Как «самый петербургский петербуржец» Каннегисер застрелил Урицкого?
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг неё сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.
И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Конради.
К.Д. Бальмонт.
105 лет назад, 30 августа 1918 года в Петрограде главаря петроградской ЧК Урицкого застрелил Леонид Иоакимович Каннегисер - русский поэт, студент Петроградского политехнического института, член партии народных социалистов. А еще Каннегисер был известен как «самый петербургский петербуржец», «поэт милостью Божьей», деятель русской культуры, друживший со многими известными литераторами, а также близкий друг Сергея Есенина.
Был ли Каннегисер террористом? Парадокс в том, что поэт являлся членом Трудовой народно-социалистической партии (народные социалисты или энесы) - неонароднической партии городской интеллигенции, которая была единственной, исключившей террор как средство политической борьбы.
О «поэте-террористе» Каннегисере, а также о значении в его судьбе нашего земляка Сергея Есенина:
В начале 11-го часа утра 30-го августа в Петербурге из квартиры на Сапёрном переулке вышел одетый в кожаную куртку двадцатилетний красивый юноша „буржуазного происхождения“, еврей по национальности. Молодой поэт Леонид Каннегисер сел на велосипед и поехал к площади Зимнего Дворца. Перед министерством иностранных дел, куда обычно приезжал Урицкий, Каннегисер остановился, слез с велосипеда и вошёл в тот подъезд полукруглого дворца, к которому всегда подъезжал Урицкий. - Товарищ Урицкий принимает? - спросил юноша у старика швейцара ещё царских времён. - Ещё не прибыли-с, - ответил швейцар. Поэт отошёл к окну, выходящему на площадь. Сел на подоконник. Он долго глядел в окно. По площади шли люди. В двадцать минут прошла целая вечность. Наконец, вдали послышался мягкий приближающийся грохот. Царский автомобиль замедлил ход и остановился у подъезда. Прибыв со своей частной квартиры на Васильевском острове, маленький визгливый уродец на коротеньких кривых ножках, по-утиному раскачиваясь, Урицкий вбежал в подъезд дворца. Рассказывают, что Урицкий любил хвастать количеством подписываемых им смертных приговоров. Сколько должен был он подписать сегодня? Но молодой человек в кожаной куртке встал. И в то время, как шеф чрезвычайной комиссии семенил коротенькими ножками к лифту, с шести шагов в Урицкого грянул выстрел. Леонид Каннегисер убил Урицкого наповал.
Урицкий, ждавший, когда швейцар откроет дверь лифта, был смертельно ранен в голову и умер на месте. Каннегисер бросился на улицу. Его погубило то, что он в состоянии шока забыл фуражку и даже не спрятал револьвер (между тем свидетелей убийства, кроме швейцара, не было). Но вместо того, чтобы смешаться с толпой, Каннегисер вскочил на велосипед и быстро поехал прочь.
Звуки выстрела услышали служащие, находившиеся на первом этаже. Сбежав по лестнице, они увидели лежащего на полу Урицкого. За Каннегисером была организована погоня. Сделать это было нетрудно, так как одинокий велосипедист без шапки и с револьвером в руке не мог остаться незамеченным на малолюдной площади. Понимая, что от автомобиля ему не оторваться, Каннегисер затормозил около дома № 17 по Миллионной, бросил велосипед и, вбежав в первую квартиру, дверь которой была открыта (князя Меликова), не обращая внимания на изумлённую прислугу, схватил с вешалки пальто. Надев его поверх куртки, он спустился вниз, вышел во двор, но там был опознан и арестован.
О мотивах, побудивших молодого человека к этому поступку, сказал в очерке «Убийство Урицкого» писатель Марк Алданов, хорошо знавший Каннегисера:
Леонид Каннегисер застрелил Моисея Урицкого, чтобы, как он заявил сразу же после ареста, искупить вину своей нации за содеянное евреями-большевиками: «Я еврей. Я убил вампира-еврея, каплю за каплей пившего кровь русского народа. Я стремился показать русскому народу, что для нас Урицкий не еврей. Он - отщепенец. Я убил его в надежде восстановить доброе имя русских евреев.
Есть легенда, что перед тем как выстрелить, Каннегисер будто бы сказал Урицкому:
«Из-за таких, как Вы, всех евреев и называют ж...ми»...
