(no subject)
[***]
С утра у меня была такая задача: объяснить Дани, почему я трачу драгоценные кассеты для «Полароида» на свою безмозглую овцу. Он в последнее время частенько намекал, что я владею фотоаппаратом незаслуженно и бессмысленно.
Я подумал немного и решил ничего не объяснять на словах, просто собрал все снимки в маленький, но увесистый альбом и принёс ему в столовку. Пролистав меньше половины, Дани перестал жевать и так поморщился, будто у него защемило что-то внутри.
Я посмотрел ему через плечо; альбом был раскрыт на развороте с его собственными фотками.
- Ладно, - сказал он, - хрен с тобой. Снимай что хочешь, хоть Лолиту свою.
- Её зовут Долли, - сказал я.
Вообще-то её звали Долорес Александра Евдокия Эрмантраут. Но не факт.
Мне с самого начала была положена помощница; года не прошло, когда её наконец привезли. Ждал я, честно говоря, какую-нибудь негодную студенточку, втайне надеясь, что девочка будет не совсем тупая и не на «вы» с экселем. Но ещё на стадии оформления запроса оказалось, что мой социальный рейтинг достаточно высок, чтобы иметь помощницу профессионального класса. Это должна была быть, вероятно, проворовавшаяся бухгалтерша лет сорока-пятидесяти. Как раз то, что нужно.
Вместо бухгалтерши мне привезли, мать её, Долорес Александру Евдокию Эрмантраут. Девицу из Купола. Стало быть, девицы из Купола действительно существовали. Благодарность моя была безгранична и горяча. Мне ни хера не надо было больше в этой жизни. Ну, разве только узнать, что матный гномик и Пиковая дама тоже существуют. Для полного, так сказать, счастья.
Мне привезли, мать её, девку без мозгов в голове. В прямом смысле.
Ни на одно из трёх своих имён она не реагировала. На фамилию тоже, если это вообще была фамилия. Вопрос «как к ней обращаться?» имел единственный ответ: никак. На «девочку», «девушку», «сударыню», «леди» и «эй, ты!» реакции тоже не было. Но если потрогать её за руку или ткнуть в спину, она оборачивалась и смотрела вполне осмысленно. Это было жутко. Потому что я знал, что там нечему осмыслять.
Дани тут же обозвал её Лолитой, потому что на это имя девица выдавала минимальную реакцию: немного хмурилась и дёргала головой, хоть и не поворачивалась к нему. Но я решил, что буду звать её Долли, как клонированную овцу.
С экселем у неё всё было отлично.
Меня, конечно, беспокоила одна проблема. Например, если у неё возьмёт и снова разовьётся мозг. Или если учёные решат, что девицы из Купола - люди, и им положены все человеческие права. Что тогда делать-то? Я поделился с Дани, и он легкомысленно сказал: «Так ты не обижай её».
Я предоставил Долорес Александре Евдокии Эрмантраут койкоместо, свободный доступ в санитарную комнату, гигиенические принадлежности, четырёхразовое питание и выходной день в четверг. Последнее было ей совсем не нужно, но я решил не заморачиваться с базой данных, выходные там были прописаны по умолчанию.
Как только Долли приступила к работе, я понял, что мне в ближайшее время будет значительно легче. Но через несколько дней заметил, что легче стало Дани. Вернее, ему стало интересно, а это почти одно и то же.
Он как раз вывел на экран проектора результаты последнего МРТ Долли и тыкал в него карандашом, объясняя, как устроена её пустая башка. Башка была устроена очень загадочно. По версии Дани, девицы из Купола вступили в симбиоз с какими-то грибами, и эти грибы в самом прямом смысле сожрали их мозги, оставив тончайшие паутинки нейронов, висящие в пустоте. Может быть, эксперимент с Куполом прошёл неудачно, а может, эти грибы должны были в какой-то момент взять и отрастить им мозги назад. Ведь для чего-то у девиц сохранились все необходимые жизненные функции и даже способность к непростым вычислительным операциям. Мы уже никогда не узнаем. Версия о грибах получилась из наблюдений Дани за тем, что Долли ест и как она пахнет. Пахла она, по-моему, капустным рассолом и какими-то нежными девичьими духами. Хотя откуда ей было взять духи. А ела то, что давали в столовке. Ходили слухи, что девицы из Купола не дуры выпить, но Долли признавала только местное пиво, в котором не набиралось даже четырёх градусов, а напитки покрепче абсолютно игнорировала.
