это выносить. Да, трудно. Создание первых работ вообще стало для меня настоящим личным сражением. Мы же не знаем, как поступим в тех или иных критических обстоятельствах; мы и сами обстоятельства себе не представляли. Когда-то, где-то читали, как люди в подобные моменты себя вели, но представить себе это на собственной шкуре было сложно. В конце концов - вылилось в такой ряд, и в нем мало торжества. Я последнюю картину нарисовал, пришел домой и заплакал. Не стесняюсь это сказать. Это не были сетования по конкретному поводу. Просто я что-то преодолел, что-то оставил в прошлом.
- Как ты изменился?
- Не думаю, что я изменился коренным образом. Я прошел какой-то этап, как и все мы. По календарю это очень короткий период, но при этом очень большое время: мы за эти месяцы повзрослели, постарели. Повторюсь, никто не знает, чего можно от себя ожидать в таких условиях, где у тебя пределы допустимого. Вот я последним летом был в Испании, в Прадо, и прикипел к черному Гойе («Чёрные картины», название серии из четырнадцати фресок Франсиско Гойя, изобилующих мрачными, кровавыми образами - ДД). Для меня он заслонил, пожалуй, все остальное. И вдруг оказывается, что я это все вижу, переживаю, и могу представить - пусть и отдаленно - какие чувства он испытывал, когда писал свои «Черные картины».
- Продолжая вопрос: изменилось ли наше искусство?
- Я не оперирую такими понятиями, как «наше искусство». Знаю, что я сделал определенный шаг. Что касается художественного мира - посмотрим. Идет череда выставок на злобу дня, вполне объяснимая - все торопятся, может, и я отчасти тороплюсь - но есть эпохи, когда торопиться следует. А осознать, как изменилось искусство, мы сможем лишь спустя годы, только посмотрев, банально говоря, сквозь призму времени.
- Ну, у тебя уже есть определенная дистанция. Как бы ты теперь, глядя отстраненно, охарактеризовал то, что у тебя получилось?
- «Стену» я для себя уже позже назвал искусством прямого действия. Я вижу, как оно действует на людей, бывших на Майдане - совершенно впрямую. Но мне хочется надеяться, что оно имеет и все остальные положенные искусству элементы, что оно будет жить во времени само по себе и наполняться новыми смыслами. А если в нескольких словах, то повторю то, что уже кому-то написал: серия печали, тревоги и надежды. И скорби, наверное, тоже. Но надежды - обязательно.
- Что будешь делать дальше?
- Начал рисовать воробьев. (со смехом) Вон скачут. Сегодня ловил их на холст, устроил охоту. У меня тут воробьиный куст возле общаги, они все там сидят, чирикают. Время от времени я на него нападаю. Стараюсь их не спугнуть. У меня был зимний воробьиный куст, теперь хочу сделать весенний. Но за ситуацией слежу. К сожалению, время не дает нам расслабиться.
Дмитрий Десятерик
Фото Николая Тимченко
Биографическая справка: Матвей Вайсберг - один из лучших на сегодня украинских живописцев. Родился в 1958 году в Киеве. Закончил РХСШ им. Т. Г. Шевченко и Киевский полиграфический институт, отделение книжной графики. С 1990 года провел более 15-и персональных выставок. Работы художника хранятся во многих музейных собраниях Украины, а также в частных коллекциях разных стран мира.