Моисей Урицкий
Урицкий Моисей Соломонович - председатель петроградской ЧК, проливший реки крови, загубивший множество невинных людей.
«Секретарь датского посольства Петерс рассказывал, как ему хвастался Урицкий, что подписал в один день 23 смертных приговора», - пишет в своей книге «Красный террор в России» Сергей Мельгунов. При советской власти имела хождение легенда о чекистах как о «бесстрашных рыцарях революции». Сейчас, когда бывшие коммунисты сосредоточились на способах обогащения, предав своих кумиров купно с некогда незыблемыми догматами веры, можно говорить вслух, как выглядел «упорядоченный» террор по-петроградски. У чекистов еда была в изобилии - ведь Моисей Урицкий требовал, чтобы при арестах изымались предметы, деньги и золотые вещи. Чекисты, проводившие обыски, как это видно из протоколов, изымали еще и продукты питания, а также вино и вообще понравившиеся им предметы обихода.
По разным оценкам историков, в годы гражданской войны в ходе Красного террора большевики истребили от 140 тысяч до двух миллионов человек. Имя Урицкого навечно вписано в состав международных бандитов и террористов, без суда и следствия истреблявших русских людей. Истреблявших в первую очередь за их происхождение. Основанием для расстрела являлась принадлежность к дворянам, священникам, офицерам, купцам, казакам, зажиточным крестьянам, ремесленникам и другим сословиям Российской империи, кроме рабочего класса, на который опирались большевики.
ЧК всегда была террористической организацией не только по своей кровавой сути, но и в буквальном смысле. Как и последователи Бен Ладена, а также других товарищей, про которых полагается в скобочках писать, что они запрещены на территории РФ, чекисты совершали насилие против мирного населения в политических целях. Поэтому застрелить одного из их главарей - было просто делом чести для любого уважающего себя гражданина и патриота России.
Каннегисер, стреляя в Урицкого хотел отомстить за своего казненного друга Перельцвейга, остановить убийства ни в чем не повинных людей. Каннегисер готов был отдать за это свою жизнь. Но он представить себе не мог, что после этого начнётся волна массовых расстрелов ЗАЛОЖНИКОВ - то есть заведомо невиновных людей. Даже по официальным данным было расстреляно не менее 600 человек. «Самый человечный человек» требовал, чтобы заложников брали и расстреливали как можно больше. Такому размаху могли бы позавидовать нацистские зондеркоманды.
Из дневника поэтессы Зинаиды Гиппиус:
«Произошло, наконец, убийство Урицкого и одновременно ранение в шею и грудь Ленина. Урицкий умер на месте, Ленин выжил и сейчас поправляется. Большевики на это ответили тем, что арестовали 10 000 человек. Арестовывали под рядовку, не разбирая. С первого разу расстреляли 512, с официальным объявлением и списком имен. Затем расстреляли еще 500 без объявления. Не претендуют брать и расстреливать виноватых, нет, они так и говорят, что берут заложников, с тем, чтобы, убивая их косяками, устрашить количеством убиваемых. Объявили уже имена очередных пятисот, кого убьют вскоре. Нет ни одной буквально семьи, где бы не было схваченных, увезенных, совсем пропавших».
И покатилось кровавое колесо Красного террора. Уже 6 сентября, петроградские газеты публикуют сообщение ЧК за подписью Бокия и Иосилевича: расстреляно 512 контрреволюционеров и белогвардейцев. Тут же - список заложников, продолженный в трех следующих номерах газеты - 476 человек, очередь к смерти: если будет убит еще хоть один советский работник, заложников расстреляют.
“В эту эпоху мы должны быть террористами! - восклицал на заседании Петросовета Зиновьев. - Да здравствует красный террор!”
Долгие, несмолкающие аплодисменты всего зала, переходящие в овацию...
Тот же Зиновьев предложил позволить рабочим “расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице”. Но тут уж партактив воспротивился: ведь нас перещелкают в первую очередь! Управлять расправой, держать под контролем! Тогда и понеслись по всем районам “спецтройки” - для выявления контрреволюционных элементов.