В общем, он всё это объяснял мне, а я вдруг увидел синеватый полумрак склада фармы, где мы тогда работали, и его белый халат, и взъерошенные волосы, и длинные пальцы. Взял фотик и щёлкнул. Оказалось, мы в тот раз здорово запизделись, и собирать заказы пришлось до двух ночи.
Купол мне вообще-то страшно нравился. Он был внушителен и прекрасен. Он так блестел на солнце и был таким серебряным и нездешним, что ради него можно было иногда примириться и с погодой, и с пустыней, и с жизнью вообще. Сейчас он представлял собой многоуровневый склад разнообразного дерьма, которое люди потребляют, чтобы жить, есть, лечиться, развлекаться и выёбываться друг перед другом. Но это внутри. А я любил смотреть на него снаружи и представлять всякую херь. Например, что мы на другой планете, а Купол - исследовательская база. Кругом была сплошная пустыня цвета какао с молоком, и выглядело это даже лучше, чем красные пески Марса. По-моему, Марс на самом деле тоже цвета какао с молоком, но я не уверен.
Долли не разговаривала, не смотрела видео, не слушала музыку, не развлекалась, не одевалась красиво, то есть, по сути, не жила. По десять часов в день она заполняла таблицы с заказами и сроками доставки (с перерывами, разумеется, потребными всякому живому организму), а всё оставшееся время медленно ходила по коридорам, сидела на своей койке и смотрела в стену или спала. Спать ей требовалось часа два в сутки. Совсем без сна её начинало немного клинить. Один раз я водил её погулять. Она покорно шла за мной, не глядя по сторонам, хотя пейзаж того стоил. Всё время набирала полные ботинки песка, но не догадывалась снять их и вытряхнуть. Увидела на какой-то колючке молоденький зелёный отросток, оторвала его и съела. Когда мы вернулись, она постояла немного посередине коридора, а потом подошла к двери, потрогала её и вопросительно посмотрела на меня. Вероятно, ей хотелось погулять ещё. Но мы не пошли, поднимался ветер. Она была чем-то похожа на кошку или собаку в этот момент, и я на всякий случай потом пару раз окликнул её по имени - вдруг уже привыкла и отзовётся, - но Долли на меня даже не взглянула.
Дани включал ей испанские песни, и немецкие песни, и вообще очень разные песни, чтобы узнать, какой язык для неё родной. Мы ничего не узнали, кроме того, что ей в принципе нравится музыка: Долли покачивала головой, иногда притопывала ногой, иногда чертила руками в воздухе, воспроизводя мелодический рисунок. Я показал ей папку с музыкой на её компьютере и объяснил, что музыку можно включать во время работы, если хочется. Видимо, ей не хотелось. Или она меня не поняла. А мы с Дани в очередной раз посрались из-за того, на каком языке говорим мы сами. Это сложный вопрос. Попытки решить его обычно приводят к тому, что я иду в медотсек за чем-нибудь от головной боли, а Дани идёт хрен его знает куда, но с таким видом, как будто направляется в туалет, чтобы там повеситься.
Результаты МРТ Долли (для обследований её забирали у меня раз в три месяца) всякий раз были неизменны, демонстрируя зияющую пустоту в её бедной черепушке.
Если честно, меня это успокаивало. Долли чувствовала себя вполне хорошо, насколько это можно было по ней понять. Ребята с Куполом, видимо, просто лоханулись со своим проектом. Девочек жалко, это да. До Купола у Долли была какая-то жизнь, и в этой жизни она была умна и у неё были хорошие гены. Она могла сделать карьеру, получить научную степень, совершить какое-то открытие, родить здорового ребёнка. А вместо этого разрешила грибам сожрать свои мозги. Интересно, в той жизни, которая была до Купола, её на самом деле так уёбищно звали?
