Будет, как будет
Зима - не то время года, когда имеет смысл быть человеком. То есть, обладать человеческим телом, состоящим из той же самой дурацкой материи, из которой сделано практически всё вокруг. У большинства, я знаю, просто нет выбора, но у меня-то есть, так какого же чёрта?.. - вот о чём я думаю, когда сворачиваю с улицы Майронё в узкий проулок, ведущий к одному из боковых входов Бернардинского сада. Впрочем, официально считается, что это никакой не проулок, а самая настоящая улица; даже название у неё есть, в честь святого Бруно Кверфуртского, в монашестве Бонифация. Неукротимый, говорят, был миссионер.
Я тоже неукротимый миссионер - в своём роде. И наверняка поплачусь за это буквально в ближайшее время; правда, не отрубленной головой, а всего лишь простудой, которая, впрочем, пройдёт сразу после того, как я утрачу человеческий облик. Надеюсь, задолго до утра. От всего сердца на это надеюсь, потому что ночь сегодня сырая и ветреная. И очень длинная. Самая длинная в году ночь.
Собственно, именно поэтому я и брожу по тёмным улицам в дурацком человеческом теле, одетом в не менее дурацкое человеческое пальто с длинными полами, романтически трепещущими на стылом речном ветру, и шляпу, проку от которой не больше, чем от тряпичной бейсболки, пока мои дорогие друзья сидят у камина, пьют крепкий грог, закусывают Тониными фирменными бутербродами с жареным мясом, брусничным вареньем и маринованными огурцами и задушевно крутят пальцами у висков, вспоминая меня. Ну, то есть, крутят те, у кого в данный момент есть виски и пальцы, а остальные просто вздыхают с присущей всякому бесплотному духу ласковой снисходительностью: «Ну а чего вы хотели, он у нас псих».
Чистая правда. Я и есть псих, причём не только прямо сейчас, а всё время, с короткими перерывами на кофе, ром и еду. Обычно это только на пользу - и мне, и моим делам. Но иногда возникают досадные осложнения. Одно из них случилось лет десять, если не ошибаюсь, назад, когда мне впервые пришло в голову отпраздновать самую длинную ночь года, исполняя заветные желания тех немногих счастливчиков, которых угораздит в полном одиночестве оказаться на улице после полуночи и встретиться со мной.
Это была моя собственная идея. Никто меня не заставлял, не подзуживал, даже не намекал: «А вот знаешь, то ли в Трансильвании, то ли в Новой Зеландии некоторые особо дурковатые местные духи в самую длинную ночь...» Нет, ничего подобного. Я сам всё придумал. И поначалу был чрезвычайно доволен. Любое новое дело вызывает у меня неподдельный энтузиазм. Но стоит ему стать рутинной обязанностью, всё удовольствие сразу насмарку, так уж я устроен - согласен, не идеально, но другого меня у меня для себя пока нет.
Вот и сейчас вместо того, чтобы радоваться приятной ночной прогулке, свежей декабрьской траве, благоуханию речной воды и относительно гуманной температуре воздуха - всё-таки ощутимо выше нуля - я ругаю себя последними словами и в сердцах пинаю мелкие камни и пустые пивные банки, а они взлетают, искрясь и сияя, как падучие августовские звёзды, только не с неба на землю, а наоборот. Это немного поднимает мне настроение. Я люблю устраивать бардак.
В общем, сперва мне очень нравилось раз в год выходить в город при полном параде - всемогущество! шляпа! пальто! - и исполнять желания одиноких прохожих, которые встретятся мне на пути, включая самые заветные и несбыточные, если кому-то хватит ума, вернее, безумия высказать их вслух. А потом надоело, но я всё равно несу эту вахту каждую самую длинную ночь, поскольку чувство ответственности мне подсказывает: люди не виноваты, что тебе стало скучно, нельзя отнимать у них шанс на случайное чудо только потому, что тебе лень его совершать. Уж не знаю, откуда у меня вдруг взялось это треклятое чувство ответственности; человек, которым я когда-то был, особо им не страдал. Но потом оно как-то незаметно проклюнулось и расцвело буйным цветом; видимо, чтобы сахаром не казалась моя нынешняя развесёлая жизнь.
