(no subject)
Предыдущий фрагмент тут.
К концу сентября Олька начинает всерьёз беспокоиться.
Каждый раз, выходя в деревню и включая мобильник (в лесу от него толку мало) Таволга получает от подруги по два десятка встревоженных сообщений. «Когда ты домой?» «Ты что, остаёшься там на зиму?» «Ты с ума сошла?!» Про лесной домик без электричества Таволга умолчала, и местонахождение своё так и не выдала - ограничилась кратким «на север», и теперь даже не знала, не стало ли от этого хуже.
Подруга наверняка выдумала, что Таволга уехала на какой-нибудь Шпицберген и уже начинает там замерзать, по макушку утопая в сугробах. С другой стороны, если бы Олька знала адрес, она бы примчалась уговаривать Таволгу вернуться домой, поставила бы на уши всю округу, и они бы просто-напросто разругались.
К «разругались» они и так уже очень близки: Таволга пару раз жестковато напомнила, что вообще хоть какие-то новости о себе сообщает исключительно добровольно и может перестать это делать, Олька ответила, что так было бы проще, не пришлось бы переживать, но каждый раз после суток возмущённого молчания подруги шли на мировую.
Таволга не знала, зачем Олька вообще до сих пор с ней возится - сплошные нервы и никакого толку. Да, они дружат с первого класса, но если хорошо подумать, приносит ли эта дружба Ольке что-то хорошее? Приносит ли она хоть кому-нибудь что-то, кроме беды?
Таволга с радостью исчезла бы из Олькиной жизни совсем в надежде освободить место для какого-нибудь действительно хорошего человека. Но Олька сопротивлялась.
«У меня всё в порядке, правда. Я хочу пока побыть здесь», - набирает Таволга и с удивлением понимает, что в кои-то веки не врёт.
Ей удивительно хорошо в маленьком лесном домике без электричества.
Всё лето они с Эльзой часами пропадали в чаще. Эльза показывала травы, которые собирает на продажу для деревенских, рассказывала, что когда собирать и как потом обрабатывать. Что хорошо идёт в подушки для сна, что снимает усталость, что заваривать от давления, от головной боли, от камней в почках.
- Лес даёт очень много, если умеешь это принять, - улыбается она своей странной улыбкой, от которой Таволге только-только перестало становиться не по себе.
Особенно странно Эльза смотрела, рассказывая про сбор «от чужих». Его, мол, нужно повесить на притолоку над дверью, и ни один чужак не переступит порог без твоего разрешения.
Таволга старалась пропускать подобное мимо ушей - в отличие от всей остальной «народной медицины», которая понятно, что правда работала (хотя степень эффективности оставалась сомнительной), в таинственную силу трав против недоброго умысла и чертей поверить было тяжеловато.
Иногда в лесу она слышит у себя за спиной шаги, которых там быть не может. Быстро разобралась, что так просто работает эхо - собственные шаги отражаются от деревьев и пугают её бумерангом. Или трёхцветная кошка, про которую Таволга так и не узнала, чья она, мысленно считала немножко своей и звала просто Кошка, с гордым видом выскакивает из ниоткуда и начинает с мурчанием тереться об ноги.
Эльза на недоверие ученицы только пожимает плечами и продолжает рассказывать: вот эта травка хорошо отводит глаза, эту нужно высушить, смолоть в пыль и натирать подошвы ботинок, если не хочешь, чтобы тебя обнаружили, а вот эту очень любят болотницы, так что в доме её лучше бы не держать.
Весь этот набор рецептов записан у Эльзы в большую книгу, книга стоит на полке на кухне. Где именно, Таволге было показано десять раз.
«Кажется, она хочет скинуть на меня не только хождение в магазин, но и заготовку трав», - думает про себя Таволга и не очень-то возражает.
Ей хорошо живётся у Эльзы, медленно, тихо. Даже колючая пропасть в груди как будто стала чуть меньше.
Если за это нужно всего-навсего слушать сказки и собирать на болоте цветы, то цена ей подходит.