Была однажды накладка в столовой, электричество вырубилось, а генератор не подцепился к сети сразу. Нам как бы пофиг, а девиц из-под Купола надо кормить строго по часам. Во избежание. И я послал Дани за галетами и молоком, а сам пошёл присмотреть за Долли. И позвонил на всякий случай начальству, потому что не знал, во избежание - чего. Там тоже не знали. И ещё я на всякий случай разболтал в стакане холодной воды ложку сахара и принёс Долли. Больше мне ничего не пришло в голову. Ну, что такого может случиться с молодой и здоровой девицей, хоть и безмозглой, если ей придётся пообедать на пару часов позже?
Когда Дани приволок сумку с едой и напитками и выложил её содержимое на стол, Долли, глядя в пространство перед собой, впервые произнесла слово на человеческом языке, и это было слово «Уйдите».
И мы ушли. Но, конечно, собирались посмотреть на камерах, что Долли делает там.
Мы не успели. Долли вышла буквально минуту спустя и пошла мимо нас по коридору, как всегда. Стол, за которым она сидела, был усыпан крошками и обляпан соусом. Тарелка и вилка валялись на полу под столом.
Всё это почему-то страшно разочаровало Дани. Долли оказалась живым и очень голодным существом, и этот вполне естественный факт напрочь убил всякий его интерес к ней.
После этого случая её начало клинить всерьёз. Раньше Долли проводила свои перерывы в столовке спокойно и аккуратно, а теперь ломала в руке печенье, крошила хлеб, раскладывала на тарелке и медленно ела по кусочкам. Потом убирала оставшиеся кусочки в карман. У неё прежде не было привычки прятать еду по карманам.
Это было человеческое в ней.
Это было самое человеческое в ней из всего, что я видел. Долли представлялась мне чем-то вроде непонятного и безупречного механизма, но теперь что-то сломалось в ней, и сквозь этот надлом мне почему-то стало сокрушительно ясно, что там, внутри, - человек.
Я хотел поговорить об этом с Дани, но не стал. Это было уже не его дело, наверное.
Очередное обследование не выявило никаких изменений в её голове: она оставалась всё так же загадочно пуста.
Долли в рабочие часы стала медлить и щуриться, глядя в экран. Мы подумали, что ей, наверное, нужны очки. Её привезли без очков, но кто знает. Может, зрение ухудшилось. А может, ей всегда требовались очки, только теперь она вдруг стала это чувствовать.
Дани притащил несколько пар из ангара с испорченными посылками, и одни ей, кажется, подошли. Или просто понравились, кто знает.
Вряд ли Долли когда-либо в своей жизни выглядела сногсшибательно, но очки ей на самом деле шли. Мой фотоальбом не даст соврать. В нём подробно и детально заключена та Долли, которой на самом деле нет и никогда не было. Или, что куда страшнее, там заключена Долли, которая была до Купола. Милая умничка перед освещённым экраном, сосредоточенная и внимательная, озарённая голубым сиянием, будто бы сама сияющая изнутри навстречу ему. Никто и никогда не узнает, что эти нежные длинные пальчики, вознесённые над клавиатурой, перебирают список шампуней, кухонных принадлежностей, домашних тапочек, средств для повышения потенции, ароматизаторов воздуха и настенных календарей на следующий год. Потому что никто и никогда не придёт и не спасёт нас отсюда. А если всё-таки придёт, то к тому времени минут уже многие годы, может быть, даже века. Долли в моём альбоме, раскопанном археологами, будет смотреться так, будто бы в этот самый момент она видит на экране перед собой формулу эликсира бессмертия или отчёт о взрыве сверхновой звезды. И Купол в высоком окне за её спиной будет выглядеть так, словно всё ещё заключает в себе будущее. И никто никогда не узнает, как всё было на самом деле. Люди должны быть милосердны к своим потомкам, пусть даже воображаемым.
Мы сами не так давно отключили Купол от энергетического контура, выдернули спящих красавиц, чей сон устремлялся к будущему человечества, из их фантастического анабиоза. И без особых затей отправили причинять разнообразную пользу тому человечеству, которое уже существовало и пыталось выжить. И человечество выжило, что ему сделается… Угроза то ли оказалась мнимой, то ли миновала скорее, чем можно было ждать. Но под Куполом было много свободных помещений, локальная сеть, хороший терморегулятор и почти невредимая электростанция. О том, чтобы восстановить его с прежними функциями, не было и речи. Мы, честно говоря, не представляли толком, какими были его прежние функции. А склад получился охуенный.