Хорошо хоть мне хватило ума в самом начале придумать правило: не блуждать по городу всю ночь в поисках одиноких прохожих с несбыточными желаниями, а ограничиться первыми тринадцатью встречными. Не то чтобы количество имело принципиальное значение, просто чёртова дюжина - смешное число.
Поначалу я, кстати, об этом жалел, потому что казалось: опросить бы побольше народу, происходило бы больше всякого интересного. Например, кто-нибудь вдруг пожелал бы устроить в городе нашествие инопланетян, или повернуть время вспять, или превратиться в звезду - вот было бы развлечение! Но люди, даже чудаки, которые в одиночестве бродят ночью по городу, обычно ничего невероятного не хотят.
Будем честны, добрая половина ночных прохожих хочет только одного: немедленно выпить. Не стану их осуждать, сам на их месте мог бы так осрамиться перед посланцем судьбы, когда был молодым дураком и возвращался с очередной вечеринки, прикидывая, как бы её продолжить. В смысле, где взять ещё.
А остальные от меня обычно шарахаются, и их можно понять. Когда среди ночи какой-то подозрительный мужик суётся к тебе с вопросом: «Чего вы хотите больше всего на свете?» - просто так, без каких-то условий, не требуя за исполнение желания ни десяти евро, ни поцелуя, ни даже бессмертной души, впору взять ноги в руки и удрать от этого идиота, пока не укусил.
Желания я действительно исполняю совершенно бесплатно. Но втайне всегда мечтаю о честном обмене на хотя бы краткий миг счастливой уверенности, что бывает возможно всё.
В этом смысле городское население меня не особо балует. Я хочу сказать, слишком редко в чьих-то глазах вспыхивает безумная искра надежды: а вдруг, и правда, получится стать бессмертным волшебником, или хотя бы просто научиться летать? Раз в год, в самую длинную ночь, я могу и такое устроить, мне всё равно, насколько сложным окажется техническое задание, но никому даже в голову не приходит хотя бы в шутку попросить чего-нибудь невозможного. Собственно, поэтому мне и надоело исполнять их желания, а вовсе не из-за промозглой погоды. Хотя в сочетании с нашей обычной декабрьской погодой даже самое мелкое разочарование вырастает размером с многоквартирный дом.
Ладно, - утешаю я себя, - хватит, не ной. Осталось встретить всего одного человека, и можно возвращаться к Тони; надеюсь, эти проглоты оставили мне хотя бы один бутерброд. Двух часов ещё не прошло, а дело считай закончено. И где твоё ликование по этому поводу? А ну быстро давай ликуй!
Сегодня ночью мне и правда везёт. Никогда ещё не было, чтобы я так быстро управился. Даже в последние годы, когда зимы стали ощутимо теплее, а в городе появилось множество беззаботных туристов, которым плевать, что завтра будний день, мне навстречу мало кто попадается. Как нарочно прячутся от меня, вернее, от шанса на чудо. Видимо, далеко не всякая судьба способна вместить такой шанс.
Впрочем, я сам усложняю себе задачу: хоть и делаю вид, будто мне лишь бы скорей отделаться, но при этом почему-то не иду на центральный проспект, где даже после полуночи относительно людно. А вечно сворачиваю в какие-то глухие, безнадёжные закоулки - вот и сейчас стою на берегу Вильняле между костёлом Святого Франциска Ассизского и Художественной академией, как будто ищу не людей, а уток; впрочем, уток сейчас тоже здесь нет.
Это, конечно, легко объяснимо: в глубине души я хочу, чтобы прекрасный шанс выпадал не кому попало, а прекрасным романтичным придуркам, вроде меня самого - каким я когда-то был. Которые не просто гуляют по улицам заполночь, но ещё и шарятся при этом невесть где. Например, бредут вдоль забора закрытого на ночь Бернардинского сада, или зачем-то сидят на берегу реки.
Но это не то чтобы помогает. Я имею в виду, сколько по глухим углам не шныряй, а интересных желаний всё равно раз, два и обчёлся. И сегодня тоже было примерно так.
В самом начале прогулки я встретил возле автобусной остановки рыдающую девчонку, которая предсказуемо шарахнулась от приставучего незнакомца в моём лице, но всё-таки ответила на вопрос, крикнула, убегая: «Хочу, чтобы он ко мне вернулся!» Обычное дело, девчонки от пятнадцати до примерно шестидесяти часто просят вернуть им сбежавших кавалеров. Ладно, имеют полное право. А что им вряд ли понравится продолжение, так кто же об этом думает в такой момент.