***
Эльза с сомнением смотрит на аккуратные ряды банок.
Ягоды, грибы, овощи, заготовки для супа, тыквенное пюре. Магазинные жестянки с фасолью и рыбой. В отдельном шкафу - крупы, мука, специи, сахар, чай.
Она на таких запасах продержалась бы минимум две зимы, но, во-первых, она привыкла, а во-вторых, её поддерживает река.
У девочки обоих этих преимуществ не наблюдается.
Достаточно ли она оставила? Сделала ли она всё, что могла? Пора решать: уходить сейчас или оставаться до следующей осени.
Эльза не собиралась брать ученицу, Эльза полжизни знала, что именно сейчас и именно отсюда ей пора будет двигаться дальше. Закрыть глаза, дать лесу забрать себя, открыть глаза в другом месте.
Всё было бы очень просто, если бы девочка согласилась перезимовать у Ядвиги, но глубоко в Таволгиных глазах Эльза видела ответ «нет». Ядвига всё равно предложит, так они с Эльзой договорились, и независимо от ответа будет ей помогать.
Ядвига заходит к ним каждый день, улыбается грустно. Тихонько, чтобы не слышала Таволга, шепчет, что будет скучать.
Эльза тоже будет скучать, и, если бы хотела не уходить, она бы осталась. Ничего не мешало ей принять любое решение. Никто её никуда не гнал.
Таволга сегодня в лесу. Ушла собирать бруснику, последнюю перед зимой, вернётся не скоро.
В зеркале Эльза видит женщину средних лет. Не старуху, не девочку. Ту, которая уже отвечает сама за себя и ещё никуда не торопится. На руках у женщины сидит трёхцветная кошка. У кошки белый живот в мелкое пятнышко, белый подбородок, розовый нос, разноцветные уши - чёрное, рыжее, - чёрная спинка и пёстрый хвост.
Кошка смотрит на женщину, женщина смотрит на Эльзу, Эльза кивает.
Женщина в зеркале чешет кошку под подбородком и опускает на пол.
Пёстрый хвост исчезает в дверном проёме, и обе женщины долго ещё не сводят с порога глаз.
***
Кошка выпрыгивает откуда-то из-за дерева, мурлычет и трётся о ноги.
- Привет, я тоже рада тебя видеть, - здоровается Таволга и наклоняется погладить подругу. - Я смотрю, кто-то соскучился.
Кошка бодается в ноги с разных сторон, ходит узким кружком вокруг Таволги, прямо по грязным ботинкам - конец октября, вся лесная земля уже изрядно напиталась водой. Кошкины лапы спасает то, что сама она ходит по той же влажной земле, так что разница между лапами и ботинками не была особенно велика. Хотя кошке-то всё равно, это Таволга ещё не до конца перестала думать как городская.
В лесу грязи не существует.
Изгваздаться в земле не значит испачкаться, обтереться боком штанов о смолистый сосновый бок не значит испачкаться, лежать сухой мшистой полянке не значит испачкаться: всё, что легко отряхнуть, вообще не существенно, а то, что отряхнуть тяжелее, просто отряхиваешь два раза.
Земля легко состирывается в реке даже без мыла, смола аккуратно стирается губкой или мочалкой. На крайний случай всегда есть мыло и сода, а что одежда со временем становится как будто присыпанной пеплом, так она и в городе делает точно так же, если часто стирать, а в лесу некому сказать тебе, что ты выглядишь не вполне так, как нужно, и это великое благо.
В лесу всё равно, кем ты кажешься кому-то другому, значение имеет лишь то, одет ли ты по погоде, не подводит ли обувь и знаешь ли ты свой маршрут.
Таволга поудобнее перехватывает корзинку с брусникой и торопится за кошкой-трёхцветкой домой, пока не стемнело.
***
Возвращается в сумерках, удивляется, что в доме темно.