Кто такие эти «мы», я не знаю. Я даже вспомнить не могу, как оказался среди тех, которые «мы».
Вообще-то я разговаривал с Долли, всегда. Так, как мог бы говорить с домашним животным, фикусом или плакатом на стене. И она всегда мне отвечала. Так, как могло бы отвечать домашнее животное или фикус. Нам было довольно-таки неплохо вместе.
В тот вечер начальник вынес мне мозг, и я сказал Долли: «Бля, я знаю, что ты нихера не понимаешь, но пожалуйста, если ты хоть немного нормальный человек, поищи ему этот отчёт!»
- Отчёт, - повторила Долли. - Отчёт. Отчёт…
И тут её заклинило окончательно.
Долли теперь ходила по своей рабочей комнате и коридорам без смысла и цели, бормоча про отчёт и невнятно жестикулируя. Она перестала причёсываться и завязывать шнурки, запиналась и падала, но тут же вставала и брела дальше.. В столовой Долли пару раз посидела над полной тарелкой еды, будто не понимая, что с ней делать, а потом однажды решительно отодвинула от себя тарелку, встала и снова отправилась бродить и бормотать.
Это была моя помощница, а значит - как выяснилось - и моя проблема. В смысле, моя вина и ответственность. Никто не собирался забирать у меня сломанную Долли и чинить её. Никого на самом деле не интересовало, что замкнуло в её пустой голове.
Я думал: возможно, она умрёт теперь. Возможно, нам придётся хоронить её прямо здесь или отвозить куда-то тело.
Она пока ещё ходила, чертила рукой в воздухе невидимую извилистую линию, роняла руку и шептала: «Отчёт…», но день ото дня и час от часа становилась всё бесплотнее и нездешнее, и прекраснее, и страшнее.
Я чувствовал себя, наверное, как человек, у которого на глазах умирает кошка или собака.
Наверное, не было уже ничего, что я бы не рассказал ей. Я ничего больше не мог, кроме как говорить с ней. Так я держал её и сам за неё держался.
И однажды, безнадёжно задумавшись о языке, на котором мы разговариваем с Долли, не понимая друг друга, я как мог точно воспроизвёл движение её руки в воздухе - извилистое, долгое, с резким обрывом, - и повторил за ней: «Отчёт?...»
- Как сутулого учит могила и воздушная яма влечёт, - на одном дыхании проговорила Долли, закатила глаза и обрушилась к моим ногам. Я не успел поймать её. Успел только испугаться, что её бедная пустая голова, так сильно ударившись о твёрдый пол, расколется сейчас, как гнилой орех.
Но она тут же очнулась и села, ощупывая затылок.
Затылок был цел, я ощупал его тоже, сев рядом с ней. Долли посмотрела на меня, схватила за руку и хотела, наверное, сказать что-то сложное и большое, но привычки говорить так у неё не было, и за дверью уже слышались беспокойные чужие шаги, поэтому вырвалось внезапное, одновременно умоляющее и повелительное: «Молчать!»
- Конечно, - сказал я. - Я буду молчать. Куда мне деваться-то.
Дани так и нашёл нас сидящими на полу и был озадачен.
- Небольшой несчастный случай, - сказал я.
Долли повторила эхом: небольшой несчастный случай.
Он то ли был занят чем-то, то ли понял всё и пожалел нас.
Оставалось ещё пятнадцать минут обеденного перерыва, поэтому мы с Долли вышли на улицу немного подышать. Купол сиял в полуденном свете, и по накатанной дороге к нему тянулись маленькие скучные грузовички.
Рука у Долли всегда была слабая, как дохлая медуза, но теперь сжала мою руку горячо и крепко. Мне, наверное, следовало объяснить ей, что теперь представляет собой Купол.
- Небольшой несчастный случай, - сказал я. - Это ничего. Разберёмся.