Следом за девочкой появился студент, пожелавший бутылку пива - не цистерну, не ящик, даже не упаковку, а всего одну. Сразу видно, не масштабная личность, - думал я, почти невольно прикидывая: как это технически устроится? Парень встретит компанию, которая угостит его выпивкой, или просто найдёт бутылку на обмотанном на ночь цепями пластиковом столе закрытого ресторана? Не то чтобы мне действительно интересны такие подробности, но надо же развлекать свой ум хоть какими-нибудь загадками. Совсем без загадок я от тоски свихнусь.
Кроме студента выпить в разных формулировках попросили ещё семь человек; и на том спасибо, могли бы вообще все.
Но была ещё высокая тётка в вязаной шапке со смешными цветными помпонами, которая сразу же, не задумываясь, словно заранее подготовилась к нашей встрече, выпалила: «Свой дом в лесу!» И красивый, звенящий от злости мальчишка, крикнувший на бегу высоким, ломающимся голосом: «Чтобы от нас все отстали!» И широкоплечий мужчина не то в широких штанах-хакама, не то просто в длинной женской юбке, в темноте человеческими глазами так сразу не разберёшь, который спокойно сказал: «Чтобы у меня всё получилось», - и добавил: «Спасибо». Вот кто меня удивил и обрадовал. За все эти годы он второй с подобной просьбой; больше всего на свете такие штуки люблю. Однако после него как раз началась полоса выпивох, шли буквально один за другим, и снова испортили мне настроение. Осталось утешаться тем, что уже набралось двенадцать человек. Ещё один, и всё.
Между Художественной академией и боковым входом в Бернардинский сад, в это время уже закрытым, через речку Вильняле перекинут мост под названием Флуксус*; он неизменно меня веселит, потому что - ну где ещё мосты называют в честь художественных движений? Такое возможно только у нас. Духи и жители всех остальных городов могут начинать плакать от зависти. А я буду надменно хохотать. Ну или просто стоять, смотреть на текущую реку и думать, что ночью, на мосту под названием Флуксус, в этой дурацкой шляпе, исполненный беспардонного всемогущества я настолько невозможен и одновременно уместен, что может и ну его к лешему, этого тринадцатого прохожего; захочет - как-нибудь сам отыщется. А у меня есть дела поважней. Например, быть здесь, являя собой безупречное художественное высказывание, которого никто никогда не увидит. А даже если увидит, всё равно ни черта не поймёт.
- Извините, у вас есть зажигалка?
Встретить на мосту среди ночи хрен знает что в моём лице и попросить у него зажигалку - это настолько абсурдно, что я замираю, держу паузу, медленно-медленно опускаю руку в карман пальто, насколько возможно растягивая великолепный момент молчания между прозвучавшим вопросом и появлением зажигалки, которую я, конечно, достану. Но не прямо сейчас, а несколько бесконечно долгих секунд спустя. И всё это время буду с неописуемым удовольствием рассматривать темноволосую женщину лет тридцати в чёрном пуховике с капюшоном, с маленьким рюкзаком за плечами, восхищённо думая: «Ну надо же, ишь какая выискалась, гуляет одна, среди ночи. Ещё и зажигалку ей подавай!»
Глаза у неё светлые, серо-зелёные и такие прозрачные, какие я прежде видел только у наших русалок. Но она определённо не русалка. Обыкновенная человеческая женщина, просто вот такие удивительные глаза.
- Спасибо, - говорит она, получив зажигалку, и прикуривает, ловко заслонившись от ветра. - Я очень хотела покурить именно на этом мосту, а спички совсем отсырели. Думала, полный провал. И вдруг такое чудо: в два часа ночи на мосту стоит человек! Да ещё в шляпе, как Бойс**. Если бы не шляпа, я бы наверное вас испугалась и не подошла.
Самое время спросить: «Чего вы хотите больше всего на свете?» - и на этом покончить с сегодняшними делами. Но вместо этого я говорю:
- Я тоже удивился, когда вы вдруг появились. Как по мне, два часа ночи - отличное время для прогулок, но обычно со мной мало кто согласен. Особенно в такую погоду, как сейчас.
