mareicheva
in
txt_me
"Девочка-девочка..."
Однажды семья, где были папа, мама, мальчик и девочка, решила купить шторы. А у них недавно умерла бабушка. Перед смертью она говорила:
- Покупайте какие угодно шторы, только не желтые.
Семья ходила, ходила по рынку, но ничего, кроме желтых занавесок, там не было. Тогда они подумали, подумали и купили эти занавески. Пришли домой и повесили их в детской комнате.
(Пионерский фольклор)
- Только не желтые! - категорично заявила бабушка, - ни в коем случае! Только не желтые!
Бабушка всегда утверждала, что у всех женщин в нашей семье хороший вкус, поэтому все наши жилища - я говорю про дом моих родителей, теткин и, конечно, дом самой бабушки, - были похожи. Неяркие стены, однотонные шторы. Даже не говорю о том, что ковры в наших домах смирно лежали на полу, даже не мечтая о том, чтобы взобраться на стену, а календарям или плакатам место, по мнению бабушки, было на свалке. Ни один магнит не осквернял дверцы наших холодильников, чай полагалось пить из сервизных чашек, полотенца в ванную покупались обязательно одного цвета, в тон кафелю. Подружки, которые приходили ко мне в гости, уверяли, что у нас «скандинавский стиль». Про скандинавов ничего не скажу, я у них в гостях не бывала.
И одевались мы все со вкусом. Мне, по малолетству, позволялось иногда нацепить что-нибудь этакое. «Возраст, - вздыхала бабушка, сверля меня взглядом, - ты, помнится, глаза красила… боже мой, прямо панда!» - переводила она взгляд на маму. Та, с виноватой улыбкой бормотала что-то вроде: «Мода была такая!». «А ты - обращалась бабушка уже к тете, - помнишь, как ты ...?» Тетя отшучивалась, разглаживала несуществующую складку на безупречном наряде и говорила что-то вроде «ну сколько можно вспоминать...» «Ну ладно, волосы - не уши! - снисходительно выносила бабушка мягкий приговор, - надеюсь, к школе это безобразие с них сойдет?»
«Безобразием» были кончики волос, покрашенные в бирюзовый. Или футболка с героями комиксов. Или постер, который я повесила, все же на стену. Меня не ругали, даже не высмеивали. Но крашеные волосы я вскоре состригла.
Но двоюродный брат отколол номер почище, чем крашеные волосы, или футболка. Он привел невесту.
То есть, мы знали, что он ее приведет, но нашему воображению рисовалась - если мы вообще давали себе труд это вообразить, - девушка в белой блузке, или строгом платье. Там, где он работал, девушки одевались именно так. Но Нина!..
Когда она входила в дом, казалось, что внесли букет, или даже целую клумбу. В тот день, когда Стас привел ее знакомиться с родней, Нина была в зеленом платье в пол, мне она показалась похожей на даму с картин прерафаэлитов, я в тот год очень ими прониклась. Но вообще-то она предпочитала пестрые одеяния, могла надеть несколько юбок, подвязать голову по-пиратски яркой косынкой. Женщины в нашей семье считали, что украшения должны быть дорогими, но маленькими. Нина покупала у художников кулоны с портретами котов и драконов, или надевала крупные бусы из поделочных камней, или авторского стекла. К тому же у нее были рыжие волосы: не рыжеватые, не тускло-медные, а огненные протуберанцы. Казалось, они развевались, даже когда ветра не было.
Если бы она была художницей, или фольк-певицей, наши бы это поняли. Но Нина всего лишь преподавала французский. Бабушка ничего не сказала, даже не подняла выразительно бровь, она улыбалась и вежливо расспрашивала Нину о семье, планах на будущее, о любимых блюдах. Любой посторонний подумал бы, что она тепло приняла новую внучку. Наши поняли сразу: Нине в нашу семью не войти.
Понял это и Стас, но он плевать хотел на семейство. Они назначили день свадьбы, сняли квартиру и принялись обставлять ее по своему вкусу.
Наверное, когда бабушка изъявила желание посетить молодых, он решил, что это хороший знак. С собой бабушка почему-то прихватила меня, я предпочла бы, конечно, посидеть с девчонками в «Макдональдсе», но мне сказали: будь на месте! Мама дважды перезвонила и попросила не опаздывать. Я побурчала, но не очень сильно.