Революция приняла людоедское, зверское обличье. Газеты призывают: “Не нужно ни судов, ни трибуналов. Пусть бушует месть рабочих, пусть льется кровь правых эсеров и белогвардейцев, уничтожайте врагов физически!” Кипят митинги. “Нет больше милости, нет пощады!” “Через трупы бойцов - вперед к коммунизму!” Движется отряд коммунаров, впереди - черное знамя с надписью: “Пуля в лоб тому, кто против революции!” И вот уж - настоящая живодерня - из письма рабочих в “Красной коммуне”: “Вас, жирных, за ваши преступления и саботаж надо бы препроводить на утилизационный завод и переварить на мыло, которым пользовались бы труженики, чтобы знать, что их кровь и пот, что вы из них высосали, не пропали даром”.
Так что убив кровавого упыря Урицкого, несчастный Каннегисер загубил не только себя. своих близких и друзей, но и тысячи неповинных людей. Но таких последствий ни один нормальный человек, выросший в цивилизованном государстве, каким была Российская империя, предвидеть просто не мог...
А теперь несколько слов о самом Каннегисере. Каким он был этот поэт, студент и ...террорист?
Биография
«Самый петербургский петербуржец» (по выражению поэта Г. Адамовича) Леонид Каннегисер родился 15 марта (по ст.ст.) 1896 года в семье состоятельного и известного инженера-механика Иоакима Самуиловича Каннегисера (или Канегиссера, 1860-1930), стоявшего во главе крупнейших в России Николаевских судостроительных верфей. Мать - Роза Львовна Сакер (1863-1946) - врач.
Иоаким Самуилович Каннегисер
Переселившись в Петербург, Каннегисер-отец, по сути дела, возглавил руководство металлургической отраслью страны, а его гостеприимный и роскошный дом в Сапёрном переулке стал литературным салоном, местом встреч административной элиты и столичных знаменитостей, здесь бывали Анна Ахматова, Георгий Адамович, Марк Алданов, Рюрик Ивнев, Михаил Кузмин, Надежда Тэффи, Владислав Ходасевич, и многие другие деятели Серебряного века русской культуры.
Уже проживая в Петербурге, вся семья каждое лето по традиции проводила на даче в Одессе. Леонид окончил частную гимназию Гуревича и в последний предвоенный год поступил на экономическое отделение Политехнического института. Юнкер Михайловского артиллерийского училища.
В ночь с 25 на 26 октября 1917 года вместе с другими юнкерами Каннегисер пошёл защищать Временное правительство.
Каннегисер, по собственному признанию, решил отомстить Урицкому за смерть своего друга, офицера В. Б. Перельцвейга, расстрелянного Петроградской ВЧК по делу о якобы контрреволюционном заговоре в Михайловском артиллерийском училище. Незадолго до выстрела Каннегисер звонил Урицкому и говорил с ним по телефону (подобно тому как Шарлотта Корде долго говорила с Маратом)...
О чем они могли толковать? Вероятно, Леонид просил за Перельцвейга, хотел его спасти, звонить после гибели друга было бы уже бесполезно и опасно. И, возможно, пригрозил местью. Но и это не все. Следователь Отто добавляет еще больше: что Каннегисер до убийства был на Гороховой, получил от Урицкого какой-то пропуск и просил не расстреливать Перельцвейга.
Следствие
“П р о т о к о л д о п р о с а
Леонида Акимовича Каннегисера, дворянина, еврея, 22 лет, проживающего по Саперному пер., № 10, кв. 5
Допрошенный в ЧК по борьбе с контрреволюцией комендантом гор. Петрограда В. Шатовым, показал:
Я, бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища, студент Политехнического института, 4-го курса, принимал участие в революционном движении с 1915 г., примыкая к народным социалистическим группам. Февраль-ская революция застигла меня в Петрограде, где я был студентом Политехникума. С первых дней революции я поступил в милицию Литейного района, где пробыл одну неделю. В июне 1917 г. я поступил добровольцем в Михайловское артучилище, где пробыл до его расформирования. В это время я состоял исполняющим обязанности председателя Союза юнкеров-социалистов Петроградского военного округа. Я примыкал в это время к партии, но отказываюсь сказать к какой, но активного участия в политической жизни не принимал.
Мысль об убийстве Урицкого возникла у меня только тогда, когда в печати появились сведения о массовых расстрелах, под которыми имелись подписи Урицкого и Иосилевича. Урицкого я знал в лицо. Узнав из газеты о часах приема Урицкого, я решил убить его и выбрал для этого дела день его приема в Комиссариате внутренних дел - пятницу, 30 августа.