- Просто я завтра днём уезжаю, а очень не хочется, - улыбается зеленоглазая женщина. - Вот и пошла. Перед смертью, говорят, не надышишься, но перед отъездом всё-таки можно нахапать побольше. Запастись городом впрок. Всегда так делаю на прощание. И сегодня, наверное, буду гулять до утра. Ну или пока совсем не замерзну. Но у меня очень тёплый пуховик.
- Если тёплый, тогда ладно, - киваю я. - А моё пальто, как выяснилось, против этого ветра - слабак. Сейчас покурю с вами и пойду развлекаться гладиаторскими боями: грог против простуды, кто кого?
- Я ставлю на грог, - твёрдо говорит она.
Мы стоим на мосту, курим и смотрим на реку. И это так хорошо, что я ничего не хочу менять. Но на ветру её сигарета приближается к концу так стремительно, что некуда больше тянуть.
- Если бы вдруг оказалось, что я могу исполнить любое желание, что бы вы выбрали? - наконец спрашиваю я.
Будет глупо, конечно, если зеленоглазая незнакомка захочет всего лишь порцию грога, о котором мы только что говорили. Но, положа руку на сердце, я пойму её, как никто.
Но женщина только пожимает плечами:
- Даже не знаю, что вам ответить, чтобы не соврать. Столько всего разного хочется! Но, по большому счёту, пусть всё будет, как будет. Не мне это решать.
«Бинго! - ору я. - Вот ты и попалась! Нашего полку прибыло! Какое счастье, ура!» Не вслух, конечно, ору, а про себя, чтобы не пугать её раньше времени. Но всё равно так громко, что холодный северо-западный ветер внезапно сменяется южным, а растущие неподалёку деревья спросонок вздрагивают и вопросительно косятся на меня: «Чувак, неужели уже весна, или ты просто так спятил?»
«Просто спятил, нет пока никакой весны, извините, что разбудил, постараюсь больше не шуметь», - поспешно отвечаю им я. Тоже, понятное дело, не вслух, потому что разговаривать с деревьями в присутствии незнакомки, которую собираешься пригласить на кружку-другую грога, несколько неосмотрительно. На её месте я бы и сам решил, что с таким психом лучше не связываться. Ну, то есть, не я сегодняшний, а бывший, глупый человеческий я, ничего не знавший ни об устройстве этого мира, ни о самом себе.
А уговорить эту женщину на кружку грога мне сейчас совершенно необходимо. Потому что рассказать, что теперь она вместо меня будет раз в год, в самую длинную ночь обходить Старый город, расспрашивая случайных прохожих об их сокровенных желаниях, которые после этого сбудутся сами собой, можно и прямо здесь, на мосту. Но у меня уже зуб на зуб не попадает, так что объяснения прозвучат крайне неубедительно. А в умиротворяющей обстановке Тониного кафе она поверит мне буквально с третьего раза. На худой конец, с пятого. Согревшись до полной утраты человеческой формы, я становлюсь чрезвычайно красноречив, все так говорят.
_____________________
* Флуксус (от лат. fluxus - «поток жизни») - международное арт-движение 50-х-60-х годов. Цель арт-движения Флуксус - слияние в одном «потоке» разных способов художественного выражения и средств коммуникации: музыки, визуальной поэзии, движения, символических жестов. Основной принцип - абсолютная спонтанность, произвольность, отказ от любых ограничений. Одним из активных участников движения был американский поэт и кинорежиссёр литовского происхождения, один из лидеров «нового американского кино», «крестный отец нью-йоркского киноавангарда» Йонас Мекас; название моста возле Вильнюсской Художественной академии, в первую очередь, дань уважения ему.
** Йозеф Бойс - немецкий художник, один из главных теоретиков постмодернизма. И, кстати, активный участник движения «Флуксус», в честь которого назван мост. Если учесть, что Бойс всегда появлялся на людях и фотографировался в шляпе, становится понятно, почему незнакомец в шляпе на мосту Флуксус может показаться знающему человеку добрым знаком, будь он хоть триста раз кровавый маньяк.