Они жили в старом городе, под самой крышей. Квартира была совсем небольшая - комната, служившая и гостиной и спальней, и крохотная кухня. Пол был застлан пестрым ковром, Нина сказала «не разувайтесь», но бабушка так и не решилась на него ступить. Сама Нина ходила дома босиком, я заметила, что ногти на ногах она красит в бирюзовый цвет и надевает серебряные колечки на пальцы.
Чаем нас поили в кухне. Тут все было почти по-бабушкиному: светлая мебель, гладкие крашеные стены. Правда, Стас и Нина пили из смешных кружек с надписями, но к этому греху бабушка отнеслась снисходительно - как к моему плакату с «Мстителями» над кроватью. «Перебесятся» - было написано у нее на лице.
И тут Нина обмолвилась, что на кухне будут висеть желтые шторы.
- Нет!
Так резко бабушка на моей памяти не говорила ни разу. Она даже чашку отставила.
Мы замерли, недоуменно переглядываясь. Наконец, Стас спросил осторожно:
- Ба… Почему?
- Вам не следует покупать шторы желтого цвета! - отчеканила бабушка, - ни в коем случае. Только не желтые!
- Но… они сюда как раз подойдут, - пыталась объяснить Нина, - стены бледно-зеленые, сочетаться будет хорошо. Тут солнца мало, нужно что-то такое… солнечное.
- Солнца достаточно! - бабушка была неумолима, - только не желтые!
Мы выдержали еще одну паузу, потом Нина осторожно перевела разговор на другую тему. Вскоре мы попрощались.
Я собиралась проводить бабушку до ее дома, но она вдруг принялась прощаться, вспомнила, что мне нужно уроки делать и заставила меня идти на другую остановку. Это было странно, обычно бабушка требовала, чтоб ее провожали, а по пути еще затаскивала провожатого в магазин и нагружала картошкой, или еще чем потяжелее. Мне показалось, что она все еще бормочет под нос что-то про желтые шторы, но тут показался мой автобус и я так ничего не переспросила.
Дня через два Стас выбросил Нину в окно.
То есть, это нам так сказали. И полиция так считала - его арестовали за покушение на убийство.
Что там произошло, никто не понял. Стас уверял, что они просто вешали шторы - желтые шторы, Нина все же их сшила, - и вдруг Нина выпала из окна. Почему окно оказалось открытым, он объяснить не мог.
Свидетели - бабушки во дворе, - говорили другое. По их словам, шторы уже висели, и это-то девушку и спасло: она просто повисла на шторе. «А этот, - говорили они про Стаса, - еще и отцепить ее пытался!»
Нина сказать ничего не могла, она была в коме.
Тетя Аня рыдала: «Он не мог!», мои родители тоже недоумевали. Спокойствие сохраняла одна бабушка:
- Мальчику нужен адвокат! - сказала она, - и самый лучший. Девочке нужен врач… Об остальном поговорим после.
«После» наступило нескоро. Адвокат нашелся, денег взял немало, но дело свое он знал. И вот уже выяснилось, что Стас не столько пытался отцепить Нину от штор, сколько помочь ей: может шторы и смягчили падение, но зацепилась за них девушка крайне неудачно, они попросту затягивались петлей на ее горле. Еще чуть - и она бы повесилась.
Тем временем Нина очнулась и подтвердила его слова. Специально искать врача не пришлось, в больнице свое дело хорошо знали. Но мы платили за отдельную палату, покупали дорогие лекарства, приносили ей цветы и, когда она уже могла нормально есть, лакомства. Нельзя сказать, что сильно потратились: друзей у Нины хватало, они тоже помогали чем могли. Тут, сказала бабушка, главное - показать, что мы - семья, и что Нина - одна из нас. Тетя Аня пробурчала, что ей ничего показывать не надо, раз сын эту девушку выбрал, значит, так тому и быть, но бабушка ее слова пропустила мимо ушей и еще раз повторила: главное - показать!
Стаса, наконец, признали невиновным и даже разрешили увидеться с Ниной. Он пришел как раз в тот день, когда навещать ее была моя очередь: я принесла все, что собрали родные, а по дороге мне вдруг захотелось купить ей что-нибудь от себя. Недорогое, но симпатичное. Например, смешные носки. Вещь в больнице всегда нужная.