Утром 30 августа, в 10 часов утра я отправился на Марсово поле, где взял на прокат велосипед и направился на нем на Дворцовую площадь, к помещению Комиссариата внутренних дел. В залог за велосипед я оставил 500 руб. Деньги эти я достал, продав кое-какие вещи. К Комиссариату внутренних дел я подъехал в 10.30 утра. Оставив велосипед снаружи, я вошел в подъезд и, присев на стул, стал дожидаться приезда Урицкого. Около 11 часов утра подъехал на автомобиле Урицкий. Пропустив его мимо себя, я поднялся со стула и произвел в него один выстрел, целясь в голову, из револьвера системы “Кольт” (револьвер этот находился у меня уже около 3 месяцев). Урицкий упал, а я выскочил на улицу, сел на велосипед и бросился через площадь на набережную Невы до Мошкова пер. и через переулок на Миллионную ул., где вбежал во двор дома № 17 и по черному ходу бросился в первую попавшуюся дверь. Ворвавшись в комнату, я схватил с вешалки пальто и, переодевшись в него, я выбежал на лестницу и стал отстреливаться от пытавшихся взять меня преследователей. В это время по лифту была подана шинель, которую я взял и, одев шинель поверх пальто, начал спускаться вниз, надеясь в шинели незаметно проскочить на улицу и скрыться. В коридоре у выхода я был схвачен, револьвер у меня отняли, после чего усадили в автомобиль и доставили на Гороховую, 2.
Протокол был мне прочитан. Запись признаю правильной.
30 августа 1918 г. Л. Каннегисер
Добавление: 1) что касается происхождения залога за велосипед, то предлагаю считать мое показание о нем уклончивым, 2) где и каким образом я приобрел револьвер, показать отказываюсь, 3) к какой партии я принадлежу, я назвать отказываюсь.
Л. Каннегисер”
И вот вечером 31 августа убийцу вызвали на допрос к самому Дзержинскому. Протокол вел все тот же Николай Антипов, следователей не пригласили. Этот документ уместился всего в несколько строк:
“П р о т о к о л д о п р о с а
Леонида Акимовича Каннегисера, еврея, дворянина, 22 лет
Допрошенный в ЧК по борьбе с контрреволюцией Председателем Всероссийской комиссии тов. Дзержинским показал:
На вопрос о принадлежности к партии заявляю, что ответить прямо на вопрос из принципиальных соображений отказываюсь. Убийство Урицкого совершил не по постановлению партии, к которой я принадлежу, а по личному побуждению. После Октябрьского переворота я был все время без работы и средства на существование получал от отца.
Дать более точные показания отказываюсь.
Леонид Каннегисер”
Чекисты составили схемы родственных связей и связей между лицами, привлекаемыми по делу, списки фамилий и адресов, разобрали груду писем, документов и записок, пронумеровав их по степени важности, и, в конце концов, запутались… “Арестованных по делу было много, - писали они потом в своем докладе, - ибо, помимо следователей, ведущих дело, арестовывали чины Президиума ЧК, так что первые двое-трое суток трудно было установить, кто причастен к делу, ибо их переписка не была хорошо усвоена, то есть приносилась все новая переписка, которую надо было сопоставить с имеющейся, и извлекать оттуда новый материал, ибо ни малейшего намека на связь с делом из переписки еще не нашли, что надо было дополнить допросами”.
Даже по одному тону этого сумбурного доклада ясно, что следствие совершенно захлебнулось в той человеческой лавине, которую сами же чекисты и обрушили на себя, - сводный список “лиц, проходящих по связям убийцы Каннегисера” насчитывает 467 человек!
Загребли, по существу, все окружение семьи, родственное, дружеское, культурное, служебное и бытовое, всю контору отца, всю телефонную книжку Леонида. Даже его восьмидесятилетнюю бабушку Розалию Эдуардовну сочли опасным элементом и упекли за решетку!
Достаточно было найти адрес мебельного магазина, чтобы схватить и его клиентов, вовсе не подозревавших о существовании Каннегисеров. В ордерах на арест обычно называлась фамилия и делалась приписка: “Арестовать всех взрослых”. Вероятно, никогда еще на Петроград не набрасывалась такая частая карательная сеть.