_______________________
На самом деле, этот рассказ был обещан в подарок замечательной девушке по имени Арита, ещё в конце прошлого года (что заметно по выбранному времени действия). "Будет как будет" - это её слова и её заказ. История была более-менее придумана сразу, однако записать её не удавалось, не было настроения, всё время казалось интересным что-то другое. Но на этот раз тема Чениха "И это все мне?" - здорово помогла, и всё получилось. Невыполненное обещание на мне больше не висит :)
Я тоже неукротимый миссионер - в своём роде. И наверняка поплачусь за это буквально в ближайшее время; правда, не отрубленной головой, а всего лишь простудой, которая, впрочем, пройдёт сразу после того, как я утрачу человеческий облик. Надеюсь, задолго до утра. От всего сердца на это надеюсь, потому что ночь сегодня сырая и ветреная. И очень длинная. Самая длинная в году ночь.
Собственно, именно поэтому я и брожу по тёмным улицам в дурацком человеческом теле, одетом в не менее дурацкое человеческое пальто с длинными полами, романтически трепещущими на стылом речном ветру, и шляпу, проку от которой не больше, чем от тряпичной бейсболки, пока мои дорогие друзья сидят у камина, пьют крепкий грог, закусывают Тониными фирменными бутербродами с жареным мясом, брусничным вареньем и маринованными огурцами и задушевно крутят пальцами у висков, вспоминая меня. Ну, то есть, крутят те, у кого в данный момент есть виски и пальцы, а остальные просто вздыхают с присущей всякому бесплотному духу ласковой снисходительностью: «Ну а чего вы хотели, он у нас псих».
Чистая правда. Я и есть псих, причём не только прямо сейчас, а всё время, с короткими перерывами на кофе, ром и еду. Обычно это только на пользу - и мне, и моим делам. Но иногда возникают досадные осложнения. Одно из них случилось лет десять, если не ошибаюсь, назад, когда мне впервые пришло в голову отпраздновать самую длинную ночь года, исполняя заветные желания тех немногих счастливчиков, которых угораздит в полном одиночестве оказаться на улице после полуночи и встретиться со мной.
Это была моя собственная идея. Никто меня не заставлял, не подзуживал, даже не намекал: «А вот знаешь, то ли в Трансильвании, то ли в Новой Зеландии некоторые особо дурковатые местные духи в самую длинную ночь...» Нет, ничего подобного. Я сам всё придумал. И поначалу был чрезвычайно доволен. Любое новое дело вызывает у меня неподдельный энтузиазм. Но стоит ему стать рутинной обязанностью, всё удовольствие сразу насмарку, так уж я устроен - согласен, не идеально, но другого меня у меня для себя пока нет.
Вот и сейчас вместо того, чтобы радоваться приятной ночной прогулке, свежей декабрьской траве, благоуханию речной воды и относительно гуманной температуре воздуха - всё-таки ощутимо выше нуля - я ругаю себя последними словами и в сердцах пинаю мелкие камни и пустые пивные банки, а они взлетают, искрясь и сияя, как падучие августовские звёзды, только не с неба на землю, а наоборот. Это немного поднимает мне настроение. Я люблю устраивать бардак.
В общем, сперва мне очень нравилось раз в год выходить в город при полном параде - всемогущество! шляпа! пальто! - и исполнять желания одиноких прохожих, которые встретятся мне на пути, включая самые заветные и несбыточные, если кому-то хватит ума, вернее, безумия высказать их вслух. А потом надоело, но я всё равно несу эту вахту каждую самую длинную ночь, поскольку чувство ответственности мне подсказывает: люди не виноваты, что тебе стало скучно, нельзя отнимать у них шанс на случайное чудо только потому, что тебе лень его совершать. Уж не знаю, откуда у меня вдруг взялось это треклятое чувство ответственности; человек, которым я когда-то был, особо им не страдал. Но потом оно как-то незаметно проклюнулось и расцвело буйным цветом; видимо, чтобы сахаром не казалась моя нынешняя развесёлая жизнь.
Хорошо хоть мне хватило ума в самом начале придумать правило: не блуждать по городу всю ночь в поисках одиноких прохожих с несбыточными желаниями, а ограничиться первыми тринадцатью встречными. Не то чтобы количество имело принципиальное значение, просто чёртова дюжина - смешное число.