Носки в виде котят Нину развеселили, а вот желтый дракон заставил нахмуриться. Я вспомнила, что окаянные шторы были желтыми, уже собиралась устыдиться своей бестактности, но вместо этого разозлилась: я-то чем виновата?
Нина уже улыбалась и благодарила. Она сильно изменилась, волосы ей коротко остригли, вокруг глаз залегли синяки, она похудела и выглядела крошечной и несчастной. Казалось, от той яркой тропической птицы не осталось и следа. Я подумала, что сейчас разревусь и уже хотела заторопиться домой, но тут как раз Стас вошел в палату.
Теперь точно надо было уходить - пусть побудут вместе. Но Нина вцепилась мне в руку и я не знала, что делать. И, честно говоря, меня разбирало любопытство - как они встретятся? В то, что Стас мог попытаться ее убить, я ни секунды не верила, но что там произошло на самом деле, узнать хотела, и даже очень. И кажется, именно сейчас это было возможно. Так что я просто сидела на табуретке и поглядывала то на Нину, то на Стаса, а они не сводили глаз друг с друга и молчали.
- Ты как? - вымучил, наконец, Стас.
- Нормально… - так же натянуто ответила Нина, - ты на меня лучше не смотри.
- Тебе идет такая стрижка. Похожа...
- На заключенную из тифозного барака, - усмехнулась Нина, - ты-то сам как?
- Ну… жив вот… И я вообще-то хотел сказать: «На солдата Джейн».
Он выразительно посмотрел на меня. «Уйди» было написано на его лице, но я прикинулась, что ничего не понимаю.
- Что врачи говорят?
- Что все идет неплохо.
Она закрыла глаза. Разговоры ей еще давались тяжело.
- Послушай… я…
- Только не говори, что «это не ты», - отозвалась Нина, - я это и так знаю. Ты не при чем, оно само…
- Я все равно виноват. Надо было окно проверить, надо было мне эти чертовы шторы вешать, а не тебя туда поднимать…
- Это они, - шепотом сказала Нина.
- Что?
- Они меня вытолкнули. Сами. И пытались задушить.
Окончание тут - http://txt-me.livejournal.com/427945.html
Тема: Наши вещи это мы сами от vinah
- Покупайте какие угодно шторы, только не желтые.
Семья ходила, ходила по рынку, но ничего, кроме желтых занавесок, там не было. Тогда они подумали, подумали и купили эти занавески. Пришли домой и повесили их в детской комнате.
(Пионерский фольклор)
- Только не желтые! - категорично заявила бабушка, - ни в коем случае! Только не желтые!
Бабушка всегда утверждала, что у всех женщин в нашей семье хороший вкус, поэтому все наши жилища - я говорю про дом моих родителей, теткин и, конечно, дом самой бабушки, - были похожи. Неяркие стены, однотонные шторы. Даже не говорю о том, что ковры в наших домах смирно лежали на полу, даже не мечтая о том, чтобы взобраться на стену, а календарям или плакатам место, по мнению бабушки, было на свалке. Ни один магнит не осквернял дверцы наших холодильников, чай полагалось пить из сервизных чашек, полотенца в ванную покупались обязательно одного цвета, в тон кафелю. Подружки, которые приходили ко мне в гости, уверяли, что у нас «скандинавский стиль». Про скандинавов ничего не скажу, я у них в гостях не бывала.
И одевались мы все со вкусом. Мне, по малолетству, позволялось иногда нацепить что-нибудь этакое. «Возраст, - вздыхала бабушка, сверля меня взглядом, - ты, помнится, глаза красила… боже мой, прямо панда!» - переводила она взгляд на маму. Та, с виноватой улыбкой бормотала что-то вроде: «Мода была такая!». «А ты - обращалась бабушка уже к тете, - помнишь, как ты ...?» Тетя отшучивалась, разглаживала несуществующую складку на безупречном наряде и говорила что-то вроде «ну сколько можно вспоминать...» «Ну ладно, волосы - не уши! - снисходительно выносила бабушка мягкий приговор, - надеюсь, к школе это безобразие с них сойдет?»
«Безобразием» были кончики волос, покрашенные в бирюзовый. Или футболка с героями комиксов. Или постер, который я повесила, все же на стену. Меня не ругали, даже не высмеивали. Но крашеные волосы я вскоре состригла.
