БумДо 47.
Прогресс
- И тогда после революции, - вдохновляется Альберта, которая с индульгенцией в кармане, прикрывшись авторитетом папы, уже видит себя реформатором общества, - начнется прогресс! Все изменится к лучшему!
- Может, да, а может, и нет. Во всяком случае, попытаться надо.
- А если не станет лучше, зачем тогда вообще революция?
- Но ты же не можешь быть заранее совершенно уверена, что будет лучше.
- Значит, это риск, - говорит Альберта, поостыв.
- Риск есть всегда.
- Как это всегда?
- И когда пишешь книги или растишь детей. Вот ты не щадишь себя, корпишь над книгами, жертвуешь собой ради детей, а стоит ли вообще все это делать, когда у тебя нет уверенности, напишешь ли ты что-нибудь путное и будут ли счастливы твои дети…
- Да, но когда революция, тут ты не щадишь уже других, - замечает Альберта довольно кстати.
- Пожалуй. - (“Пожалуй”, “возможно”, “иногда”, “в какой-то степени” - мне кажется, эти слова я чаще всего произношу в разговорах с моими детьми. Что это: похвальное стремление к объективности или опасная неуверенность в себе?)
- Да, вспомни-ка Людовика XVI или царя Александра, - подключается Венсан, который любит щегольнуть своими познаниями.
- Мне кажется, революционеры считали, что стоит пожертвовать несколькими людьми ради счастья всех.
- Но раз нет уверенности…
- В том-то и риск.
- Ты революционерка, мама?
- Не знаю. Не думаю.
- Почему?
- Может, мне не хватает смелости. Или оптимизма.
- Христос сказал: если тебя бьют по одной щеке… - бормочет Венсан.
- Да, но ведь он не сказал: если бьют по щеке других, промолчите и отойдите в сторону.
- Я вот все думаю, можно ли быть одновременно христианином и революционером? - заключает Венсан.
- Многие об этом думают.
- А папе они не пишут? - Альберта все еще держится за свою индульгенцию.
- Не может же папа все решать за нас.
- Тогда я не понимаю, зачем он вообще нужен, - бросает недовольная Альберта.
Ф. Малле-Жорис "Бумажный домик"/
- И тогда после революции, - вдохновляется Альберта, которая с индульгенцией в кармане, прикрывшись авторитетом папы, уже видит себя реформатором общества, - начнется прогресс! Все изменится к лучшему!
- Может, да, а может, и нет. Во всяком случае, попытаться надо.
- А если не станет лучше, зачем тогда вообще революция?
- Но ты же не можешь быть заранее совершенно уверена, что будет лучше.
- Значит, это риск, - говорит Альберта, поостыв.
- Риск есть всегда.
- Как это всегда?
- И когда пишешь книги или растишь детей. Вот ты не щадишь себя, корпишь над книгами, жертвуешь собой ради детей, а стоит ли вообще все это делать, когда у тебя нет уверенности, напишешь ли ты что-нибудь путное и будут ли счастливы твои дети…
- Да, но когда революция, тут ты не щадишь уже других, - замечает Альберта довольно кстати.
- Пожалуй. - (“Пожалуй”, “возможно”, “иногда”, “в какой-то степени” - мне кажется, эти слова я чаще всего произношу в разговорах с моими детьми. Что это: похвальное стремление к объективности или опасная неуверенность в себе?)
- Да, вспомни-ка Людовика XVI или царя Александра, - подключается Венсан, который любит щегольнуть своими познаниями.
- Мне кажется, революционеры считали, что стоит пожертвовать несколькими людьми ради счастья всех.
- Но раз нет уверенности…
- В том-то и риск.
- Ты революционерка, мама?
- Не знаю. Не думаю.
- Почему?
- Может, мне не хватает смелости. Или оптимизма.
- Христос сказал: если тебя бьют по одной щеке… - бормочет Венсан.
- Да, но ведь он не сказал: если бьют по щеке других, промолчите и отойдите в сторону.
- Я вот все думаю, можно ли быть одновременно христианином и революционером? - заключает Венсан.
- Многие об этом думают.
- А папе они не пишут? - Альберта все еще держится за свою индульгенцию.
- Не может же папа все решать за нас.
- Тогда я не понимаю, зачем он вообще нужен, - бросает недовольная Альберта.
Ф. Малле-Жорис "Бумажный домик"/