_____
Кто выйдет из круга, заплачет, кто останется в круге, умрёт
Давай как будто мы были красивые от chingizid
выходи на дорогу, только не один от flamme_tirre
грохот пробуждающегося разума от chudaaa
С утра у меня была такая задача: объяснить Дани, почему я трачу драгоценные кассеты для «Полароида» на свою безмозглую овцу. Он в последнее время частенько намекал, что я владею фотоаппаратом незаслуженно и бессмысленно.
Я подумал немного и решил ничего не объяснять на словах, просто собрал все снимки в маленький, но увесистый альбом и принёс ему в столовку. Пролистав меньше половины, Дани перестал жевать и так поморщился, будто у него защемило что-то внутри.
Я посмотрел ему через плечо; альбом был раскрыт на развороте с его собственными фотками.
- Ладно, - сказал он, - хрен с тобой. Снимай что хочешь, хоть Лолиту свою.
- Её зовут Долли, - сказал я.
Вообще-то её звали Долорес Александра Евдокия Эрмантраут. Но не факт.
Мне с самого начала была положена помощница; года не прошло, когда её наконец привезли. Ждал я, честно говоря, какую-нибудь негодную студенточку, втайне надеясь, что девочка будет не совсем тупая и не на «вы» с экселем. Но ещё на стадии оформления запроса оказалось, что мой социальный рейтинг достаточно высок, чтобы иметь помощницу профессионального класса. Это должна была быть, вероятно, проворовавшаяся бухгалтерша лет сорока-пятидесяти. Как раз то, что нужно.
Вместо бухгалтерши мне привезли, мать её, Долорес Александру Евдокию Эрмантраут. Девицу из Купола. Стало быть, девицы из Купола действительно существовали. Благодарность моя была безгранична и горяча. Мне ни хера не надо было больше в этой жизни. Ну, разве только узнать, что матный гномик и Пиковая дама тоже существуют. Для полного, так сказать, счастья.
Мне привезли, мать её, девку без мозгов в голове. В прямом смысле.
Ни на одно из трёх своих имён она не реагировала. На фамилию тоже, если это вообще была фамилия. Вопрос «как к ней обращаться?» имел единственный ответ: никак. На «девочку», «девушку», «сударыню», «леди» и «эй, ты!» реакции тоже не было. Но если потрогать её за руку или ткнуть в спину, она оборачивалась и смотрела вполне осмысленно. Это было жутко. Потому что я знал, что там нечему осмыслять.
Дани тут же обозвал её Лолитой, потому что на это имя девица выдавала минимальную реакцию: немного хмурилась и дёргала головой, хоть и не поворачивалась к нему. Но я решил, что буду звать её Долли, как клонированную овцу.
С экселем у неё всё было отлично.
Меня, конечно, беспокоила одна проблема. Например, если у неё возьмёт и снова разовьётся мозг. Или если учёные решат, что девицы из Купола - люди, и им положены все человеческие права. Что тогда делать-то? Я поделился с Дани, и он легкомысленно сказал: «Так ты не обижай её».
Я предоставил Долорес Александре Евдокии Эрмантраут койкоместо, свободный доступ в санитарную комнату, гигиенические принадлежности, четырёхразовое питание и выходной день в четверг. Последнее было ей совсем не нужно, но я решил не заморачиваться с базой данных, выходные там были прописаны по умолчанию.
Как только Долли приступила к работе, я понял, что мне в ближайшее время будет значительно легче. Но через несколько дней заметил, что легче стало Дани. Вернее, ему стало интересно, а это почти одно и то же.
Он как раз вывел на экран проектора результаты последнего МРТ Долли и тыкал в него карандашом, объясняя, как устроена её пустая башка. Башка была устроена очень загадочно. По версии Дани, девицы из Купола вступили в симбиоз с какими-то грибами, и эти грибы в самом прямом смысле сожрали их мозги, оставив тончайшие паутинки нейронов, висящие в пустоте. Может быть, эксперимент с Куполом прошёл неудачно, а может, эти грибы должны были в какой-то момент взять и отрастить им мозги назад. Ведь для чего-то у девиц сохранились все необходимые жизненные функции и даже способность к непростым вычислительным операциям. Мы уже никогда не узнаем. Версия о грибах получилась из наблюдений Дани за тем, что Долли ест и как она пахнет. Пахла она, по-моему, капустным рассолом и какими-то нежными девичьими духами. Хотя откуда ей было взять духи. А ела то, что давали в столовке. Ходили слухи, что девицы из Купола не дуры выпить, но Долли признавала только местное пиво, в котором не набиралось даже четырёх градусов, а напитки покрепче абсолютно игнорировала.