Поначалу я, кстати, об этом жалел, потому что казалось: опросить бы побольше народу, происходило бы больше всякого интересного. Например, кто-нибудь вдруг пожелал бы устроить в городе нашествие инопланетян, или повернуть время вспять, или превратиться в звезду - вот было бы развлечение! Но люди, даже чудаки, которые в одиночестве бродят ночью по городу, обычно ничего невероятного не хотят.
Будем честны, добрая половина ночных прохожих хочет только одного: немедленно выпить. Не стану их осуждать, сам на их месте мог бы так осрамиться перед посланцем судьбы, когда был молодым дураком и возвращался с очередной вечеринки, прикидывая, как бы её продолжить. В смысле, где взять ещё.
А остальные от меня обычно шарахаются, и их можно понять. Когда среди ночи какой-то подозрительный мужик суётся к тебе с вопросом: «Чего вы хотите больше всего на свете?» - просто так, без каких-то условий, не требуя за исполнение желания ни десяти евро, ни поцелуя, ни даже бессмертной души, впору взять ноги в руки и удрать от этого идиота, пока не укусил.
Желания я действительно исполняю совершенно бесплатно. Но втайне всегда мечтаю о честном обмене на хотя бы краткий миг счастливой уверенности, что бывает возможно всё.
В этом смысле городское население меня не особо балует. Я хочу сказать, слишком редко в чьих-то глазах вспыхивает безумная искра надежды: а вдруг, и правда, получится стать бессмертным волшебником, или хотя бы просто научиться летать? Раз в год, в самую длинную ночь, я могу и такое устроить, мне всё равно, насколько сложным окажется техническое задание, но никому даже в голову не приходит хотя бы в шутку попросить чего-нибудь невозможного. Собственно, поэтому мне и надоело исполнять их желания, а вовсе не из-за промозглой погоды. Хотя в сочетании с нашей обычной декабрьской погодой даже самое мелкое разочарование вырастает размером с многоквартирный дом.
Ладно, - утешаю я себя, - хватит, не ной. Осталось встретить всего одного человека, и можно возвращаться к Тони; надеюсь, эти проглоты оставили мне хотя бы один бутерброд. Двух часов ещё не прошло, а дело считай закончено. И где твоё ликование по этому поводу? А ну быстро давай ликуй!
Сегодня ночью мне и правда везёт. Никогда ещё не было, чтобы я так быстро управился. Даже в последние годы, когда зимы стали ощутимо теплее, а в городе появилось множество беззаботных туристов, которым плевать, что завтра будний день, мне навстречу мало кто попадается. Как нарочно прячутся от меня, вернее, от шанса на чудо. Видимо, далеко не всякая судьба способна вместить такой шанс.
Впрочем, я сам усложняю себе задачу: хоть и делаю вид, будто мне лишь бы скорей отделаться, но при этом почему-то не иду на центральный проспект, где даже после полуночи относительно людно. А вечно сворачиваю в какие-то глухие, безнадёжные закоулки - вот и сейчас стою на берегу Вильняле между костёлом Святого Франциска Ассизского и Художественной академией, как будто ищу не людей, а уток; впрочем, уток сейчас тоже здесь нет.
Это, конечно, легко объяснимо: в глубине души я хочу, чтобы прекрасный шанс выпадал не кому попало, а прекрасным романтичным придуркам, вроде меня самого - каким я когда-то был. Которые не просто гуляют по улицам заполночь, но ещё и шарятся при этом невесть где. Например, бредут вдоль забора закрытого на ночь Бернардинского сада, или зачем-то сидят на берегу реки.
Но это не то чтобы помогает. Я имею в виду, сколько по глухим углам не шныряй, а интересных желаний всё равно раз, два и обчёлся. И сегодня тоже было примерно так.
В самом начале прогулки я встретил возле автобусной остановки рыдающую девчонку, которая предсказуемо шарахнулась от приставучего незнакомца в моём лице, но всё-таки ответила на вопрос, крикнула, убегая: «Хочу, чтобы он ко мне вернулся!» Обычное дело, девчонки от пятнадцати до примерно шестидесяти часто просят вернуть им сбежавших кавалеров. Ладно, имеют полное право. А что им вряд ли понравится продолжение, так кто же об этом думает в такой момент.