Но двоюродный брат отколол номер почище, чем крашеные волосы, или футболка. Он привел невесту.
То есть, мы знали, что он ее приведет, но нашему воображению рисовалась - если мы вообще давали себе труд это вообразить, - девушка в белой блузке, или строгом платье. Там, где он работал, девушки одевались именно так. Но Нина!..
Когда она входила в дом, казалось, что внесли букет, или даже целую клумбу. В тот день, когда Стас привел ее знакомиться с родней, Нина была в зеленом платье в пол, мне она показалась похожей на даму с картин прерафаэлитов, я в тот год очень ими прониклась. Но вообще-то она предпочитала пестрые одеяния, могла надеть несколько юбок, подвязать голову по-пиратски яркой косынкой. Женщины в нашей семье считали, что украшения должны быть дорогими, но маленькими. Нина покупала у художников кулоны с портретами котов и драконов, или надевала крупные бусы из поделочных камней, или авторского стекла. К тому же у нее были рыжие волосы: не рыжеватые, не тускло-медные, а огненные протуберанцы. Казалось, они развевались, даже когда ветра не было.
Если бы она была художницей, или фольк-певицей, наши бы это поняли. Но Нина всего лишь преподавала французский. Бабушка ничего не сказала, даже не подняла выразительно бровь, она улыбалась и вежливо расспрашивала Нину о семье, планах на будущее, о любимых блюдах. Любой посторонний подумал бы, что она тепло приняла новую внучку. Наши поняли сразу: Нине в нашу семью не войти.
Понял это и Стас, но он плевать хотел на семейство. Они назначили день свадьбы, сняли квартиру и принялись обставлять ее по своему вкусу.
Наверное, когда бабушка изъявила желание посетить молодых, он решил, что это хороший знак. С собой бабушка почему-то прихватила меня, я предпочла бы, конечно, посидеть с девчонками в «Макдональдсе», но мне сказали: будь на месте! Мама дважды перезвонила и попросила не опаздывать. Я побурчала, но не очень сильно.
Они жили в старом городе, под самой крышей. Квартира была совсем небольшая - комната, служившая и гостиной и спальней, и крохотная кухня. Пол был застлан пестрым ковром, Нина сказала «не разувайтесь», но бабушка так и не решилась на него ступить. Сама Нина ходила дома босиком, я заметила, что ногти на ногах она красит в бирюзовый цвет и надевает серебряные колечки на пальцы.
Чаем нас поили в кухне. Тут все было почти по-бабушкиному: светлая мебель, гладкие крашеные стены. Правда, Стас и Нина пили из смешных кружек с надписями, но к этому греху бабушка отнеслась снисходительно - как к моему плакату с «Мстителями» над кроватью. «Перебесятся» - было написано у нее на лице.
И тут Нина обмолвилась, что на кухне будут висеть желтые шторы.
- Нет!
Так резко бабушка на моей памяти не говорила ни разу. Она даже чашку отставила.
Мы замерли, недоуменно переглядываясь. Наконец, Стас спросил осторожно:
- Ба… Почему?
- Вам не следует покупать шторы желтого цвета! - отчеканила бабушка, - ни в коем случае. Только не желтые!
- Но… они сюда как раз подойдут, - пыталась объяснить Нина, - стены бледно-зеленые, сочетаться будет хорошо. Тут солнца мало, нужно что-то такое… солнечное.
- Солнца достаточно! - бабушка была неумолима, - только не желтые!
Мы выдержали еще одну паузу, потом Нина осторожно перевела разговор на другую тему. Вскоре мы попрощались.
Я собиралась проводить бабушку до ее дома, но она вдруг принялась прощаться, вспомнила, что мне нужно уроки делать и заставила меня идти на другую остановку. Это было странно, обычно бабушка требовала, чтоб ее провожали, а по пути еще затаскивала провожатого в магазин и нагружала картошкой, или еще чем потяжелее. Мне показалось, что она все еще бормочет под нос что-то про желтые шторы, но тут показался мой автобус и я так ничего не переспросила.
Дня через два Стас выбросил Нину в окно.
То есть, это нам так сказали. И полиция так считала - его арестовали за покушение на убийство.