В общем, он всё это объяснял мне, а я вдруг увидел синеватый полумрак склада фармы, где мы тогда работали, и его белый халат, и взъерошенные волосы, и длинные пальцы. Взял фотик и щёлкнул. Оказалось, мы в тот раз здорово запизделись, и собирать заказы пришлось до двух ночи.
Купол мне вообще-то страшно нравился. Он был внушителен и прекрасен. Он так блестел на солнце и был таким серебряным и нездешним, что ради него можно было иногда примириться и с погодой, и с пустыней, и с жизнью вообще. Сейчас он представлял собой многоуровневый склад разнообразного дерьма, которое люди потребляют, чтобы жить, есть, лечиться, развлекаться и выёбываться друг перед другом. Но это внутри. А я любил смотреть на него снаружи и представлять всякую херь. Например, что мы на другой планете, а Купол - исследовательская база. Кругом была сплошная пустыня цвета какао с молоком, и выглядело это даже лучше, чем красные пески Марса. По-моему, Марс на самом деле тоже цвета какао с молоком, но я не уверен.
Долли не разговаривала, не смотрела видео, не слушала музыку, не развлекалась, не одевалась красиво, то есть, по сути, не жила. По десять часов в день она заполняла таблицы с заказами и сроками доставки (с перерывами, разумеется, потребными всякому живому организму), а всё оставшееся время медленно ходила по коридорам, сидела на своей койке и смотрела в стену или спала. Спать ей требовалось часа два в сутки. Совсем без сна её начинало немного клинить. Один раз я водил её погулять. Она покорно шла за мной, не глядя по сторонам, хотя пейзаж того стоил. Всё время набирала полные ботинки песка, но не догадывалась снять их и вытряхнуть. Увидела на какой-то колючке молоденький зелёный отросток, оторвала его и съела. Когда мы вернулись, она постояла немного посередине коридора, а потом подошла к двери, потрогала её и вопросительно посмотрела на меня. Вероятно, ей хотелось погулять ещё. Но мы не пошли, поднимался ветер. Она была чем-то похожа на кошку или собаку в этот момент, и я на всякий случай потом пару раз окликнул её по имени - вдруг уже привыкла и отзовётся, - но Долли на меня даже не взглянула.
Дани включал ей испанские песни, и немецкие песни, и вообще очень разные песни, чтобы узнать, какой язык для неё родной. Мы ничего не узнали, кроме того, что ей в принципе нравится музыка: Долли покачивала головой, иногда притопывала ногой, иногда чертила руками в воздухе, воспроизводя мелодический рисунок. Я показал ей папку с музыкой на её компьютере и объяснил, что музыку можно включать во время работы, если хочется. Видимо, ей не хотелось. Или она меня не поняла. А мы с Дани в очередной раз посрались из-за того, на каком языке говорим мы сами. Это сложный вопрос. Попытки решить его обычно приводят к тому, что я иду в медотсек за чем-нибудь от головной боли, а Дани идёт хрен его знает куда, но с таким видом, как будто направляется в туалет, чтобы там повеситься.
Результаты МРТ Долли (для обследований её забирали у меня раз в три месяца) всякий раз были неизменны, демонстрируя зияющую пустоту в её бедной черепушке.
Если честно, меня это успокаивало. Долли чувствовала себя вполне хорошо, насколько это можно было по ней понять. Ребята с Куполом, видимо, просто лоханулись со своим проектом. Девочек жалко, это да. До Купола у Долли была какая-то жизнь, и в этой жизни она была умна и у неё были хорошие гены. Она могла сделать карьеру, получить научную степень, совершить какое-то открытие, родить здорового ребёнка. А вместо этого разрешила грибам сожрать свои мозги. Интересно, в той жизни, которая была до Купола, её на самом деле так уёбищно звали?