Следом за девочкой появился студент, пожелавший бутылку пива - не цистерну, не ящик, даже не упаковку, а всего одну. Сразу видно, не масштабная личность, - думал я, почти невольно прикидывая: как это технически устроится? Парень встретит компанию, которая угостит его выпивкой, или просто найдёт бутылку на обмотанном на ночь цепями пластиковом столе закрытого ресторана? Не то чтобы мне действительно интересны такие подробности, но надо же развлекать свой ум хоть какими-нибудь загадками. Совсем без загадок я от тоски свихнусь.
Кроме студента выпить в разных формулировках попросили ещё семь человек; и на том спасибо, могли бы вообще все.
Но была ещё высокая тётка в вязаной шапке со смешными цветными помпонами, которая сразу же, не задумываясь, словно заранее подготовилась к нашей встрече, выпалила: «Свой дом в лесу!» И красивый, звенящий от злости мальчишка, крикнувший на бегу высоким, ломающимся голосом: «Чтобы от нас все отстали!» И широкоплечий мужчина не то в широких штанах-хакама, не то просто в длинной женской юбке, в темноте человеческими глазами так сразу не разберёшь, который спокойно сказал: «Чтобы у меня всё получилось», - и добавил: «Спасибо». Вот кто меня удивил и обрадовал. За все эти годы он второй с подобной просьбой; больше всего на свете такие штуки люблю. Однако после него как раз началась полоса выпивох, шли буквально один за другим, и снова испортили мне настроение. Осталось утешаться тем, что уже набралось двенадцать человек. Ещё один, и всё.
Между Художественной академией и боковым входом в Бернардинский сад, в это время уже закрытым, через речку Вильняле перекинут мост под названием Флуксус*; он неизменно меня веселит, потому что - ну где ещё мосты называют в честь художественных движений? Такое возможно только у нас. Духи и жители всех остальных городов могут начинать плакать от зависти. А я буду надменно хохотать. Ну или просто стоять, смотреть на текущую реку и думать, что ночью, на мосту под названием Флуксус, в этой дурацкой шляпе, исполненный беспардонного всемогущества я настолько невозможен и одновременно уместен, что может и ну его к лешему, этого тринадцатого прохожего; захочет - как-нибудь сам отыщется. А у меня есть дела поважней. Например, быть здесь, являя собой безупречное художественное высказывание, которого никто никогда не увидит. А даже если увидит, всё равно ни черта не поймёт.
- Извините, у вас есть зажигалка?
Встретить на мосту среди ночи хрен знает что в моём лице и попросить у него зажигалку - это настолько абсурдно, что я замираю, держу паузу, медленно-медленно опускаю руку в карман пальто, насколько возможно растягивая великолепный момент молчания между прозвучавшим вопросом и появлением зажигалки, которую я, конечно, достану. Но не прямо сейчас, а несколько бесконечно долгих секунд спустя. И всё это время буду с неописуемым удовольствием рассматривать темноволосую женщину лет тридцати в чёрном пуховике с капюшоном, с маленьким рюкзаком за плечами, восхищённо думая: «Ну надо же, ишь какая выискалась, гуляет одна, среди ночи. Ещё и зажигалку ей подавай!»
Глаза у неё светлые, серо-зелёные и такие прозрачные, какие я прежде видел только у наших русалок. Но она определённо не русалка. Обыкновенная человеческая женщина, просто вот такие удивительные глаза.
- Спасибо, - говорит она, получив зажигалку, и прикуривает, ловко заслонившись от ветра. - Я очень хотела покурить именно на этом мосту, а спички совсем отсырели. Думала, полный провал. И вдруг такое чудо: в два часа ночи на мосту стоит человек! Да ещё в шляпе, как Бойс**. Если бы не шляпа, я бы наверное вас испугалась и не подошла.
Самое время спросить: «Чего вы хотите больше всего на свете?» - и на этом покончить с сегодняшними делами. Но вместо этого я говорю:
- Я тоже удивился, когда вы вдруг появились. Как по мне, два часа ночи - отличное время для прогулок, но обычно со мной мало кто согласен. Особенно в такую погоду, как сейчас.
- Просто я завтра днём уезжаю, а очень не хочется, - улыбается зеленоглазая женщина. - Вот и пошла. Перед смертью, говорят, не надышишься, но перед отъездом всё-таки можно нахапать побольше. Запастись городом впрок. Всегда так делаю на прощание. И сегодня, наверное, буду гулять до утра. Ну или пока совсем не замерзну. Но у меня очень тёплый пуховик.