Что там произошло, никто не понял. Стас уверял, что они просто вешали шторы - желтые шторы, Нина все же их сшила, - и вдруг Нина выпала из окна. Почему окно оказалось открытым, он объяснить не мог.
Свидетели - бабушки во дворе, - говорили другое. По их словам, шторы уже висели, и это-то девушку и спасло: она просто повисла на шторе. «А этот, - говорили они про Стаса, - еще и отцепить ее пытался!»
Нина сказать ничего не могла, она была в коме.
Тетя Аня рыдала: «Он не мог!», мои родители тоже недоумевали. Спокойствие сохраняла одна бабушка:
- Мальчику нужен адвокат! - сказала она, - и самый лучший. Девочке нужен врач… Об остальном поговорим после.
«После» наступило нескоро. Адвокат нашелся, денег взял немало, но дело свое он знал. И вот уже выяснилось, что Стас не столько пытался отцепить Нину от штор, сколько помочь ей: может шторы и смягчили падение, но зацепилась за них девушка крайне неудачно, они попросту затягивались петлей на ее горле. Еще чуть - и она бы повесилась.
Тем временем Нина очнулась и подтвердила его слова. Специально искать врача не пришлось, в больнице свое дело хорошо знали. Но мы платили за отдельную палату, покупали дорогие лекарства, приносили ей цветы и, когда она уже могла нормально есть, лакомства. Нельзя сказать, что сильно потратились: друзей у Нины хватало, они тоже помогали чем могли. Тут, сказала бабушка, главное - показать, что мы - семья, и что Нина - одна из нас. Тетя Аня пробурчала, что ей ничего показывать не надо, раз сын эту девушку выбрал, значит, так тому и быть, но бабушка ее слова пропустила мимо ушей и еще раз повторила: главное - показать!
Стаса, наконец, признали невиновным и даже разрешили увидеться с Ниной. Он пришел как раз в тот день, когда навещать ее была моя очередь: я принесла все, что собрали родные, а по дороге мне вдруг захотелось купить ей что-нибудь от себя. Недорогое, но симпатичное. Например, смешные носки. Вещь в больнице всегда нужная.
Носки в виде котят Нину развеселили, а вот желтый дракон заставил нахмуриться. Я вспомнила, что окаянные шторы были желтыми, уже собиралась устыдиться своей бестактности, но вместо этого разозлилась: я-то чем виновата?
Нина уже улыбалась и благодарила. Она сильно изменилась, волосы ей коротко остригли, вокруг глаз залегли синяки, она похудела и выглядела крошечной и несчастной. Казалось, от той яркой тропической птицы не осталось и следа. Я подумала, что сейчас разревусь и уже хотела заторопиться домой, но тут как раз Стас вошел в палату.
Теперь точно надо было уходить - пусть побудут вместе. Но Нина вцепилась мне в руку и я не знала, что делать. И, честно говоря, меня разбирало любопытство - как они встретятся? В то, что Стас мог попытаться ее убить, я ни секунды не верила, но что там произошло на самом деле, узнать хотела, и даже очень. И кажется, именно сейчас это было возможно. Так что я просто сидела на табуретке и поглядывала то на Нину, то на Стаса, а они не сводили глаз друг с друга и молчали.
- Ты как? - вымучил, наконец, Стас.
- Нормально… - так же натянуто ответила Нина, - ты на меня лучше не смотри.
- Тебе идет такая стрижка. Похожа...
- На заключенную из тифозного барака, - усмехнулась Нина, - ты-то сам как?
- Ну… жив вот… И я вообще-то хотел сказать: «На солдата Джейн».
Он выразительно посмотрел на меня. «Уйди» было написано на его лице, но я прикинулась, что ничего не понимаю.
- Что врачи говорят?
- Что все идет неплохо.
Она закрыла глаза. Разговоры ей еще давались тяжело.
- Послушай… я…
- Только не говори, что «это не ты», - отозвалась Нина, - я это и так знаю. Ты не при чем, оно само…
- Я все равно виноват. Надо было окно проверить, надо было мне эти чертовы шторы вешать, а не тебя туда поднимать…
- Это они, - шепотом сказала Нина.
- Что?
- Они меня вытолкнули. Сами. И пытались задушить.
Окончание тут - http://txt-me.livejournal.com/427945.html
Тема: Наши вещи это мы сами от vinah