Была однажды накладка в столовой, электричество вырубилось, а генератор не подцепился к сети сразу. Нам как бы пофиг, а девиц из-под Купола надо кормить строго по часам. Во избежание. И я послал Дани за галетами и молоком, а сам пошёл присмотреть за Долли. И позвонил на всякий случай начальству, потому что не знал, во избежание - чего. Там тоже не знали. И ещё я на всякий случай разболтал в стакане холодной воды ложку сахара и принёс Долли. Больше мне ничего не пришло в голову. Ну, что такого может случиться с молодой и здоровой девицей, хоть и безмозглой, если ей придётся пообедать на пару часов позже?
Когда Дани приволок сумку с едой и напитками и выложил её содержимое на стол, Долли, глядя в пространство перед собой, впервые произнесла слово на человеческом языке, и это было слово «Уйдите».
И мы ушли. Но, конечно, собирались посмотреть на камерах, что Долли делает там.
Мы не успели. Долли вышла буквально минуту спустя и пошла мимо нас по коридору, как всегда. Стол, за которым она сидела, был усыпан крошками и обляпан соусом. Тарелка и вилка валялись на полу под столом.
Всё это почему-то страшно разочаровало Дани. Долли оказалась живым и очень голодным существом, и этот вполне естественный факт напрочь убил всякий его интерес к ней.
После этого случая её начало клинить всерьёз. Раньше Долли проводила свои перерывы в столовке спокойно и аккуратно, а теперь ломала в руке печенье, крошила хлеб, раскладывала на тарелке и медленно ела по кусочкам. Потом убирала оставшиеся кусочки в карман. У неё прежде не было привычки прятать еду по карманам.
Это было человеческое в ней.
Это было самое человеческое в ней из всего, что я видел. Долли представлялась мне чем-то вроде непонятного и безупречного механизма, но теперь что-то сломалось в ней, и сквозь этот надлом мне почему-то стало сокрушительно ясно, что там, внутри, - человек.
Я хотел поговорить об этом с Дани, но не стал. Это было уже не его дело, наверное.
Очередное обследование не выявило никаких изменений в её голове: она оставалась всё так же загадочно пуста.
Долли в рабочие часы стала медлить и щуриться, глядя в экран. Мы подумали, что ей, наверное, нужны очки. Её привезли без очков, но кто знает. Может, зрение ухудшилось. А может, ей всегда требовались очки, только теперь она вдруг стала это чувствовать.
Дани притащил несколько пар из ангара с испорченными посылками, и одни ей, кажется, подошли. Или просто понравились, кто знает.
Вряд ли Долли когда-либо в своей жизни выглядела сногсшибательно, но очки ей на самом деле шли. Мой фотоальбом не даст соврать. В нём подробно и детально заключена та Долли, которой на самом деле нет и никогда не было. Или, что куда страшнее, там заключена Долли, которая была до Купола. Милая умничка перед освещённым экраном, сосредоточенная и внимательная, озарённая голубым сиянием, будто бы сама сияющая изнутри навстречу ему. Никто и никогда не узнает, что эти нежные длинные пальчики, вознесённые над клавиатурой, перебирают список шампуней, кухонных принадлежностей, домашних тапочек, средств для повышения потенции, ароматизаторов воздуха и настенных календарей на следующий год. Потому что никто и никогда не придёт и не спасёт нас отсюда. А если всё-таки придёт, то к тому времени минут уже многие годы, может быть, даже века. Долли в моём альбоме, раскопанном археологами, будет смотреться так, будто бы в этот самый момент она видит на экране перед собой формулу эликсира бессмертия или отчёт о взрыве сверхновой звезды. И Купол в высоком окне за её спиной будет выглядеть так, словно всё ещё заключает в себе будущее. И никто никогда не узнает, как всё было на самом деле. Люди должны быть милосердны к своим потомкам, пусть даже воображаемым.
Мы сами не так давно отключили Купол от энергетического контура, выдернули спящих красавиц, чей сон устремлялся к будущему человечества, из их фантастического анабиоза. И без особых затей отправили причинять разнообразную пользу тому человечеству, которое уже существовало и пыталось выжить. И человечество выжило, что ему сделается… Угроза то ли оказалась мнимой, то ли миновала скорее, чем можно было ждать. Но под Куполом было много свободных помещений, локальная сеть, хороший терморегулятор и почти невредимая электростанция. О том, чтобы восстановить его с прежними функциями, не было и речи. Мы, честно говоря, не представляли толком, какими были его прежние функции. А склад получился охуенный.