Летом Эльза не зажигала свет вовсе - зачем, и так всё время светло, а батарейки в лампах не бесконечные. Да и кто вообще сидит вечером в доме, если вокруг лесной прекрасный июнь?
Осенью в ход пошли лампы: зажигались к сумеркам, освещали ужин и, может быть, час-другой книжки, но ложились и вставали они очень рано, так что батареек и очень резервных запасов свечей и керосина для масляной лампы хватало с лихвой.
Таволга сначала удивилась, увидев в лесном домике обычные светодиодные фонари, явно купленные в обычном строительном магазине - Эльзин образ с этим проявлением цивилизации не вязался. «А почему я должна отказываться от того, что удобно, если мне оно по карману?», и возразить оказалось нечего.
По такому же принципу у Эльзы водился плащ-дождевик из какой-то прочной синтетики, резиновые сапоги явно из армейского магазина, очень высокие, по колено, толстая флисовая кофта явно оттуда же и прочие полезные мелочи.
Прожив здесь полгода, Таволга не понимала, как она могла поначалу принять Эльзу за бабушку. То есть, да, она в возрасте, да, с морщинами, да, в волосах у неё сверкает яркая седина, которую Эльза носит очень красиво и совершенно не пытается прятать.
И да, в сердцах Таволга всё ещё зовёт её про себя «старухой», иногда даже «ведьмой» или «каргой», но это скорее относится к Эльзиным методам приучения Таволги к лесу, чем к её возрасту.
Кошка забегает в дверь вперёд Таволги и прыгает на колени к Ядвиге, сидящей на кухонной табуретке.
- А, так это ваша кошка! - восклицает Таволга, оглядывается в поисках Эльзы, бросает взгляд на открытую дверь в её спальню…
В спальне горят свечи, от контраста между их тёплым светом и темнотой остального дома Таволге становится дурно. Она не знала, что делать - в городе нужно было бы звонить в скорую, а здесь… как?
- Нет, не моя, - тихо отвечает Ядвига, гладит кошку, опускает её на пол. Кошка подходит к Таволге и снова трётся о ногу. Таволга нагибается за кошкой, берёт на руки, гладит и даже не замечает своих движений.
***
Девочка расстроилась куда больше, чем они с Эльзой ждали.
Не плакала, наоборот, сжала зубы и кулаки, стала выспрашивать, что здесь в таких случаях принято делать, к кому идти.
Бледная, тонкая, с заляпанными брусничным соком руками и царапиной на щеке (где-то не уследила за веткой) она действительно чем-то походила на Эльзу, когда та была помоложе. Когда только сюда пришла.
Они с Эльзой хорошо знали обе, что одна останется беречь эти края навсегда, а вторая однажды соберётся в дорогу дальше. Не того Эльза склада, чтобы засиживаться на месте, а здесь она провела больше времени, чем можно было бы ожидать.
Время скучать по подруге ещё настанет потом, а сейчас нужно сладить с её… будем считать, что внучкой.
Например, придумать, как объяснить, почему вчера вечером от пары глотков травяного чая её так резко сморило в сон, и куда за это время исчезла Эльза.
Ядвига просидела у кровати подруги всю ночь, слушая, как она не дышит. Слушая, как ворочается во сне Таволга в комнате за стеной, как трещит дровина в печи, как мурлычет кошка у Эльзы в ногах, как по крыше дома барабанит всё прибывающий дождь.
Видела это раньше всего один раз, с собственной бабушкой: тело медленно теряет цвета, как будто рассеивается туман. Не успеваешь уловить, как именно он исчезает, просто замечаешь, что его стало меньше. Потом ещё меньше. Ещё. Глаза пытаются уловить механизм, но почему-то не могут.
Если поймать на ладонь снежинку, наверное, будет похоже.
К рассвету в доме становится на одну ведьму меньше.
Та, что осталась за старшую, гладит по тёплому боку трёхцветную кошку и думает, как ей быть.
_______________________________________________
Сыграли темы "только, пожалуйста, не забывай" от Чуды и "Она уходит, и дождь начинается" от Кати.