- Если тёплый, тогда ладно, - киваю я. - А моё пальто, как выяснилось, против этого ветра - слабак. Сейчас покурю с вами и пойду развлекаться гладиаторскими боями: грог против простуды, кто кого?
- Я ставлю на грог, - твёрдо говорит она.
Мы стоим на мосту, курим и смотрим на реку. И это так хорошо, что я ничего не хочу менять. Но на ветру её сигарета приближается к концу так стремительно, что некуда больше тянуть.
- Если бы вдруг оказалось, что я могу исполнить любое желание, что бы вы выбрали? - наконец спрашиваю я.
Будет глупо, конечно, если зеленоглазая незнакомка захочет всего лишь порцию грога, о котором мы только что говорили. Но, положа руку на сердце, я пойму её, как никто.
Но женщина только пожимает плечами:
- Даже не знаю, что вам ответить, чтобы не соврать. Столько всего разного хочется! Но, по большому счёту, пусть всё будет, как будет. Не мне это решать.
«Бинго! - ору я. - Вот ты и попалась! Нашего полку прибыло! Какое счастье, ура!» Не вслух, конечно, ору, а про себя, чтобы не пугать её раньше времени. Но всё равно так громко, что холодный северо-западный ветер внезапно сменяется южным, а растущие неподалёку деревья спросонок вздрагивают и вопросительно косятся на меня: «Чувак, неужели уже весна, или ты просто так спятил?»
«Просто спятил, нет пока никакой весны, извините, что разбудил, постараюсь больше не шуметь», - поспешно отвечаю им я. Тоже, понятное дело, не вслух, потому что разговаривать с деревьями в присутствии незнакомки, которую собираешься пригласить на кружку-другую грога, несколько неосмотрительно. На её месте я бы и сам решил, что с таким психом лучше не связываться. Ну, то есть, не я сегодняшний, а бывший, глупый человеческий я, ничего не знавший ни об устройстве этого мира, ни о самом себе.
А уговорить эту женщину на кружку грога мне сейчас совершенно необходимо. Потому что рассказать, что теперь она вместо меня будет раз в год, в самую длинную ночь обходить Старый город, расспрашивая случайных прохожих об их сокровенных желаниях, которые после этого сбудутся сами собой, можно и прямо здесь, на мосту. Но у меня уже зуб на зуб не попадает, так что объяснения прозвучат крайне неубедительно. А в умиротворяющей обстановке Тониного кафе она поверит мне буквально с третьего раза. На худой конец, с пятого. Согревшись до полной утраты человеческой формы, я становлюсь чрезвычайно красноречив, все так говорят.
_____________________
* Флуксус (от лат. fluxus - «поток жизни») - международное арт-движение 50-х-60-х годов. Цель арт-движения Флуксус - слияние в одном «потоке» разных способов художественного выражения и средств коммуникации: музыки, визуальной поэзии, движения, символических жестов. Основной принцип - абсолютная спонтанность, произвольность, отказ от любых ограничений. Одним из активных участников движения был американский поэт и кинорежиссёр литовского происхождения, один из лидеров «нового американского кино», «крестный отец нью-йоркского киноавангарда» Йонас Мекас; название моста возле Вильнюсской Художественной академии, в первую очередь, дань уважения ему.
** Йозеф Бойс - немецкий художник, один из главных теоретиков постмодернизма. И, кстати, активный участник движения «Флуксус», в честь которого назван мост. Если учесть, что Бойс всегда появлялся на людях и фотографировался в шляпе, становится понятно, почему незнакомец в шляпе на мосту Флуксус может показаться знающему человеку добрым знаком, будь он хоть триста раз кровавый маньяк.
_______________________
На самом деле, этот рассказ был обещан в подарок замечательной девушке по имени Арита, ещё в конце прошлого года (что заметно по выбранному времени действия). "Будет как будет" - это её слова и её заказ. История была более-менее придумана сразу, однако записать её не удавалось, не было настроения, всё время казалось интересным что-то другое. Но на этот раз тема Чениха "И это все мне?" - здорово помогла, и всё получилось. Невыполненное обещание на мне больше не висит :)