В октябре (точная дата неизвестна) был расстрелян и сам Каннегисер. С кем вышел на расстрел Леонид Каннегисер? Или его казнили персонально, отдельно от всех? Остается только гадать.
Известна история видного священника отца Алексия (протоирей Алексей Андреевич Ставровский), старца 84 лет, благочинного всех морских церквей. Он был арестован как заложник и тоже в конце сентября переведен в Кронштадтскую тюрьму. Однажды заключенных вывели, построили в ряды и объявили: за убийство товарища Урицкого каждый десятый из вас будет расстрелян! Отец Алексий оказался девятым, десятым стоял совсем молодой священник. И старец поменялся с ним местом.
Мельгунов приводит еще одно сообщение: примерно в те же дни были потоплены в Финском заливе две барки, наполненные офицерами, трупы их потом выбрасывало на берег, многие были связаны по двое и по трое колючей проволокой...
В ходе расследования были привлечены к дознанию и арестованы многие лица из дружеского окружения Л. И. Каннегисера, например, Юрий Юркун.
Родители Каннегисера после допросов были отпущены за рубеж, умерли в Варшаве. Сестра Елизавета была депортирована из Ниццы в 1942 году и погибла в Освенциме. Спаслась от красных палачей, но погибла от рук коричневых. Хотя велика ли разница?
Елизавета Каннегисер
Поэзия
Начинающий поэт Каннегисер входил в окружение М. А. Кузмина. Был одним из участников группы молодых петроградских поэтов (Рюрик Ивнев, В.С. Чернявский, К.Ю. Ляндау, М.А. Струве и др.), с которыми близко сошёлся Есенин в марте-апреле 1915 г.
В доме Каннегисеров тогда бывал весь литературный Петербург. Часто мелькают имена литераторов и в следственных папках - Тэффи, Ходасевич, Г. Адамович, М. Алданов, К. Ляндау, Е.А. Нагродская, Р. Ивнев, К. Липскеров, К. Бальмонт, но все как “лица, проходящие по связям убийцы”.
Между тем эти люди знали не убийцу, а поэта Каннегисера. Он еще не успел раскрыться полностью, но был поэтом настоящим и обещал многое. Георгий Адамович отмечал странную двойственность натуры своего друга, “самого петербургского петербуржца”, как он его называл. Будучи изысканным эстетом и денди, пребывая в самой гуще литературной богемы, он не сливался с ней, оставался в этом фарсовом карнавале, театре масок внутренне серьезным. Казалось, судьба уготовила ему какую-то особую роль, и это роковое предназначение, несмотря на юность и артистичность натуры, все более проглядывало в его облике трагической складкой.
Однажды, прощаясь с Адамовичем, он сказал:
- Знаете, в сущности, вы декоратор. Только декоратор. Это ведь только пелена. И все стихи вообще: надо сквозь это, за это. А так что же! Des roses sur le neant. Только и всего…
Не сразу разгадала его Марина Цветаева:
“После Лени осталась книжечка стихов - таких простых, что у меня сердце сжалось: как я ничего не поняла в этом эстете, как этой внешности - поверила…”
Каким же она его увидела? “Леня для меня слишком хрупок, нежен… Старинный томик “Медного Всадника” держит в руке - как цветок, слегка отстранив руку - саму, как цветок. Что можно сделать такими руками?”
Знала бы она, на что эта рука способна! “Лицо историческое и даже роковое” - поймет она потом. Но тогда, какие стихи тогда писал! “Сердце, бремени не надо! / Легким будь в земном пути. / Ранней ласточкой из сада / В небо синее лети”.
Цветаева:
“Сидели и читали стихи. Последние стихи на последних шкурах у последних каминов… Одни душу продают - за розовые щеки, другие душу отдают - за небесные звуки.
И - все заплатили. Сережа и Леня - жизнью, Гумилев - жизнью, Есенин - жизнью, Кузмин, Ахматова, я - пожизненным заключением в себе, в этой крепости - вернее Петропавловской”.
В стихах Каннегисера - мотивы религиозности и экстатической жертвенности (таково самое знаменитое - «Смотр», посвящённое надеждам лета 1917 года на демократические предзнаменования, «войну до победного конца»):
Тогда у блаженного входа,
В предсмертном и радостном сне
Я вспомню - Россия. Свобода.