Кто такие эти «мы», я не знаю. Я даже вспомнить не могу, как оказался среди тех, которые «мы».
Вообще-то я разговаривал с Долли, всегда. Так, как мог бы говорить с домашним животным, фикусом или плакатом на стене. И она всегда мне отвечала. Так, как могло бы отвечать домашнее животное или фикус. Нам было довольно-таки неплохо вместе.
В тот вечер начальник вынес мне мозг, и я сказал Долли: «Бля, я знаю, что ты нихера не понимаешь, но пожалуйста, если ты хоть немного нормальный человек, поищи ему этот отчёт!»
- Отчёт, - повторила Долли. - Отчёт. Отчёт…
И тут её заклинило окончательно.
Долли теперь ходила по своей рабочей комнате и коридорам без смысла и цели, бормоча про отчёт и невнятно жестикулируя. Она перестала причёсываться и завязывать шнурки, запиналась и падала, но тут же вставала и брела дальше.. В столовой Долли пару раз посидела над полной тарелкой еды, будто не понимая, что с ней делать, а потом однажды решительно отодвинула от себя тарелку, встала и снова отправилась бродить и бормотать.
Это была моя помощница, а значит - как выяснилось - и моя проблема. В смысле, моя вина и ответственность. Никто не собирался забирать у меня сломанную Долли и чинить её. Никого на самом деле не интересовало, что замкнуло в её пустой голове.
Я думал: возможно, она умрёт теперь. Возможно, нам придётся хоронить её прямо здесь или отвозить куда-то тело.
Она пока ещё ходила, чертила рукой в воздухе невидимую извилистую линию, роняла руку и шептала: «Отчёт…», но день ото дня и час от часа становилась всё бесплотнее и нездешнее, и прекраснее, и страшнее.
Я чувствовал себя, наверное, как человек, у которого на глазах умирает кошка или собака.
Наверное, не было уже ничего, что я бы не рассказал ей. Я ничего больше не мог, кроме как говорить с ней. Так я держал её и сам за неё держался.
И однажды, безнадёжно задумавшись о языке, на котором мы разговариваем с Долли, не понимая друг друга, я как мог точно воспроизвёл движение её руки в воздухе - извилистое, долгое, с резким обрывом, - и повторил за ней: «Отчёт?...»
- Как сутулого учит могила и воздушная яма влечёт, - на одном дыхании проговорила Долли, закатила глаза и обрушилась к моим ногам. Я не успел поймать её. Успел только испугаться, что её бедная пустая голова, так сильно ударившись о твёрдый пол, расколется сейчас, как гнилой орех.
Но она тут же очнулась и села, ощупывая затылок.
Затылок был цел, я ощупал его тоже, сев рядом с ней. Долли посмотрела на меня, схватила за руку и хотела, наверное, сказать что-то сложное и большое, но привычки говорить так у неё не было, и за дверью уже слышались беспокойные чужие шаги, поэтому вырвалось внезапное, одновременно умоляющее и повелительное: «Молчать!»
- Конечно, - сказал я. - Я буду молчать. Куда мне деваться-то.
Дани так и нашёл нас сидящими на полу и был озадачен.
- Небольшой несчастный случай, - сказал я.
Долли повторила эхом: небольшой несчастный случай.
Он то ли был занят чем-то, то ли понял всё и пожалел нас.
Оставалось ещё пятнадцать минут обеденного перерыва, поэтому мы с Долли вышли на улицу немного подышать. Купол сиял в полуденном свете, и по накатанной дороге к нему тянулись маленькие скучные грузовички.
Рука у Долли всегда была слабая, как дохлая медуза, но теперь сжала мою руку горячо и крепко. Мне, наверное, следовало объяснить ей, что теперь представляет собой Купол.
- Небольшой несчастный случай, - сказал я. - Это ничего. Разберёмся.
_____
Кто выйдет из круга, заплачет, кто останется в круге, умрёт
Давай как будто мы были красивые от chingizid
выходи на дорогу, только не один от flamme_tirre
грохот пробуждающегося разума от chudaaa