Керенский на белом коне.
Эти строки цитируют Есенин в вариантах «Анны Снегиной», Георгий Иванов, многие мемуаристы. Удачные картины религиозно окрашенного пейзажа («Снежная церковь», 1918). Стихи Каннегисера посмертно опубликованы его отцом вместе с воспоминаниями о поэте (Париж, 1928).
Каннегисер и Есенин
Летом 1915 года Каннегисер гостил у Есенина в рязанском селе Константинове (см. письмо Есенина В. С. Чернявскому от июня-июля 1915 г.).
«Леня. Есенин. Неразрывные, неразливные друзья. В их лице, в столь разительно-разных лицах их сошлись, слились две расы, два класса, два мира. Сошлись - через все и вся - поэты».
Это - Марина Цветаева, ее память о «нездешнем вечере», параде поэтов в начале января 1916-го в доме Каннегисеров, где читали стихи она, Есенин, Осип Мандельштам, Михаил Кузмин…
Есенин упоминается в одном из стихотворений Каннегисера цикла «Ярославль» (июнь 1916 г.):
«С светлым другом, с милым братом Волгу в лодке переплыть».
Каннегисер, по всей вероятности, является адресатом стихотворения Есенина «Весна на радость не похожа…» 1916 г. («Мы поклялись, что будем двое. И не расстанемся нигде»).
В момент убийства Урицкого и последующих арестов среди знакомых Каннегисера Есенина в Петрограде не было, в следственном деле Л. И. Каннегисера имя Есенина не упоминается. Есенин чудом избежал ареста - только потому, что оказался в Москве. В деле есть клочок бумаги с адресом, записанным рукой Есенина, адрес этот старательные следователи перенесли в сводный список и потом поместили среди других бумаг в специальный пакет, “за невозможностью подшить”: “Есенин С. А. Кузьминское почтовое отделение, село Константиново Ряз. губ.”; а на обороте - московский адрес: “Сытинский тупик”.
По свидетельству М. А. Алданова, в Париже имелся дневник Л. И. Каннегисера (май 1914 - начало 1918 г.), где могли быть записи о Есенине (см. сб. «Леонид Каннегисер. 1918-1928», Париж, 1928, с. 9).
В дни красного террора повсеместно проводится кампания переименований. Делать им было больше нечего - в нищей, голодной, истекающей кровью стране! Имя Урицкого получат сотни поселков, районов и улиц, фабрик и пароходов, рудников и фортов. Дворцовую площадь и Таврический дворец в Петрограде отныне надлежит называть площадью Урицкого и дворцом Урицкого. А в Харьковской губернии появится Первый государственный мыловаренный завод имени Урицкого (“Вас, жирных, надо бы… переварить на мыло”)!
По данным справочников на 2013 год, имя Урицкого носили 665 площадей, улиц и переулков в городах и сёлах России. А с какой стати фамилией Моисея Соломоновича до сих пор называются улицы в русских городах, не имевших отношения к этому кровавому чекисту?
Зловещая ирония судьбы: улицу Есенина в Рязани пересекает улица... Урицкого! Хотя кровавый карлик никогда в Рязани не бывал, и к нашему городу никакого отношения не имел. Бедный Есенин! Вряд ли он мог представить, что в его честь назовут улицу, пересекающуюся с улицей, названной именем чекиста-убийцы, которого во имя справедливости ликвидировал его друг Каннегисер...
Ни улицы, ни памятника, ни мемориальной доски в честь Леонида Каннегисера в Рязани нет, несмотря на то, что он бывал в наших краях и дружил с нашим земляком Есениным...
Из стихов Каннегисера:
НЕЖНАЯ ЦЕРКОВЬ
Зима и зодчий строили так дружно,
Что не поймёшь, где снег и где стена,
И скромно облачилась ризой вьюжной
Господня церковь - бедная жена.
И спит она средь белого погоста,
Блестит стекло бесхитростной слюдой,
И даже золото на ней так просто,
Как нитка бус на бабе молодой.
Запела медь, и немота и нега
Вдруг отряхнули набожный свой сон,
И кажется, что это - голос снега,
Растаявшего в колокольный звон.
